Призрачный маяк - Камилла Лэкберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как я сказала, полиция не хотела спекулировать на этот счет, но они пообещали держать нас в курсе.
— Как это скажется на проекте? — спросил Уно, дергая себя за ус, как он всегда делал, когда волновался.
— Никак. Я отвечаю за свои слова. Матте почти не занимался проектом «Бадис». Он все предоставил нам. Поэтому мы будем действовать согласно плану, и я сам буду заниматься финансами, пока мы не найдем замену Матсу.
— Как вы можете говорить о замене в такой момент? — всхлипнула Гунилла.
— Успокойся, Гунилла. — Эрлинг не знал, как ее успокоить, тем более что ситуация была не из приятных. — Мы несем ответственность за коммуну, за жителей, за всех, кто вложил свою душу в этот проект, который принесет пользу всем вокруг. — Эрлинг сделал паузу, пораженный своей собственной находчивостью. — То, что случилось с Матсом, — трагедия. Он не должен был уходить так рано. Но жизнь на этом не остановилась. Шоу продолжается, как говорят в Голливуде.
В зале повисла тишина. Последняя фраза показалась Эрлингу особенно удачной. И он решил ее повторить. Выпрямив спину и выпятив грудь, с сильным богусленским акцентом произнес:
— Шоу продолжается, народ. Шоу продолжается.
Они сидели с опущенными головами друг напротив друга за столом в кухне. В таком положении они пребывали с тех пор, как любезные полицейские отвезли их домой. Гуннар хотел вести сам, но они настояли. Машина осталась на парковке у дома Матте, и придется идти за ней пешком. Но тогда по дороге можно заглянуть…
У Гуннара перехватило дыхание. Как он мог так быстро забыть — как он вообще мог забыть, хоть на мгновение забыть, — что Матте мертв? Они же сами видели его там в коридоре на ковре, сплетенном Сигне в то время, когда она увлекалась плетением. Он лежал на животе, а в затылке у него зияла рана. Как Гуннар мог об этом забыть?
— Поставить чайник? — нарушил тяготившую его тишину Гуннар; в кухне слышался только стук его собственного сердца, и он готов был на все, лишь бы не слышать этот стук, напоминавший ему, что он жив, в то время как его сын мертв.
— Я налью тебе тоже, — добавил он, так и не дождавшись ответа от Сигне. Она по-прежнему находилась под воздействием успокоительного. Сидела совсем тихо, сцепив руки, и смотрела перед собой невидящим взглядом.
Гуннар действовал на автомате: вставил фильтр, налил воды в кофеварку, открыл банку с кофе, отмерил сколько нужно, нажал на кнопку. Кофеварка тут же зашипела и забурлила.
— Хочешь что-нибудь к кофе? Кусочек сахарного пирога?
Его голос звучал удивительно спокойно. Гуннар достал из холодильника вчерашний пирог, испеченный Сигне, осторожно развернул пластик, положил на доску и отрезал два кусочка. Разложив по тарелочкам, одну поставил перед Сигне, а другую — перед собой. Она не отреагировала, но Гуннар решил не обращать на это внимания. Звон тарелок и шипение кофеварки заглушали стук сердца — хотя бы ненадолго, — и это успокаивало. Когда кофе был готов, Гуннар потянулся за чашками и налил обоим. С каждым годом привычки становились все сильнее, и у них даже были любимые чашки. Сигне всегда пила из хрупкой фарфоровой чашечки с розочками вокруг канта, а сам он предпочитал грубоватую керамическую кружку, приобретенную на автобусной экскурсии в Грэнну. Гуннар пил свой кофе черным с одним кусочком сахара, Сигне — с молоком и двумя кусочками сахара.
— Держи, — сказал он, ставя перед женой чашку.
Сигне не шевельнулась. Нервничая, Гуннар сделал слишком большой глоток, и горячий кофе обжег ему горло. Он закашлялся. Потом попробовал пирог, но кусок застрял в горле и все рос и рос, превращаясь в один огромный комок из теста и сахара. Гуннар начал задыхаться. Он бросился в туалет, чтобы выплюнуть этот комок, становившийся все больше и больше. Рухнул на колени перед унитазом, наклонил голову — и его стошнило. Он видел, как кофе и крошки от пирога исчезают в зеленой от чистящего средства воде: Сигне настаивала на том, чтобы в туалете всегда была чистота. Опустошив желудок, он снова явно уловил стук сердца. Тук, тук, тук… Гуннара снова стошнило.
Сигне к кофе так и не притронулась.
Обследовать квартиру Матса Сверина они закончили только к вечеру. На улице еще было светло, но количество полицейских в квартире уже уменьшилось, и видно было, что они заканчивают работу.
