DUализмус. Семя льна - Ярослав Полуэктов

– А, поехали мы… забыл… на это… господи! Царствие небесное, небесное Майе Николаевне. Тёще моей. Вот такой отступ… Зимой на похороны мы поехали… Зима. От ты представь: зима. Это было давно. Ну, это было лет двенадцать – тринадцать назад… Мандарины в магазине – пожалуйста, апельсины – пожалте. Нарезочка колбасная – пожалуйста…

– Вот он, видишь щас замок? – отвлекается Кирьян Егорыч на велосипед, который пристёгивают к железке. – Чтоб не крутились колёса.

– А, вишь как. О!

– Во, вон она.

– И там тоже так же.

– Вот, щёлк и всё.

– Так что вот так.

Бим продолжает расписывать краснобайскую повесть о замечательном прошлом советского человечества:

– Короче, заходишь. Коммунизм! Но! Блин! Талоны уже были. Сто грамм твёрдой колбасы… так…

Что-то принесли и поставили на стол. Кажется, это и есть знаменитые колбаски вайсвюрстхен. Светлые какашечки для еды!

– Сэнкью. – говорит Бим. – Чек, плиз. Оставьте, оставьте харч, это наш… – … грамм… сто пятьдесят того – сего, блЪ. Но! – Бим поднимает кверху палец:

– По шмуткам идёшь… и ни одного русского слова не видишь. Всё импортное. Всё импортное! Идёшь по дороге вот так вот. – Потоптал ногами под столом. – А там чё интересно, ну Лысогорск, ну yobana в рот, ну в смысле в тайге там, блинЪ, а где там… два с половиной часа там до Лысогорска туда, на севера». Вот простая улочка, блинЪ. Не такая. (Бим показывает на правильную улицу за аркой) Не такая. Простая улица. Ну, пятьдесят тысяч человек… Обязательно через бульвар объездная – подъезд к дому. Дублёр.… Хуля там разгонятьсья типа. И бордюры. Я смотрел. Многократно. Я там был раз шесть. Бордюр. Вылитый. Ну, типа как вот эта ботва – вылитый… но он с таким …изгибом. Цельный. Бордюр. Дорожный. Быват пря'мый, быват…

– Вот у нас тоже раньше были в Угадае… – намекает на существовавшие когда-то в Угадае цельновылитые радиусные бордюры Кирьян Егорович. Он ведь тоже изредка творчески волосат, то есть архитектор.

– Но-о? Быть не может… Я…

– Были-были-были!!! Потом изъяли и сказали… да nachuy лишнюю форму держать… Они же редко…

– А ты помнишь?

– А я помню, что были, чего-то вот, а потом стали на прямоугольники ломать там, со скосиками такими.

– Ты помнишь?

– Ну, очень недолго. Очень недолго. Потом снова говорят: Да ну, наhер формы держать. Это же железо. Мы из железа болтов понаделаем и продадим. И стали из отлитых по-рубленному составлять круги. Типа много-премногоугольники. Восемь палок на один разворот.

– Ты помнишь? – всё не верит Бим. Его всезнайство открыто теряет в весе.

– Да! – ставит твёрдую точку Кирьян Егорыч. Он считал. Он видел. Но не спотыкался как Бим.

– Ну, … я тут с восемьдесят пятого года. Я мог видеть это?

– Мог, мог, конечно мог.

– Мог? Но не обратил внимания. Ну не образованный я. Ну вот они. Ладно. В Сорокшестке. Литые. Литые. Причём с закруглениями… пять, восемь одиннадцать метров!!! Радиус. Почему придумали пять, восемь, одиннадцать метров радиус? А?

– Ну, может быть стандартные, чтобы радиусы поворотов соблюдать?

– А кто придумал стандарт: именно пять, восемь одиннадцать? – спрашивает Бим и сам отвечает: – Неведомо кто!

– Значит, СНиП8 какой-нибудь.

– СНиП? Это чоль по СНиПу?

– Ну да, СНиП по генплану.

– А кто СНиП придумал? Почему пять, восемь, одиннадцать? Почему не двенадцать, не девять, не шесть, а пять, восемь, одиннадцать?

– А потому, что там радиусы закругления считаются по оси движения, а когда по краю, то там – дынц, и чё-то там маленько прибавляется какая-то разница.

– Неправильный ответ, Киря, неправильный ответ. Киря, вот ты – почти что этот… уже этот… полноценный участник дорожного движения.

– Да ну! …Ну да! – Сначала пытается воспротивиться, потом поправляется в обратную сторону Кирьян Егорович, вспомнивши свою зряшную учебу в автошколе. А школу затмили и заменили немеряные в этом путешествии тысячи километров с джипиэсом в руках и практическим познанием дорожных знаков.

– Вот закругление. Вот два пендикуляра (бабушка Кирьяна, когда была жива смеялась на пендикулярах, считая такое написание правильным и отдающим пердежом, ох уж эти геометры с математиками): туда… туда… – Бим чертит пальцем на столе круги. – Вот взял двоих циркулей… вот сошлись они. Вот это называется радиус. А вот после вот этих. Вот это… двадцать метров, не имеют права вообще никуда …свернуть. …Никак вообще никак – зона види… Ну треугольник, ну видимости. Ну, всякая такая куйня-ботва.

