Суер - Юрий Коваль

- Позвольте догадаться, сэр, - сказал лоцман Кацман. - Это - одноногий призрак. Мы подхватили его на отдаленных островах вместе с хей-морроем.

- Давно пора пересчитать подошвы, - проворчал старпом. - Похоже, у кого-то из матросов нога раздваивается.

- Эх, Пахомыч-Пахомыч, - засмеялся капитан, - раздваиваются только личности.

- Но извините, сэр, - заметил я, - бывают на свете такие - блуждающие подошвы. Возможно, это одна из них.

- Подошвы обычно блуждают парами, - встрял лоцман, - левая и правая, а эта вообще не поймешь какая. Что-то среднее и прямое.

- Возможно, она совмещает в себе левизну и правоту одновременно, сказал я, - так бывает в среде подошв.

- Не знаю, зачем нам на "Лавре" блуждающая подошва, - сказал Пахомыч. К тому же она ничего не делает по хозяйству. Только зорю и выбивает. Найду, нащекочу как следует и за борт выброшу.

- Попрошу ее не трогать, - сказал капитан. - Не так уж много на свете блуждающих подошв, которые охотно выбивают зорю. Если ей хочется - пускай выбивает.

По мудрому призыву капитана мы не трогали нашу блуждающую подошву и только слушали по утрам, как она выбивает зорю.

Чем она занималась в другое время суток, мне совершенно не известно, наверно, спала где-нибудь в клотике.

Боцман однажды наткнулся на спящую блуждающую подошву, схватил ее и дал подошвой по уху зазевавшемуся матросу Веслоухову.

Но потом аккуратно положил ее обратно в клотик.

Глава XXXII Остров голых женщин

Никаких женщин мы не смогли различить поначалу даже в самую сильную телескопическую трубу. Да и то сказать: у трубы топталось столько матросов, что окуляры отпотевали.

Наконец на песчаный бережок вышли две дамы в резиновых сапогах, кашпо и телогрейках. Они имели золотые на носу пенснэ.

Заприметив нашего "Лавра", дамы принялись раздеваться.

Мы крепились у телескопа, как вдруг боцман Чугайло содрал с головы фуражку, шмякнул ею об палубу и прямо с борта кинулся в океан.

Ввинчиваясь в воду, как мохнатый шуруп, он с рычаньем поплыл к острову.

Мы быстро сплели из корабельного каната лассо, метнули и вытащили боцмана обратно на "Лавра".

Тут неожиданно напрягся матрос Вампиров. Сжал губы, побледнел и вывалился за борт.

Мы мигом метнули лассо, но в момент покрытия Вампиров предательски нырнул, и лассо вернулось на борт пустым, как ведро.

Тщательно прячась за волнами, Вампиров приближался к женщинам. Мы метали и метали лассо, но находчивый матрос всякий раз нырял, и наш адский аркан приносил лишь медуз и электрических скатов. Правда, на семьдесят четвертом броске притащил он и тарелочку горячих щей с профитролями.

Выскочив на песок, Вампиров, простирая длани, бросился к голым женщинам. В этот момент наше зверское лассо ухватило все-таки за ногу находчивого матроса, проволокло по песку и задним ходом втащило обратно на корабль.

И вдруг на берегу рядом с женщинами объявились два подозрительных типа. Ими оказались мичман Хренов и механик Семенов.

Втайне от нас дружки спрыгнули в океан с другого борта и, не дыша, проплыли к острову под водой. Не говоря лишнего слова, они увлекли хохочущих женщин в заросли карбонария и челесты.

Мы как следует навострили лассо и метнули его в эти заросли, надеясь, что оно само найдет себе пищу.

И оно нашло.

Притащило на борт два золотых пенснэ.

Как два тонколапых краба, пенснэ забегали по палубе, корябались и бренчали, пока матросы не засунули их в банку с водой.

Им насыпали в банку хлебных крошек, и пенснэ успокоились. Они плавали в банке, поклевывая крошки.

Из зарослей же карбонария слышался неуемный хохот. Это сильно раздражало нас, и мы снова метнули лассо. На этот раз петля притащила что-то плотное.

Какой-то бочонок, оснащенный десятком пробок, обмотанных проволокой, как на бутылках шампанского, хлопал себя по животу крылышками, подпрыгивал на палубе, и внутри у него что-то булькало.

- Что за бочонок? - сказал старпом. - Что в нем? Не понимаю.

- Э, да что вы, Пахомыч, - улыбнулся капитан. - Совершенно очевидно, это - неуемный хохот. Вы слышите? В зарослях все стихло.

- Ихний неуемный хохот? - удивлялся старпом. - В виде бочонка?

- Совершенно очевидно.

- Отчего же мы не хохочем?

- Это же чужой неуемный хохот. К тому же и пробки закупорены. Не вздумайте их открывать, а то мы с ног до головы будем в хохоте. Он такой шипучий, что лучше с ним не связываться. Отпустите, отпустите его на волю, не мучьте.

И мы отпустили крылатый бочонок.

