Подземный гром - Джек Линдсей

Я попросил цирюльника сделать мне горячий, компресс. В углу помощник стриг юношу, по временам он отступал на шаг, щелкая железными ножницами, и убеждал клиента сделать сплошную завивку. Цирюльник кончил править бритву на оселке, который, как я сразу узнал, был сделан в Испании. Он ловко на него поплевал, смочил мне лицо, нацелил бритву, сделал несколько пробных движений и начал скрести мой щетинистый подбородок. Бритье для меня было, как всегда, болезненным, и трижды показалась кровь. Когда он кончил, у меня болели порезы, но я чувствовал облегчение. Помощник убедил клиента сделать сплошную завивку и грел щипцы на очаге с горящими углями. Попробовав железо пальцем, чтобы убедиться, что оно не перегрето, он стал наворачивать на них волосы юноши. Цирюльник проворно натирал мне щеки, кремом и прикладывал тонкие полоски полотна к порезам. Я терпеть не могу мушки, но у меня не хватало энергии от них отказаться. Все же мне удалось избавиться от кассии и киннамона, которыми он хотел умастить мне волосы. Тогда он предложил мне средство для удаления волос. Я решительно его отклонил.

— Мои лучшие клиенты ценят его, — обиженно сказал цирюльник. — Я нахожу, что это самое лучшее средство, оно приготовлено из сока плюща, ослиного жира и козьей желчи. Неплохое средство делают и на белом вине. Пожалуй, нельзя рекомендовать мазь из камеди и древесной смолы. Она воняет, господин. Оставляет следы и причиняет боль. Может быть, тебе слегка смазать подмышки мазью из плюща? Многие женщины и не посмотрят на мужчину с волосами под мышками. Мои лучшие клиенты бредят этой мазью! Моя собственная жена не пустит меня к себе в постель, если я не выведу волосы под мышками.

— Я не выношу бритья, — сказал музыкант, извлекая несколько нот и» лютни. — У меня сразу воспаляется кожа. Поэтому я пользуюсь щипчиками. Правда, это долгое дело, приходится выдергивать волосок за волоском, зато хватает надолго.

В разговор вмешались остальные. Вошел еще посетитель и спросил, нельзя ли побрить его без очереди, ибо он торопится на обед, который дает их цех.

По дороге к Башне я наткнулся на Феникса, который уже бежал туда. Ему удалось подыскать по соседству две недорогие комнаты. Повсюду стояли разрушенные дома и возводились новые. Кирпич, битый камень, штукатурка, сломанные балки и кучи реек. Я обратил внимание на тонкость стропил. В Кордубе принято пользоваться более толстым лесом, хотя там и не строят, как в Риме, высоких доходных домов. Немудрено, что здесь они постоянно рушатся. В переулке стоял деревенский фургон, застигнутый рассветом, он должен был оставаться здесь до наступления темноты. Неподалеку виднелась лавка, где продавалась оленина, на вывеске я прочел строки из «Энеиды»:

Знай, пока охраняют оленей туманные горыИ вкруг Полярной звезды вращаются сонмы созвездий, —Имя твое не умрет и слава твоя не померкнет[44].

Я вспомнил, как мы громко декламировали эти строки на охоте в родных горах, и счел это хорошим предзнаменованием.

Дом был темный и ветхий, предназначенный в скором времени к сносу, на лестничной клетке обычная вонь. Я поднялся на высоту девяноста ступеней. Наверху я оступился, и нога провалилась в дыру. В помещении мне пришлось согнуться. Циновка, ворох соломы, шаткая кровать, кувшин и старая жаровня — вот и вся обстановка. На окне недоставало ставни, оно было завешено шкурой.

— Неплохо, а? — спросил Феникс, заглядывая мне в глаза.

— Мы останемся здесь, — ответил я, и он повеселел.

Я приказал ему сесть на мой ящик и не шевелиться, а сам пошел в дом напротив, к канатному мастеру, который был надзирателем у субарендатора. Волосатый человек с крохотными свиными глазками. Я быстро с ним все уладил. Пока мы разговаривали, из-за его спины выглядывала дочь, играя своими косами, прячась за сплетенной из каната занавеской и делая мне знаки. Ее забавляли мушки у меня на лице. Когда я выходил, у ворот постучались двое стражников, хотя они и оттуда видели канатного мастера за прилавком. Сердце у меня упало, я прислонился к стене, глядя на закопченные стропила, на висевшие на крюках канаты и паутину, в которой запутался сухой листик. Но стражники только отругали надзирателя за обшарпанный фасад доходного дома. В мостовой недоставало плиток, зияла дыра пяди в три шириной, на куче отбросов валялась дохлая собака.

— Если все не будет приведено в порядок к завтрашнему утру, эдилы позовут подрядчика, и он все сделает за твой счет. Тебя уже предупреждали.

— Я всего лишь надзиратель по квартирной плате! — взревел канатный мастер. — Я не имею права тратить деньги на починку. Ищите Марка Фигула. Да и он только субарендатор. Над ним еще трое.

Спор об ответственности затянулся. Канатный мастер заметил, что эдилам придется назначить торги на аренду. Вдобавок ему должны были сделать предупреждение за десять дней. Да и плитки стащили только вчерашней ночью.

— Их уже полгода нет на месте!

Канатный мастер клялся, что еще накануне вечером плитки были целы. Их: стащили какие-то строители. Он провел стражников в заднюю комнату. Оттуда выбежала его дочь, прикрывая руками лицо и хихикая. Очутившись на улице, она остановилась, пригладила платье, оглянулась на меня и засеменила, вихляя бедрами. Вскоре вышли и стражники. Канатный мастер потрепал меня по плечу.

— Им нужно было получить закуску и выпить за мой счет. Вот уже год, как они не появлялись, жаловаться не приходится.

Школьники, крича и толкаясь, выбежали на обеденный перерыв из-под красного заплатанного навеса, в тени которого они учились. Одни ныряли в ворота домов и боковые улочки, другие забавлялись игрой с орехами и бросали мяч на улице. Меня снова охватила огромная радость. Словно рухнула преграда между мною и потоком жизни. Я чувствовал себя в относительной безопасности, я уже не был на свету. Стоя на пороге, я оглядел улицу и прочел надписи на стене. «Серина второе жилье комната первая полюбит хорошего человека цены низкие подымайся скорей». Тут же обычные высказывания: «Елена ненавидит Исидора», «Косая Лалага любит Марцелла», «Гамилл спятил с ума», и стихи:

Ты опоясана сотами дивного меда, Серина.Нравом изменчива ты и щедро сыплешь деньгами[45].

Вероятно, ей пришлось бесплатно принять поэта ради такого комплимента. Рядом были неразборчиво нацарапаны другие стихи:

Мне удалось в грозу овладеть юной Филлидой.Милый шалаш, за приют воздаю тебе благодарность![46]

Я поднялся наверх. Феникс мрачно сидел все там же на ящике.