Круча - Валентин Николаевич Астров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кончил Зиновьев говорить. Ну, думаю, теперь всё. Не тут-то было! В первом часу ночи приезжает «сам» Троцкий!
Честное слово, я глазам не поверила, когда он вошел! Видать, ему позвонили, что без него здесь дело швах.
Я в первый раз видела его так близко. Он ниже ростом, чем я думала, лицо желчное, глаза — точно два сверла, выражение надменное, будто сейчас скажет: «Все вы дураки, я один умный!» Сандрик очень похоже его изображал. Слова выговаривает нарочито четко, словно в наковальню бьет, и всё в один тон, будто на рояле взял до диез и колотит пальцем по клавише.
Или это политическая борьба отражается, Костя, на наших личных симпатиях, но только я слушала этих оппозиционных вождей и, честное слово, каждого из них начинала ненавидеть.
Редко рабочим приходится видеть у себя таких ораторов! Но на сей раз Троцкий своим искусством никого не удивил. То ли он не знал, о чем здесь до него говорили, но только он повторялся, и речь его изо всех речей показалась мне самой бессодержательной. Тяжелая артиллерия ударила холостым зарядом. Задачи перед страной и партией стоят «огромные», «важные», а стало быть, «нужна дискуссия»; все беды валил на нас, «аппаратчиков», твердил, что в партии «демократии нет», словом, ехал на своем старом коньке.
— А дисциплина в партии есть? — спросили его с места.
Хвалил «старых большевиков» Зиновьева и Каменева и сейчас же, конечно, получил в ответ:
— Давно ли вы их «октябрьскими дезертирами» обзывали?..
При голосовании оппозиционеры собрали за свою резолюцию 27 голосов, а сторонники линии партии — 78. И это после выступлений стольких оппозиционных китов! 1926 год — не 1923-й.
Конечно, и 27 голосов — это много, нужна еще большая разъяснительная работа. Но вряд ли после такой пробы сил оппозиционный блок решится на новые вылазки в московской организации.
Как ты там живешь, в Ленинграде, как работается? Дети здоровы, мама просит тебе кланяться. Вкладываю Наташино «письмо папи». На какие числа намечается ваш отъезд за границу?
Оля».
«Письмо папи. Милый папочка я с мамой и Володей приеду к тебе. Мы будем прыгать и веселиться. Будем петь про халат. И про барабанщика».
«Про халат» — это значило «По диким степям Забайкалья».
Под письмом были нарисованы песочные часы с пышной прической и подписано: «Это я».
На обороте тоже были рисунки: вереница овальных, как дыни, трамваев кувырком катилась под гору и въезжала в трехэтажный дом. Рядом ходили люди вдвое выше трамваев и все как один в шляпах.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава первая
1
Драматическую борьбу на XIV съезде партии Костя пережил почти как ее участник. Порой у него словно отрывались напрочь куски сердца. Но отшумел съезд, улеглись его отзвуки в Ленинграде, — и вдруг стало выясняться, что «новая оппозиция», несмотря на свое поражение, не сложила оружия, а сблокировалась со старой — с Троцким, принимает его взгляды, против которых недавно стояла, казалось, насмерть, и вместе с ним возобновляет борьбу против партии. С этого момента оппозиция сделалась для Пересветова отрезанным ломтем.
Можно было разойтись в чем-то с решениями съезда, но не подчиниться им — это выходило за пределы партийности. Лето и всю осень со страниц «Ленинградской правды» не сходили статьи против оппозиции, и редактировал их, а многие и сам писал Пересветов. Газета, как в первое время после Октября «Известия» в Еланске, заполняла теперь всю его жизнь.
Разведка оппозиционного блока на «Авиаприборе» не осталась единичным эпизодом. Через несколько дней Зиновьев с теми же целями приезжал в Ленинград, на «Красный путиловец». Были и еще такие же выступления на низовых ячейках, однако сочувствия в партийной массе оппозиционеры нигде не встретили. Навязать партии новую дискуссию не удалось. Тогда лидеры «блока» заявили, 16 октября 1926 года, о прекращении ими фракционной борьбы. Это была капитуляция, но без отказа от ошибочных взглядов. Напротив, за истекшее лето, отмеченное крупнейшей стачкой английских горняков и успехами Народно-революционной армии Китая (Северный поход), расхождения оппозиции с партией распространились на ряд новых, уже международных вопросов.
В конце октября собралась XV Всероссийская партийная конференция. На ней лидеры оппозиции формально подтвердили свой отказ от фракционной борьбы, но в пространных речах защищали свои взгляды, охарактеризованные конференцией как социал-демократический уклон в рядах ВКП(б).
В середине зимы Сталин выполнил свое обещание: Пересветову и Флёнушкину подысканы были в Ленинграде заместители, а они оба приехали в Москву для оформления научной командировки в Германию.
Оля была у детей в Еланске и рассчитывала вернуться в Москву в самый разгар предотъездных хлопот о визах и билетах.
Костя успел забежать в Издательство наглядных пособий, справиться, будут ли они издавать его хронологическую таблицу. Ему показали отрицательное письменное заключение консультанта. Одно из возражений рассердило Пересветова: красочное оформление таблицы «себя не оправдает», поскольку среди школьников «могут встретиться дальтоники», не различающие цветов.
— Так зачем же вы печатаете цветные географические карты?!..
В ответ пожали плечами:
— В отзыве есть и другие возражения…
Они тоже не казались убедительными, но возиться с продвижением таблицы ему было некогда, и он взял ее обратно.
Олин поезд из Еланска по расписанию должен был прибыть утром. Однако наступал вечер, а ее все не было. Костя позвонил в справочную вокзала; оказывается, утренний поезд до сих пор не приходил. Опоздание на девять часов! Странно. Снежным заносам взяться было неоткуда, стояли морозы без ветров и снегопадов.
Пересветов дозвонился до начальника вокзала. Ответ, который он услышал, заставил его похолодеть: на одном из разъездов поезд ночью потерпел крушение, столкнувшись с товарным составом.
Через час Костя, в толпе встречающих, стоял на перроне Александровского вокзала, бледный настолько, что даже мороз не румянил его щек. Вокруг многие плакали.
2
Поезд вышел из Еланска вчера вечером. На улице стоял мороз, а в натопленном и переполненном вагоне было жарко и душно. В купе, где заняла место Оля, плотник поднимал на верхнюю багажную полку тяжелый сундук с инструментами. Ольга настояла, чтобы сундук поставить под лавку: сверху может сорваться, еще убьет кого-нибудь. Она легла на вторую полку, подложив под голову свернутую