– А-а. Не убедительно. Причём тут два циркуля, зачем они должны сойтись и родить на перекрещении твой hеров радиус? Из пальца ты сосёшь свои доки!

– Ну вот всякая ботва – ху… ня. Это я экспертизе… Доказываешь вот им этим всегда …это самое …О-о-о. О-о-о. Ну, что-то давит на клапан… Да разберусь сейчас я с этим пареньком. Что он нам тут принес? Говно какое-то, говоришь?

– Так прими говна. Чтобы не болело. Тебе ж пиво – лекарство! Ха-ха-ха. Спирин орландский не помог?

– Дай разберусь щас и примем всего по ещё.

Бим шарится в сумке, ищет свой спасительный тахометр: «Нету, бля!»

К.Е.: «Ну, что, надо поискать чегой-то».

– Кого? Отлить? Опять ноль-ноль? Ну, бля, зачастил… ТЕ!

– Щас пойду.

– И я пойду.

– О-о, и я пойду. Но не так быстро.

– Подожди тут, – сказал Кирьян Егорович, – и далёко не отлучайся от шмоток. А то тут немчура… Ты не думай, что они тут все правильные… Шмыг со стола чего-нибудь, и бежать.

– Ну, ладно, подожду, а потом ты мне расскажешь – что куда.

– Я думаю надо идти туда.

– А мне кажется куда-то туда.

– А может туда?

– Ну, сходи туда… Кто с фотиком?

– Ты!

– Ты с фотиком?

– Ты блЪ, и здесь, и с фотиком. Часовой вроде. Понял?

– А чё не понять?

Группа распалась надвое. Бим, походив кругами с фотоаппаратом по двору, кося глазом на оставленные шмотки и не найдя сколько-нибудь достойного художественного кадра, вновь бросает-возвращает десант к столу. Все живы. Это не на Днепре. Шелестит бумажками. Из коробочки достаёт очки. Шерстит сумку, вытаскивая и бросая добро на стол. Столешница забита сувенирами.

– Нету, бля, прибора, – ворчит он себе под нос и начинает обратное складирование с диктантом самому себе. – Трубка есть, где она? Вот она, в зубах. Денюжки, стикеры, флаг. О, флаг! Моё!

Медицинский, самый жизненно важный для Бима сейчас инструмент, забыт им в хостеле. Давление не доказано силой независимой цифры.

Детские голоса громче. Общий гул усиливается. Музычка, как чёрт из волшебной коробочки. Выскочила, играет тихонько вдалеке колокольчиками. Это Ave Maria с часов на площади. Со стола падает трубка. Бим, кряхча, наклоняется, поднимает. – Прости, Киря, не уберёг (Это заочно. Кири тут нет).

Но трубка цела, если не считать свёрнутую вбок голову.

– Глык!

Звон бокала означил порцию пива. Скрежет вилки по пластмассовому фарфору отметил факт тщательного доедания сосисок. У Бима ничего не пропадает. Если он не доест что-то ввиду маловастости зубов и нехватки времени, то сложит остатки в пакет, или завернёт в салфетку и унесёт на скромный вечерний харч. И съест в гробовой тишине недопонимания. В голодный год Бим бы не пропал, пустив в дело даже стебли трёх колосков9.

Вот девчушки, хохоча, пробежались немецкими догоняшками вокруг колонн, подпирающих угол свода со статуей Марии. Приостановились, посмотрели на Порфирия, что-то сказали промеж себя. Тут же засмеялись и умчали к мамкам. А потому, что Бим смахивает на доброго, подвыпившего немецкого гнома только без колпачка.

Узким воздушным пучком гулькнул звук автомобиля через арку, прострельнул сквозь Порфирия в арку противоположной стороны Новой Ратуши и стих аж на Риндермаркт. Смешался с тамошним уличным шумом.

♥♥♥

– Видел бочку у входа? – спросил Бим, когда Кирьян Егорович вернулся.

– Видел.

– А ты понял как она работает и для чего?

– Да так, не обратил особо внимания. Торопился. Помню, что тёмная и дубовая.

– Дак, это вот малый гнёт.

– Чего-чего?

– Гнёт, ёпть! Не слыхал? Ну, вино жмут из винограда. Сверху рукоятка, под ней винт толстый из дерева.

– Нека, не рассмотрел.

– Ну, так я и рассказываю подробно. Сбоку вот там и там обруча…

– Обручи.

– Я и говорю – обруча. На них захлёстки. Когда до упора завинтят, а вино уже слилось…

– Не вино, вино потом будет. Сок сначала типа сусла!

– Ну, сок. Так вот потом захлёстки – куяк вверх, и обруч сымают. Бочка куяк надвое, переломилась… и… шкурки… это…

– Жмых?

– Ну да, жмых, шкурки… вытаскивают.

– О-о-о!! Умно-о-о.

– Малый заводец.

– Умно-о-о.

– А винцо по…

– Сок пока…

– …ну, сок, сок, сок-тёк-ёк по жёлобку, потом по жёлобу, потом ещё. И в корыто сливается. Всё деревянное, заметь! Начхать им на микробов. Всё на улице. Вот она экология.