Мы остаёмся жить - Извас Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вспомнил про кинжал, спрятанный у меня на поясе. Я снял его и протянул торговцу.
– Возьмите это. Я останусь безоружным, но зато отплачу вам долг.
– Дурак. Как же ты собрался выживать в этих местах, не имея даже ножа?! Нож в лесу – ценнее мешка с золотом. Сказал же, убирайся уже. И не зли других людей с оружием.
Я поклонился и снова отправился в путь. Дорога действительно была не близкой, зато приятной. Могущественной и прекрасной – такой была дорога вокруг, и другие слова я не мог для неё подобрать. Этот путь меня к Флавию Тиберию и Аппию Примулу – значит, он стоил того, чтобы пройти его до конца.
Я спал совсем мало в высокой траве в нескольких десятков шагов от дороги, чтобы как можно скорее продолжить путь и не бояться опасности, пока я сплю. Я думал над тем, что буду делать, если в конце пути никакой виллы там не окажется. А затем, я вспомнил о тех, вместе с которыми просиживал долгие дни в римских библиотеках. Им показалось бы бессмысленным моё упорное желание исполнить просьбу друга, все приключения, случившиеся с нами по пути, которые может и вовсе ни к чему не привести. Но и всем тем моим соратникам по старинным свиткам – не светит и миллионная часть того, что увижу и познаю я. Пока я могу идти вперёд – я не остановлюсь. Лишь бы Флавию Тиберию хватило мужества думать точно так же; и дойти до этой виллы в одиночку, как он сам решил, по дороге, где всё может произойти.
Прошла ещё одна ночь; затем, ещё одна. Два дня пути, о которых говорил торговец – уже прошли, а я так никуда и не пришел. Другому на моём месте показалось бы, что он вконец заблудился и наматывает теперь круги по лесам и лугам. Да, мне тоже приходили мысли о том, что торговец мог направить меня по ложному пути. Хорошо, что хоть с помощью ножа я мог добывать себе еду. Все мои сомнения перекрикивала одна мысль: если я сейчас поверну назад, то сколько столетий буду об этом жалеть? Безусловно, вина будет грызть меня подобно шакалу намного дольше, чем длятся несколько самых долгих человеческих жизней. Поэтому, я продолжал идти дальше, хоть и не прощаясь с мыслями о том, что что-то упустил.
Это могло продлиться ещё несколько дней или даже все десять. Даже не знаю, что могло заставить меня остановиться. К счастью, делать этого и не пришлось.
В один из этих однообразных дней я заметил брошенную хозяевами виллу у пруда. Она была в точности такой, какой я видел её во сне – в самом прекрасном из мест, которые только встречались мне на пути. Я направился к ней, не имея ни малейшего понятия, что меня ждёт внутри. От римского старика-отшельника до диких зверей или банды разбойников – бесчисленное множество вариантов тех, кому могли бы прийтись по душе эти образцовые римские руины. Хуже всего было обнаружить там уже хорошо знакомую мне пустоту.
Первое время, я мог думать только о пугающей безлюдности этих мест. Варвары опустошили города и убили правителей. Но люди жить остались – хотя бы те же готы. Откуда же тогда мог появиться этот ветер, точно поющий свою мелодию для камней о том, что люди на всей Земле исчезли?
– Стоять, кто там? – донёсся до меня голос со стороны, – не советую даже и думать о том, чтобы сбежать или защищаться. Один раз зайдя сюда – тебе, незнакомец, уже точно так просто не выйти.
– Аппий Примул! – закричал я изо всех сил, подняв руки вверх, – Аппий Примул Перн! Первый сын Флавия Тиберия Перна, знатного и почётного человека из великого и вечного города Рима.
Голос за моей спиной ничего не ответил и я отважился повернуться к нему лицом. Я увидел человек, держащего натянутый лук и всем своим видом дававшего понять, что я действительно попал в передрягу; но теперь, сам он сомневался в этом. Он услышал своё старое имя и имя своего отца. Грозный вид мигом исчез с его лица, а на глазах чуть не выступили слёзы от далёких воспоминаний.
– Рима больше нет – ни великого, ни вечного, – сказал он, – как нет и тех, чьи имена, как истинный римлянин, ты имел бесстыдство назвать. Есть – только развалины старых чудес.
– И что же ты хочешь всем этим сказать, Аппий?
– То, что этот человек – Флавий Тиберий Перн, как ты его назвал – мёртв. Я нашел его тело восемь дней тому назад, когда выходил на охоту – всего в нескольких сотнях шагов от этого места, где стоишь сейчас ты. Он мог бы быть здесь намного раньше, чем ты. Он умер в землях, которые когда-то принадлежали ему, как и этот дом. Я должен сказать, что его жалкая смерть – совсем не похоже не конец великого римлянина – никто не втыкал кинжалов ему в сердце и не травил ядами. Я покрыл его тело бальзамом, чтобы оно сохранило свой прежний облик до этого дня. И сегодня, я похороню его согласно древних традиций моего исчезающего народа.
Он показал его мне. Ветхий, больной старик, недошедший самостоятельно всего пары сотен шагов до своей цели, будто заснул ненадолго и вот-вот проснётся.
– Хороший у тебя бальзам. Кажется, будто смерть настигла его только сегодня.
Он так и не успел объяснить мне, почему избавился от моего участия в этом путешествии – ведь тогда у него было бы больше шансов добраться сюда. Как и его сына, этот общественный человек был всю жизнь помешен на одиночестве. Спой путь он закончил в нём – среди воспоминаний и старых чудес.
Аппий соорудил гору из веток, водрузил тело этот холмик из хвороста, а затем положил два динара на глаза отцу. Он положил у подножия несколько венков из лозы, а я нарвал цветов в поле и тоже положил их к ногам Флавия. Аппий облил тело отца вином из кувшина, не жалея ни капли, а затем, поджёг его. Он встал на колени прямо у огня, не страшась обжечься, и заслонил ладонями голову. Сквозь шипение огня, можно было услышать его хриплый плач.
Я достал кольцо, которое отдал мне готский охотник. Его дарят добрым друзьям, чтобы пожелать удачи в охоте или путешествии.