— Заканчиваем, — сообщил Турбьёрн Руд. Вид у криминалиста был усталый. Хедстрём много раз работал с Турбьёрном и его командой и испытывал к седому мужчине с бородкой огромное уважение.
— Как думаешь, когда будут результаты вскрытия? — поинтересовался он, устало потирая переносицу. День выдался долгий.
— Спроси у Педерсена. Я не в курсе.
— А какие предварительные выводы? — поежился от холодного ветра Патрик. Он плотнее затянул куртку на груди.
— На мой взгляд, все просто. Выстрел в затылок — немедленная смерть. Пуля застряла в голове. Обнаружена гильза от девятимиллиметрового пистолета.
— Какие-нибудь следы в квартире?
— Мы сняли отпечатки пальцев и образцы волокон. Будь у нас подозреваемый, дело пошло бы быстрее.
— Если он, конечно, оставил после себя отпечатки пальцев, — заметил Патрик.
Он по опыту знал, что одних данных криминалистов недостаточно для раскрытия преступления, часто все зависит от удачи. В квартирах всегда было полно отпечатков друзей, родственников, любовников… Как вычислить среди них преступника и доказать его вину?
— Не рановато ли для пессимизма? — Турбьёрн пихнул Патрика в бок.
— Виноват, извини, — усмехнулся тот. — Я устал.
— Ты ведь не перенапрягаешься? Я слышал, у тебя был срыв. К таким вещам нужно относиться всерьез.
— Ты прав, — пробормотал Патрик. — Это мне предупреждение.
— Правильно. Ты же у нас еще не старик. Еще много лет проработаешь в полиции, если будешь беречь себя.
— Что вы обо всем этом думаете? — сменил тему Хедстрём, которому не нравились разговоры о его здоровье: слишком жива была в памяти та боль в груди.
— Как я уже сказал, кое-что нам удалось собрать. Так что надежда есть. Все отправим в лабораторию, анализ займет какое-то время. Но взамен я хотел бы кое о чем тебя попросить.
— Помогу чем смогу. А вы поторопитесь с анализами. — Патрик поплотнее закутался. В том году июнь выдался холодный, и погода была переменчивой. Сегодня она больше напоминала раннюю весну, тогда как еще вчера они с Эрикой сидели в саду в одних футболках.
— А вы? Что-нибудь узнали? Кто-то из соседей видел или слышал что-то? — Турбьёрн кивнул в сторону домов.
— Мы позвонили во все квартиры, но пока никаких результатов. Один из соседей утверждает, что слышал какой-то шум в ночь с пятницы на субботу, но он спал, когда этот шум его разбудил, и не помнит время. Кроме этого — ничего. Матс Сверин ни с кем из соседей не общался. Они только кивали друг другу на лестнице. Но родился и вырос он в деревне, здесь живут его родители, так что большинство знали, кем он был и где работал.
— Да, сарафанное радио здесь, в Фьельбаке, работает без перебоев, — констатировал Турбьёрн. — Вы же часто пользуетесь им в работе?
— Приходится… Ну, пока все выглядит так, будто он жил отшельником, но завтра попробуем еще что-нибудь раскопать.
— Тогда езжай домой, отдохни, — Турбьёрн положил Патрику руку на плечо.
— Да, я, пожалуй, пойду, — солгал Хедстрём.
Он уже позвонил Эрике и предупредил, что будет поздно. Сегодня вечером им нужно обсудить план действий. Потом — пара часов сна, и за работу. Работа для него всегда была на первом месте. Патрик знал, что должен думать о здоровье, но ничего не мог с собой поделать.
* * *Эрика напряженно вглядывалась в огонь в камине. Ей пришлось приложить усилие, чтобы не выдать своего волнения по телефону, когда звонил Патрик. Он наконец начал выглядеть бодрее, двигаться с прежней энергией, у него улучшился цвет лица. Умом Эрика понимала, что ему нужно работать. Муж обещал ей не перенапрягаться, но на сердце у нее было неспокойно. Похоже, он уже успел забыть свое обещание. Интересно, кто на этот раз умер. Патрик отказался ей что-то рассказывать по телефону, только упомянул, что был найден мертвый мужчина.
Эрика от природы была чрезвычайно любопытна. И это было только на руку людям ее профессии. Будучи писательницей, она интересовалась людьми и их историями. Со временем она наверняка все узнает — если не от Патрика, то от других односельчан. В жизни в деревне были и свои плюсы, и свои минусы. Она была тронута до слез поддержкой друзей и соседей после аварии. Все выразили готовность помочь, даже люди, которых они плохо знали. Они помогали с Майей, с уборкой по дому, с доставкой продуктов. А сколько подарков они получили, пока лежали в больнице, — всё от цветов и шоколада до детских игрушек. В Фьельбаке люди держались друг за друга.