Лик избавителя - Наталия Ломовская

– Да, – отвечал он и гладил ее по голове как ребенка. – У меня свои крысы. Они хотят мне зла, они угрожают мне и моим близким, они убьют меня, если смогут…

Невидимые слуги приносили им и фрукты, и медово пахнущий кальян, но от кальяна Люся со смехом отказалась.

Она сидела у него на коленях, ела какую-то белую, очень сладкую пасту и перепачкала пальцы. И он облизал ее пальцы, и это было незнакомо, щекотно, очень приятно и немного стыдно.

Он целовал ее, и она отвечала на его поцелуи. Сухими и горячими были их губы, словно жар, сжигавший их изнутри, грозил вот-вот прорваться наружу. И был миг, когда у них стало одно на двоих дыхание и одна на двоих душа. И был миг, когда она, изнывая от муки любви, запрокинула голову и увидела перед собой окно, а в окне, в бездонной тьме – крупные, незнакомые звезды, мириады светил, составленные в узор созвездий, и впервые ей удалось уяснить в созвездиях смысл и строй… Но тоже – только на миг. Только на мгновение приходит космический порядок в хаос и бессмысленность человеческого бытия, только в секунду зачатия вечное торжествует над бренным…

А утро подкралось к ним как враг.

– Ты… останешься? Я выстрою для тебя дом, только не здесь. В другой стране, на пустынном берегу океана, – он сделал движение рукой, словно очерчивая силуэт будущего дома, и Люся внутренне переняла это движение, почувствовала его ложь и его правду. – Я выстроил бы для тебя дом из белого камня. И чтобы вокруг – никого…

– Мы будем там вместе?

– Прости. Я не могу. У меня… Я…

– Жена? И дети?

– Да. И еще долг перед моей страной. У нас мужчины умирают за это.

Она кивнула, смирившись. Дом из белого камня, дом на берегу океана, на пустынном берегу не был для нее чем-то реальным. Это была горизонталь, а она всегда жила по вертикали – в вертикальном городе, тянущемся к небу, в вертикальной профессии, где то, что не является взлетом, считается падением…

Нестерпимо яркий, красный, как апельсин, солнечный диск выкатился на небо. Вдруг Люся поняла, что она находится в огромном доме, где, помимо этой комнаты (прохладный каменный пол, окно во всю стену, коллекция оружия на стене), есть еще много комнат и, вероятно, много людей. Слышались, правда, едва-едва чьи-то отдаленные голоса, звуки шагов, заливисто звонили телефоны – не меньше пяти, честное слово! В дверь кто-то осторожно постучал, Кабус отошел и вернулся с подносом. Но Люся едва отхлебнула огненный, крепкий кофе и отлучилась в ванную. Там Люся быстро приняла душ, скрутила узлом на затылке волосы, с удивлением заглянула в зеркало, словно видела себя впервые. Разве ей принадлежали эти глаза в пол-лица, до краев налитые сиреневым светом, яркие без помады губы и хрупкая, как ножка цветка, шея с глубокой подвздошной ямкой?

– Позволь, я сделаю тебе подарок, – сказал Кабус, когда она, уже затянутая в латы одежды, вышла из ванной. – Он будет залогом нашей будущей встречи. Возьми. Оно принадлежало моей матери.

Это было ожерелье из бирюзы старинной работы. Люся провела пальцем по синим камням, по золотым звенышкам.

– Такое красивое… Прости, я не могу его взять. Оно принадлежало твоей матери, оно должно остаться твоей жене, твоим дочерям.

– У них довольно украшений.

– Все равно. Мне будет казаться, что я ношу чужое. Что я его украла.

– Тогда возьми вот это кольцо. Оно принадлежит только мне.

На простом перстне из белого металла была выгравирована стилизованная роза.

– Что это значит?

– Я окончил колледж Розы в Швейцарии. Вместе с дипломом мне вручили это кольцо. Я всегда носил его.

Но кольцо оказалось безнадежно велико Люсе, и тогда она сняла с шеи цепочку, продела ее через толстый ободок кольца и снова застегнула у себя на шее.

– Я буду носить его всегда. А теперь мне пора. Мои товарищи, наверное, уже волнуются.

Она видела – ему пора вернуться к своей жизни, к своим делам.

До гостиницы, роскошной гостиницы Шах-Аббас, построенной в старинном стиле, ее довез шофер. По дороге она нет-нет да и ловила в зеркале его пристальный взгляд, но предпочитала не задумываться о значении этого взгляда…

А в гостинице было не то чтобы волнение, а самая настоящая паника с заламыванием рук.

– Ты где была? Ты что творишь?

Но Люся только слабо улыбнулась.

– Можно, я побуду пока одна?

