Южане и северяне - Хочхоль Ли

— Вы действительно не знаете и поэтому спрашиваете?

— В общих чертах я понимаю, что вы хотите сказать.

— Ну, тогда все в порядке, — резковато ответил он, а затем задал мне не совсем приятный вопрос:

— Если позволите, разрешите спросить: вы член партии?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, но я сказал, что не являюсь членом партии, ибо пока не подхожу по возрасту. Я почувствовал, что он считает меня юнцом. Уверенным голосом двадцатидевятилетнего мужчины он негромко сказал:

— Я этот вопрос поставлю на собрании партячейки уезда. Правда, не совсем знаю, какая там сейчас складывается обстановка.

— Не торопитесь, вы успеете удовлетворить свое любопытство. Только такой момент пока не наступил. К тому же еще не установлено, являетесь ли вы членом партии. Не надо так спешить. Почему вы хотите мой вопрос ставить на партсобрании? Хотите сказать, что я безо всяких оснований защищаю Ким Чжонхёна?

— Речь идет не только о том, что вы заступаетесь за Ким Сокчо, который всячески извивается вокруг Ким Чжонхёна. Дело в том, что у вас нет четкой классовой позиции и идейной убежденности.

Я не курю, но в тот момент мне казалось, что я мог бы и закурить, и тут же невольно усмехнулся. Где-то вдали залаяла собака. Было похоже, что она находится не в ближайшей деревне, а в соседней или где-то за рекой. Вместе с тем этот лай наводил на грустные размышления: он как будто говорил, как прекрасна эта тихая летняя ночь, когда можно помечтать о светлом будущем, восстановить в памяти теплое прошлое родной деревни. Этот собачий лай словно спрашивал, зачем мы затеяли этот бессмысленный разговор в такую прекрасную ночь.

Я тихо спросил:

— Извините, пожалуйста, мне кажется, что вы, поднимая вопрос о взаимоотношениях между Ким Сокчо и Ким Чжонхёном, хотите продемонстрировать каким-то образом свою классовую позицию и идейную убежденность. Более того, может быть, хотите стать образцом для подражания. Если я сказал что-то лишнее, то заранее прошу извинить меня.

— Похоже, вы очень хотите поиграть словами, — сказал он небрежно. При этом он не употреблял слова «молодой человек». Но я почувствовал, что эти слова он произнес про себя, так как знаю, как ведут себя старшие при разговоре с младшими в подобных случаях.

— Как вы сказали? Вы хотите сказать, что я занимаюсь болтовней? Покорно благодарю вас. Послушайте, по-моему, это вы слишком увлекаетесь словесными играми и все время занимаетесь преувеличением значимости своей собственной персоны. Не смешите!

Я уже не стал церемониться и вместо вежливого слова «товарищ» стал употреблять слова «послушайте, вы». Затем напоследок сказал:

— Разумеется, я еще молод и пока не совсем хорошо разбираюсь в идеологических вопросах. В этом отношении вы правы. Но вы слишком выпячиваете свое собственное «я». Кроме того, если говорить откровенно и исходить из сегодняшней обстановки, то Ким Сокчо имеет ряд преимуществ перед вами. При нынешней ситуации вы говорите о гордости, достоинстве и об идейной последовательности. Это не серьезно. Ну, на сегодня хватит. Лучше, лежа в постели, внимательно послушайте звуки текущего неподалеку ручья, тогда, может быть, до вас дойдут мои слова.

Выпалив эти слова, я удалился. Вернулся во двор, где еще едва дымился костер, отпугивающий комаров, и по-прежнему стоял смешанный запах коровника и свинарника. Когда я вошел в комнату, офицер в полусонном состоянии спросил, все ли у меня в порядке. Я ответил, что все на месте и все в порядке. Затем медленно лег в постель.

4

Я получил назначение в спецотряд на второй день после ожесточенной бомбежки 13 июля 1950 года. Незадолго до этого мы определились в 87-й полк, и в первый же день вечером нам предоставили комнату с кроватями в Штабе Главного командования. Это было двухэтажное здание, построенное из красного кирпича. Раньше здесь располагалась средняя женская школа, в которой учились японские старшеклассницы.

Однако, в связи с какими-то непредвиденными обстоятельствами, примерно в три часа ночи нас подняли по тревоге и отправили в сторону стадиона, а оттуда — прямиком в ущелье горы Синпхуннисан, где мы вырыли окоп и засели. Еще в конце июня прилетали два-три самолета-разведчика. Покружив немного над нами, они сбросили небольшие бомбы рядом с нефтеналивной станцией и на верхнем побережье, где находился Штаб Военно-морского флота. Позже, в начале июля, налеты участились.

