Тыквенный пирог - Елизавета Голякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда солнце меня разбудило, я уже знал, что господин Хаос попытается найти меня. А я – его, сразу, как только смогу. И это будет чертовски, просто дьявольски интересная встреча.
X
Я чувствовал, как он идет по моему зеленому острову, слышал его, словно он крошил под ногами весенний лед. Хаос отмечал свой путь, словно на карте, и я мог продолжать греться в гостиной у камина, зная, что и он, и мои любимые холмы еще живы.
Спустя неделю я, в очередной раз прикрывая глаза и вслушиваясь в его поступь, уловил в ней что-то новое. Он сиял голубоватым огнем, знаком мне до дрожи и до боли. Тут же на языке появился вкус кофе с американской автозаправки, в картонном стаканчике, да перед самым рассветом… Рэйчи. Привет, сестренка, как ты?
Не иначе как паршивец заходил к ней в замок, на который когда-то давно (или буквально вчера, зависит от того, какой счет тебе милее) нас вывели три карты Таро, Повешенный и дядина театральная смерть.
Я поднялся, хотел было хрустнуть затекшей спиной, но она, как всегда, отозвалась только раболепным желанием услужить. Я хмыкнул.
Кажется, пора встретиться с этим маленьким бунтарем, пока он не добрался до других моих тайников, а то, не ровен час, и до старины Джека. Или до тех мальчишек – им и так хватает друг друга, их собственной войцы, защиты, мести, парадов и атак…
Мне давно не было так любопытно!
Глава 4. Среди моря ирландских трав
Пэйви издали углядели и воина, и жреца (но жреца, надо сказать, заметно раньше), и принялись махать им руками, приглашая к себе. Скрипач заиграл что-то от души, веселое, дорожное, древнее. Они подошли.
– Привет, веселый народ! – крикнул Лакс, разом становясь на десяток лет моложе. Они действуют так на всех, эти пэйви, ирландские бродяги.
– Привет, жрец! – ответили ему. – Привет, друг жреца. Садитесь, – и какая-то веселая девчонка с рыжими-рыжими, словно само пламя, волосами похлопала по повозке рядом с собой. Ее яркая юбка развевалась на ветру, а улыбка сияла ярче солнца. Ирь и Лакс охотно приглашение приняли.
И все. Кто-то дал им чипсов в хрустящем пакетике, кто-то сунул в руки по бутылке пива. Жрецы не раз спасали этот народ, а кто друг жрецам – тот и друг пэйви. Все было просто в зеленых холмах, когда скрипят повозки, ржут лошади, играет скрипка и вот-вот отплясал свое Бельтайн.
Вечером кто-то тронул Ирьиллина за плечо, и он обернулся сначала бездумно, не позаботившись придать лицу огонек человечности, но тот, кто звал его, не отпрянул и не вздрогнул. Ирь не спеша влез в маску и только потом вполголоса отозвался:
– Чего? Я в твоем распоряжении, дружище.
Тот тряхнул головой. Молодой, как все они, даже те, которым минуло полсотни лет, красивый, как все они, живой и горячий, как все они.
– Во-первых, Лу хотела знать, кто ты такой, если не человек и не демон (многозначительная пауза, предназначавшаяся для ответа). Ты знаешь, Лу, красавица Лу, это та, которая пригласила вас сесть и ехать с ней.
– А во-вторых?
– Тебе передают привет из самого Дублина, – паренек хмыкнул, – с другой стороны. Сейчас тот человек просит звать его Томми, но я опять не уверен, вообще правда ли он…
– Почему не демон?
Парень рассмеялся, словно над детской загадкой.
– Легче легкого. Жрец.
Взлетевшая на лоб бровь.
– Жрец?
– Он изгнал бы тебя.
И Ирьиллин расхохотался, заливисто, безудержно, почти истерично. Его собеседник не знал, над чем тот хохочет, но присоединился к нему уже мгновение спустя, запрокидывая голову к небу и открывая красивую шею, усыпанную родинками.
Из ночи, дышавшей скрипом дерева, смешением наречий и ирландским виски, вынырнул Лакс. Пошел рядом с повозкой, оперся рукой и запрыгнул через край, немного тяжеловато по сравнению с тем, как сделал бы это Ирь, но восхитительно для человека. На его щеках и скулах горели поцелуи.
– Лу, говоришь? – жрец, кажется, запыхался. – Слушай, она правда хочет тебя видеть.
Лакс помолчал, глядя в спину подорвавшемуся с места парню, и потом закончил ворчливым "и только тебя", а Ирьиллин снова расхохотался.
Так они ехали на повозке в караване пэйви, смеялись или молчали, говорили вполголоса или роняли выкрики в ночную тишь. Никто вокруг не знал ничего ни о Святом Граале, ни о кричащем человеческим голосом камне, ни о колдунье, стерегущей некий волшебный котел. Зато они знали все о танцах под звездами и тысячу историй, над которыми можно хохотать и плакать, которые разобьют вновь и соберут твое сердце.
Ирь так и уснул, кажется, посередине какого-то рассказа, когда позади него хихикали проснувшиеся подростки. Лакс фыркнул, но набросил на него валявшуюся там же попону. Воины – они такие. Жизнь или смерть, сон или явь, день или ночь. Жрецы же привычно блуждали по сумеркам и предрассветной зорьке, и то, что они думали о такой черно-белой жизни, никто не знал.
☘ ☘ ☘
Со странствующим ирландским народом они задержались по меньшей мере на три дня. Очень уж хорошо было жить такую жизнь, отчасти похожую на их, но только в окружении семьи и друзей и не обремененную предназначением и долгом.
Время это прошло незаметно и на удивление мирно – кроме разве что одной истории, в которую господин Айбер, конечно, не мог не вляпаться, просто потому что он – это он.
В тот день воин и двое мальчишек, находящихся где-то между детскими играми и “взрослым” времяпрепровождением ребят возраста примерно средней школы, кашеварили что-то на спонтанный второй завтрак. Шкворчали сосиски и помидоры, щедро посоленные с легкой руки Ирьллина, и вроде бы делать было уже нечего, стой да смотри, жди, когда все будет готово. Мальчишкам было невмоготу наблюдать за завтраком целых десять минут и не иметь возможность тут же затолкать его в рот.
Поэтому они сели прямо на землю, один поманил другого к себе пальцем, и они принялись рассказывать друг другу истории – сперва увлекательные, потом мрачные, а от них и до страшилок было недалеко. Завтрак, учиненный среди туманов в это сумрачное утро, был почти позабыт.
Господин Айбер как раз