Он пролепетал что-то крыльями, подскочил и барражирующим полетом понесся к острову. Долетев до кустов карбонария, он сам из себя вышиб все пробки, хлынула пена, и взрыв хохота потряс окрестность.

- Уберите к чертовой матери наше лассо, - сказал капитан. - Старпом, спускайте шлюпку.

Глава XXXIII Блеск пощечин

Прихватив с собою на остров богатые дары: перец, лакрицу, бефстроганов, - мы погрузились в шлюпку.

Надо сказать, что никто из нас не выказывал признаков сугубого волнения или беспокойства. Немало понаоткрывали мы островов, и остров каких-то там голых женщин нас не смущал и не напугивал. Легкое возбуждение, которое всегда испытываешь в ожидании неведомого, подхлестывало нас, как попутный ветерок.

- Как прикажете, сэр? - спрашивал Пахомыч капитана. - Отобрать голых женщин у мичмана с механиком?

- Да не стоит, - отвечал благодушный капитан. - Пусть отдыхают от тяжелых матросских служб.

- Надо отнять! - возмущался лоцман.

- Успокойтесь, Кацман! Неужто вы думаете, что на этом острове всего две голых женщины? Поверьте, найдется и для нас что-нибудь.

- Первую - мне, - неожиданно потребовал лоцман. - Это, в конце концов, я провел "Лавра" к острову.

- Пожалуйста, пожалуйста, - согласился капитан, - не будем спорить. Берите первую.

- И возьму, - настаивал лоцман. - Я давно уже мечтаю о счастливом душесложении.

Так, дружески беседуя, мы обошли заросли карбонария, откуда слышались крики:

- Ну, Хренов! Ты - не прав!

За карбонарием располагалась пестрая лагуна.

Там по песку разбросаны были маленькие ручные зеркала. Они блестели на солнце и пускали в разные стороны пронзительные зайцы.

На краю лагуны лежала голая женщина.

- Вот она! - закричал лоцман. - Моя, сэр, моя! Мы так договаривались.

Лоцман подбежал к женщине и не долго думая схватил ее за колено.

- Моя голая женщина, моя, - дрожал он, поглаживая колено.

Дремавшая до этого женщина приоткрыла очи.

- Это еще кто такое? - спросила она, разглядывая лоцмана.

- Это я - лоцман Кацман.

- Попрошу без хамства, - сказала женщина. - Ты кто такой?

- Я же говорю: лоцман Кацман.

Тут женщина приподнялась, подкрасила губы и, вздрогнув грудью, закатила лоцману пощечину.

- Я предупреждала, - сказала она. - Перестань сквернословить. Ты кто такой?

Лоцман внутренне сжался.

- Я тот, - прошептал он, - ...

- Который?

- Ну тот... кто призван насладиться твоим роскошным телом. Женщина кокетливо хихикнула.

- А я-то думала, - посмеивалась она, - а я-то думала...

- Что ты думала, радость моя?

- А я думала, что ты - лоцман Кацман.

- Наконец-то, - вздохнул лоцман. - Конечно, я и есть лоцман Кацман.

Женщина нахмурилась.

- Не сквернословь! - сказала она и снова закатила лоцману пощечину.

- Как-то неловко наблюдать их наслаждение, кэп, - заметил я. - Кто знает, как далеко они зайдут.

- Оставим их, - согласился капитан, и мы двинулись по краю лагуны, направляясь к дюнам.

Шагов через двадцать мы обнаружили новую голую женщину. Она мыла бутылки в океанском прибое.

- Ну? - спросил капитан. - А эту кому?

- Только не мне, - заметил я. - Мы сюда наслаждаться приехали, а не посуду сдавать.

- Когда же это бутылки мешали наслаждениям? - резонно спросила дама, игриво полуобернувшись к нам.

Этот ее внезапный полуоборот, океанская пена и блики портвейна на розовой коже внезапно пронзили меня, и я потянул уже руку, как вдруг старпом сказал:

- А мне эта баба так что вполне подходит. Милая, хозяйственная. Перемоем бутылки и сдавать понесем. А есть ли у вас, баба, хоть какие приемные пункты?

- Полно, - отвечала голая женщина, обнимая старпома, - да только сейчас все за тарой поехали.

- А почем бутылки идут? - спрашивал Пахомыч, впиваясь в ее уста.

- А по-разному, - отвечала она, обвивая плечи старшего помощника. Четвертинки - по десять, водочные - по двадцать, а от шампанского не принимают, гады!

- Э-хэ, - вздохнул капитан, - как тяжело даются эти путешествия, забываешь порой не только обо всем святом, но и о простом будничном, человеческом. Ну ладно, следующая женщина - твоя.

- Я готов уступить, сэр, - отвечал я. - Это ведь не очередь за билетами в Нальчик.

- Нет-нет, - улыбался Суер, - капитан сходит на берег последним. Даже на берег страсти. Так что следующая - твоя.

Я неожиданно разволновался.

Дело в том, что я опасался какого-нибудь монстра с шестью грудями или чего-нибудь в этом роде. А чего-нибудь в таком роде вполне могло появиться в этом благословенном краю.