Я покорю Манхэттен - Джудит Крэнц

– Хорошо, пусть времена изменились, но только в принципе. Человеческая природа остается прежней, – настаивала на своем Лили. – И природа эта заставляет тебя считать собственную мать безнадежной мумией. Такое отношение неизбежно, хотя, видит Бог, ты сама пыталась избежать того же в своих отношениях с Анжеликой, и пока что успешно. Ты до такой степени непредсказуема, что она может вполне участвовать в твоей жизни и тебе кажется это вполне само собой разумеющимся. Она как бы хвост твоей кометы. Но учти, Мэксим, придет день – и она будет считать тебя такой же древней мумией.

– Постой, при чем тут Анжелика? – обиделась Мэкси. – Мне казалось, ты хочешь поговорить о том, что я трачу чересчур много денег на «Би-Би».

– Придет день, Мэксим, и ты на себе почувствуешь, каково это – оставаться вечно молодой, тогда как твое тело стареет, несмотря на все твои усилия остановить бег времени. – Лили говорила, словно дочь уже не ответила ей. – Вот я смотрю на фотомодели в журналах мод и думаю: да, сейчас вы все, но через двадцать лет на эти фото будет невыносимо смотреть. Быть красивой в прошлом – о, это пожизненное заключение, а не благо. Знать, что ты потеряла то замечательное, которое было частью тебя самой…

– Мама, перестань себя заводить. Ты красива сейчас, ты была красива и такой же останешься всегда. Но какое это все имеет отношение к нашему чаепитию?

– Мне следовало бы знать, что этот разговор будет бесполезен, – вздохнула Лили, поправляя гладкий тяжелый шиньон. – Я пыталась объяснить тебе кое-то насчет себя и Каттера, но твоя толстокожесть, как всегда, затрудняет мою задачу. А теперь, Мэксим, скажи мне, во что обойдется этот твой журнал?

– Точной суммы я не смогу назвать… пока. Ведь если все будет хорошо, сумма будет одна, а если нет – совсем другая.

– Хорошо, а сколько ты уже истратила денег?

– Сумма расходов составит где-то около пяти миллионов на ближайшие полгода.

– Да? И что, это, по-твоему, нормально? Еще до того как точно станет известно, что выйдет из новой затеи?

– Абсолютно нормально. Это даже меньше, чем у других. Вот Морт Цукерман. В «Атлантик» он вложил восемь миллионов и в течение, по крайней мере, года не рассчитывает на получение прибыли. А сколько вложил Ганнет в «Ю-Эс-Эй Тудэй»? И это при том, что его издает не кто-нибудь, а сама Кэти Блэнк. Ну и наконец, ты же сама знаешь, что на «Стиль» ушло целое состояние, прежде чем он стал на ноги…

– Пощади меня, Мэксим! Когда ты начинаешь забрасывать меня цифрами, я просто умираю. Совсем как твой отец, но ты просто попугайничаешь, а он, по крайней мере, знал, что делает. В общем, с тех пор как ты вернулась из Европы, «Эмбервилл пабликейшнс» лишилась пяти миллионов долларов.

– Да, мама. Не стану скрывать, это лишь начало. Но обещаю, что результат тебя не разочарует!

Если бы Лили повнимательнее пригляделась к лицу дочери, она увидела бы в нем то же выражение упрямой решимости, какое бывало у Зэкари.

– Обещаешь… – Лили пожала плечами с еле уловимой иронией. – Что ж, я больше не буду ни о чем беспокоиться. Хочешь еще чаю?

– Нет, мама, спасибо. Мне, правда, надо уже ехать обратно в офис.

– Понимаю, дорогая. Передай Анжелике мои наилучшие пожелания. Если она в следующую субботу свободна, то учти, у меня билеты на балет на дневной спектакль.

– Уверена, что она будет просто счастлива, – произнесла Мэкси, целуя мать на прощание.