Ее оставили в покое, решили не затевать истории. Вернулась, и на том спасибо. Теперь лучше, чтобы все было шито-крыто, чтобы все было как прежде…

Но Люся стать прежней уже не могла. Любовь, пронесшаяся через ее упорядоченную раз и навсегда жизнь, все изменила, словно с привычных вещей и явлений был сорван серый, пыльный покров.

Прошла зима, а к весне Людмила Ковалева была уже признанной балетной звездой, примой, небожительницей. О ней говорили. Ей подражали. Критики заговорили о новой балетной манере. Подражали Ковалевой не только на сцене, но и в жизни – оказалось, у нее есть свой собственный стиль, неповторимая изюминка. Питерские модницы стали носить длинные узкие юбки, на плечах – широкие шарфы, «как Ковалева», и делать «ковалевские» прически. Косой пробор, гладко уложенные волосы, низко на затылке – шиньон. Дотошная публика разглядела и мужской перстень, который Люся носила на шее, на цепочке. Поклонницы признали такое украшение очень оригинальным и загадочным и все, как одна, стали носить такие же. Кто отбирал перстенек у дорогого существа, одинокие же тайком от всех покупали мужские печатки в магазине, причем чем больше размер колечка, тем лучше, иная целый обруч вывешивала поверх джемперочка и страшно собой гордилась.

У Люси брали интервью. Ее наконец-то пригласили сниматься в кино – в фильме-балете «Золушка», потом в «Моей прекрасной леди» по Шоу. «Леди» снимали в Москве. Люся жила в гостинице, там-то ее и застукала корреспондентка из женского журнала. У небалованных советских женщин было, как известно, всего два журнала, один сельскохозяйственной, другой – урбанистической направленности. Оба печатали примерно одни и те же рецепты, вышивки и советы – мол, простокваша полезна для цвета лица, начесы портят волосы, женщина – друг человека. Корреспондентка сначала позвонила, договорилась о встрече, чем повергла Люсю в некоторое смятение.

– Расскажете о себе, о своей жизни, дадите нашим читательницам пару советов. Как ухаживать за собой, как обрести свой стиль, вообще поделитесь.

Люся хотела отказаться, но только вздохнула обреченно и согласилась «делиться».

На интервью она опоздала. К тому же ее задержал чудаковатый поклонник, подстерегавший ее в холле гостиницы. Это был высокий мужчина с военной выправкой. В руках он держал огромный букет белых лилий.

– Белые лилии для белой королевы, – сказал он, склонившись перед Люсей.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Почему я – белая королева?

Праздный вопрос. Он мог бы назвать ее ангелом, например, богиней, лебедушкой…

– Поверьте мне, – сказал поклонник загадочно. – Вы – самая настоящая белая королева!

«Странный какой, – думала Люся, поднимаясь в лифте. – Смотрел на меня так… Будто знает обо мне что-то, чего не знаю я сама».

Корреспондентка уже просочилась в номер. Она оказалась гранд-дамой, похожей на завуча – дородная, в костюме из дорогой ткани, с залитой лаком парикмахерской укладкой. В ушах у нее горели крупные бриллианты.

– Ах, какой чудный букет! И вы… Вы такая элегантная! – с неприкрытой завистью отметила дама, оглядывая Люсю с головы до ног. – Славный у вас свитерок. Польский трикотаж?

– Это мне мама связала.

– Прекрасно! – восхитилась корреспондентка и зачирикала ручкой в блокноте. Блокнот был роскошный, синий с золотом, по переплету шла витиеватая надпись: «Всесоюзная конференция журналистов». Люсе блокнот понравился. – Юбочку тоже дома сварганили?

– Нет, это я в Париже купила, – Люся с гордостью расправила подол узкой серой юбки. – Видите, покрой совсем простой, но очень хорошие лекала, поэтому сидит замечательно.

Но дама смотрела неодобрительно.

– Она стоила всего пятнадцать франков, – оправдывалась Люся. – Распродажа была.

– Это сколько ж на наши деньги? – процедила журналистка, но тут же милостиво сменила тему: – Туфельки такие где брали?

Туфельки из серой замши Люся брала в ЦУМе, о чем с радостью и поведала. На этом, к счастью, материальная часть интервью закончилась и пришел черед иных, высоких материй. Поговорили о трудностях и радостях профессии, о гордости за великую страну. Коснулись и личного – мол, балерина Ковалева не замужем. Еще не встретила того единственного, с кем готова идти по жизни рука об руку.

– Но надеетесь встретить? – с намеком спросила корреспондентка.

– Да если и не встречу, ничего страшного! – отмахнулась Люся. Ей казалось, она нашла правильный ответ. – Бывает ведь так, что человек целиком посвящает себя профессии!