87-й полк, куда мы прибыли после мобилизации, был совершенно бесхозный — он никем не управлялся. Лишь несколько офицеров с сержантами охраняли штаб полка. Еще до 25 июня основной состав во главе с командиром покинул штаб и ждал указаний сверху в порту Сокчхо. Как только пришел приказ, войска двинулись в сторону восточного побережья, чтобы высадиться в Чумунчжине, Канныне, Самчхоке и в других местах. Кстати, мое назначение в эту элитную часть было связано именно с этими событиями. Поскольку все строевики ушли на фронт, в полку остались только разведывательная рота и интендантская служба.

Мы сидели в укрытии, замаскированном дерном, около пяти дней. А через пять дней, 13 июля, впервые испытали настоящую бомбежку средь бела дня. Несмотря на густые облака, самолеты каким-то образом обнаружили нас. Я до сих пор с ужасом вспоминаю тот роковой день моей жизни. Прямо на наши головы падали полутонные и тысячекилограммовые металлические ломы, издавая неслыханные свирепые звуки. Шум был такой оглушительный, что нам казалось, будто небо падает на нас. Мы все попадали на старые соломенные мешки лицом вниз и большими пальцами обеих рук затыкали уши. А остальными пальцами прикрывали глаза и широко открывали рты. Думаю, что мы все это делали машинально для предотвращения разрыва барабанных перепонок, выпадения глаз и разрыва грудной клетки. Эти страшные звуки были настолько необычными, казалось, что мы воспринимаем их не слуховым органом, а какими-то до сих пор неведомыми человеческими органами. Бомбили нас методично через каждые 10–15 минут. Это называется «точечные налеты с интервалом». С небольшой высоты самолеты не только бомбили, но и вели прицельный огонь. И лишь через два часа, перед заходом солнца, когда вдали, над морем, стали исчезать облака, они перестали прилетать.

Жуткую картину последствий налета невозможно описать без содрогания. Такого, наверно, не бывает даже в самом кошмарном сне. Буквально в двадцати метрах от меня произошло прямое попадание бомбы, и на этом месте осталось лишь кровавое месиво, похожее на переваренную рисовую кашицу с фасолью. От человеческих тел не осталось и следа. Полностью был разрушен пищеблок, несмотря на его тщательную маскировку. Рядом с большим железным котлом вогнутой формы тут и там беспорядочно валялись куски человеческого тела. Из холщового мешка медленно вытекала ярко-желтая жидкость — это таял желтый сахар, который мы употребляли в качестве глюкозы вместе с рисом.

Впервые в жизни я на собственной шкуре испытал всю жестокость войны. В тот же день мы покинули это проклятое место и добрались до одного частного дома за горным хребтом. Кстати, в тот злополучный день сильной бомбежке подверглись и другие объекты — Адмиралтейство, нефтеочистительный и локомотивный заводы и судоверфь. Как ни странно, уцелел штаб полка, оставленный нами накануне. Ни одна бомба не упала на это двухэтажное кирпичное здание.

Трагически сложилась судьба 300 студентов университета им. Ким Ирсена и Пхеньянского пединститута, прибывших утром того же дня. Они прямиком с поезда направились на школьную спортплощадку и там организовали хор военной песни. Они были настолько увлечены своим делом, что даже не услышали гул самолетов над своими головами. Обстрел из пулемета был настолько сильным и стремительным, что студенты даже не понимали, что с ними происходит. Они были похожи на мечущихся в неводе рыб. Невозможно описать эту страшную картину. Они все еще были студентами и носили свою форму — темный двубортный пиджак и черный головной убор. Вот так трагически закончилась их мечта попасть в 87-й полк.

Тогда я думал, что война кончается. Однако до сих пор не могу понять одну вещь — как она началась. Говорят, что правящим кругам Южной Кореи хорошо была известна политическая обстановка в стране. Тогда возникает вопрос: почему же никто не знал, что война начинается 25 июня? В свое оправдание они утверждают, что в тот воскресный день офицеры и рядовые находились в отпуске. Допустим, это действительно было так. Но куда они смотрели раньше?

Перед войной я жил на Севере и видел, как на протяжении пары месяцев в южном направлении двигались поезда с солдатами и офицерами, под завязку набитые военной техникой. Иногда воинские эшелоны проходили вообще без какой-либо маскировки.