Опять они не поняли друг друга. Как и всегда, послушать Лили, так во всем виновата только она, Мэксим: и толстокожа, и Каттера не ценит, и папенькина дочка, да еще хочет, чтобы мать вникала в ее работу. В общем, ты, Мэксим, слишком уж многого ждешь от своей матери.

Вызвав звонком горничную, которая должна была убрать чайный поднос, Лили похвалила себя за то, что провела сегодняшний разговор. Да, ее дочь по-прежнему верна себе. Пять миллионов – на ветер, а результат? Какой-то там жалкий макет. Лили хоть и не любила говорить о делах, но знала: если Мэкси сама признает, что намерена тратить деньги и дальше, значит, траты предстоят немалые. Беззаботная мотовка, что знает эта девчонка о том, как зарабатываются все эти миллионы? Пяти миллионов как не бывало, а ведь прошло всего несколько месяцев. Беспокоиться пока, правда, нечего: Кат-тер уверял ее, что баланс вполне приличный. Вся эта история только подтверждает (если такие подтверждения еще, нужны), что после смерти Зэкари семье Эмбервилл надо кончать с журнальными делами как можно скорее.

И вовсе не из-за грозящих им всем убытков, думала она, поднимаясь к себе в гардеробную, а из-за тех перегрузок, которые испытывал из-за этого Каттер. Как это было с его стороны благородно – и как для него характерно! – ни словом, в сущности, не обмолвиться об ужасных подробностях транжирства Мэкси. Наверняка он был вне себя от ярости, но, не желая беспокоить свою Лили, решил не сообщать ей о том, как непозволительно ведет себя ее дочь. Само великодушие, почти до неприличия. Он был должен был ей сказать, что ее Мэкси просто взбесилась с этим своим журналом!

Критическим взглядом окинула Лили содержимое платяных шкафов. О, как не хватает ей теперь дорогого ее сердцу «Мэйнбочера»… Да, но кто может поручиться за Тоби и Джастина, мелькнуло у нее в голове. Как ни любит она их, но совсем не уверена в том, как они поведут себя в будущем. Вместе с Мэкси они владеют тридцатью процентами компании Эмбервиллов. Нет уж, увольте, иметь детей в качестве партнеров… Пусть она и не понимает в делах, подумала Лили с той проницательной практичностью, которую всегда скрывала от других и от себя самой, но это-то, слава богу, ей ясно.

– А ну давай-давай проходи! – огрызнулся на Анжелику человек, торговавший с тележки.

– Для чего это вы продаете кожаные хлысты? – не унималась она.

– Кому говорят, мелюзга, дуй отсюда! – попытался урезонить ее продавец («Кто станет покупать садомазохистские принадлежности, когда рядом бродят дети, да еще такие, как эта, любопытная длинноволосая дылда?» – подумал он с неприязнью, и протянул девчонке доллар.). – Держи. Купишь себе «хот дог».

– Спасибо. – И Анжелика направилась к тележке фирмы «Сабретт», где перед входом в жилую часть «Трамп-Тауэр» продавались сосиски. Завтра надо будет привести сюда всю ее трамп-тауэрскую кодлу под названием «войско». Каждому – бесплатный «хот дог»? А почему бы и нет? С аппетитом уминая свою сосиску, Анжелика оценивающе оглядела все тележки на их пятачке Пятой авеню: бумажники, пояса, шарфы, драгоценности… В большинстве все это было сделано где-нибудь за тридевять земель, прежде чем попасть в магазины самой богатой торговой улицы мира и теперь красоваться на тележках, заставивших весь когда-то совсем чистый тротуар. Впрочем, «войско» никогда не видело Пятой авеню в дни ее былой славы. Эти предводительствуемые Анжеликой «головорезы» в количестве от одиннадцати до пятнадцати человек были единственными детьми на всю «Башню», и для них уличные торговцы являлись постоянными источниками забав, составной частью манхэттенской жизни и вместе с тем естественным противовесом роскоши, окружавшей их в апартаментах, стоивших многие миллионы долларов.