Воздаяние Судьбы - Марина Казанцева

— Хороший вы человек. — заметил Вещун, усаживаясь верхом на своего тритона. — Мне Вавила рассказывал о вас.

— Вы знаете Вавилу? — удивился физрук.

— Ну да. — подтвердил Вещун. — мы вообще друзья. Я сегодня думал отправиться с ним сначала по моим маршрутам, потом по его. Но у Вавилы нынче в гостях таинственная дама. У меня же в гостях вы, а на Селембрис гостеприимство свято.

С этими словами он снялся с места, за ним последовали жабы, и необычная кавалькада высоко взмыла в воздух, пролетая в ночной мгле над блуждающими внизу пьяными толпами.

— Куда дальше?! — прокричал со своего животного Сан Саныч.

— К истокам! — ответил с тритона гид.

В ушах свистел ночной ветер, тоги с мужиков давно слетели, так что теперь на них остались только хитоны да сандалии. Венки тоже свалились в воду, потому что экскурсия пролетала над морем. Только что они миновали парусное судно с загнутым назад носом — оттуда им приветственно помахали.

— Кто это такие?! — спросил у Вещуна Евгений.

— Аргонавты! — крикнул тот. — Плывут за золотым руном!

Мужикам стало весело — такое приключение! Евгений снял носок и с молодецким гиканьем кинул его в море.

— Чтоб не в последний раз! — крикнул он.

Но вот тритон пошёл на посадку. На этот раз местность была гористой, хотя и сильно поросшей зеленью. Сверху светила яркая луна, блестело море и светлые утёсы казались прекрасными по-неземному. Сильный аромат неведомых цветов, сладкий запах мёда, томное тепло.

— Люблю я сельские праздники весны. — сказал Вещун. — Чем проще, тем милее. Сегодня третий день дионисиад — время жертвы миновало, настало время чаши. Сегодня мирно, по-домашнему, встретимся со старыми друзьями.

— У вас везде друзья. — заметил Карп, сам удивляясь своему приличному состоянию — ведь столько выпито было за эти часы! Конечно, он был пьян, но как приятно пьян — впервые физику не было стыдно за себя и не надо никому доказывать, что у тебя есть уважительная причина для принятия спиртного.

«Хорошо же древние жили. — думал он. — У них вино шло, как вода.»

Меж тем все четверо взбирались по тропе, идущей вверх по пологому холму. Всё освещалось лунным светом — и светлый камень, и густая зелень. Сильно пахло травами.

Вещун остановился, обернулся, раскинул руки, словно птица, и посмотрел назад. Глаза его сияли. Мужики невольно тоже обернулись и загляделись на панораму, открывающуюся с горы.

Уступы холмов сбегали вниз и уходили в море. Эвксинский Понт шумел немолчною волною. Прибой бил в берег, насыщая воздух солёной влагой. Вдали, как корабли на рейде, стояли группой острова — высокие шапки, пенящиеся зеленью. Земля и небо, словно две ладони, укрывали в себе четырёх людей, как будто горсть морских жемчужин, как будто центр мироздания пришёл на них. Казалось, руки — продолжение ночного ветра. Казалось, ноги вырастают из земли и поит мать-земля своих гостей, как некогда поила силою Атланта. И мириады звёзд — глаза Вселенной — глядят на них и видят души их насквозь.

Их встретили в деревне, в бедной сельской глуши под пение дудок и звучание цитр — люди в зелёных венках водили хороводы вокруг украшенного деревца. Веселье началось без них, и гости приспели к самому финалу, когда гуляющие утомились и многие уже храпели под деревьями.

Под платаном была раскатана длинная скатерть, уставленная глиняными чашами, сосудами, подносами, корзинками. Гостей тут ждали — навстречу Вещуну вышли деревенские старейшины. Его и спутников обняли, обрядили в венки из плюща и пригласили к пище. Простой ячменный хлеб, бобы, фиги, овечьи мягкие сыры их ждали в корзинках и подносах. Отдельно источали запах устрицы, мидии, морские гребешки с лимоном, кальмары, запечённые в горшках. Особенное блюдо: саламис — рыбное жаркое разных видов. Множество оливок — солёных, маринованых и свежих. Мёд в плошках и, конечно, местное вино — Рецина. Слегка горчащее, с острым запахом и вкусом смолы. Были тут самосские и Родосские вина, вина с островов Хиос и Лесбос, а также знаменитое тирское красное вино.

— Вы знаете, откуда пошло слово «товарищ»? — спрашивал их захмелевший проводник. — От греческого «синтрофос», что значит — человек, с кем ты ешь. Вот так вот, а вовсе не от слова «товар». Как говорил один мой хороший синтрофос, которого звали Фалес, человек разумный идёт на пир не с тем, чтобы до краёв наполнить себя, как пустой сосуд, а с тем, чтобы пошутить и посерьёзничать, поговорить и послушать, и всё это должно быть другим приятно. Он записал эту мудрость в своей книге «Пир семи мудрецов». И я хочу вам сказать, ребята, что вы были сегодня молодцами — не посрамили себя перед людьми, ибо вино есть испытание для человека. Вы слышали про истину, сокрытую в вине? А что это такое?

Вещун посмотрел на них и улыбнулся.

— Истина вина в том, что оно приоткрывает в человеке и его пороки и его достоинства: которое из них сильнее.

— Кто вы, Вещун? — спросил у гида Евгений. Он тоже был пьян и пьян основательно, но против обыкновения, испытывал странное умиротворение в душе.

— Он добрый дух лозы. — сказал за Вещуна деревенский старец. — Лесное божество, весёлый фавн.

— Я очень стар. — сказал Вещун. — Но вечно молод. И нынче я прощаюсь с вами — нам пора обратно. Налей, старик, прощальную чашу, и споём песню расставания. Хочу я занести моих попутчиков в последнее место, которым всегда заканчиваю ночь полёта.

Глоток вина, и звуки пастушьей дудочки стали удаляться. Мягкая тьма закружила всех троих, то вздымая на гребень бархатной волны, то роняя в пропасть. Тихое кружение внезапно прервалось и свет свечей, сопровождаемый неясным гулом многих голосов, открыл перед глазами новую картину.

Сидели они в театральной ложе второго яруса, совсем близко от сцены, закрытой тяжёлым бордовым бархатом. Зал театра был невелик, но полностью забит народом — партер забит, ложи полны, на галёрке сплошной народ. Публика на редкость разношёрстная, так что трудно понять, что это за эпоха. Но люстра, виясящая под расписным потолком, держала свечи, а не эоектрические лампы. Горели также свечи в подсвечниках вокруг партера, отчего было душно и жарко.

Трое мужиков стали с интересом оглядываться, трогая массивные стулья, окрашенные.

Физик открыл глаза и увидал, что снова очутился в кабинете директрисы. По обе стороны от него сидели синтрофос — Евгений Викторович и Сан Саныч. Оба счастливо дрыхли с венками из плющей на головах — единственным свидетельством того, что всё произошедшее с ними было реальным. На Евгении был его спортивный костюм, на Сан Саныче — его обычная одежда. Тогда Вадим Иванович опустил глаза, чтобы осмотреть себя и вдруг учуял обострённым нюхом, как отвратительно воняет от его пиджака застарелым табачищем. И вообще, какой он весь мятый и неопрятный. Когда последний раз он стригся?