Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Ольга Эрлер

Александр сидел с упрямым и недовольным лицом, притоптывал ногой и всем своим видом выражал раздражение и несогласие.

— Я знаю, как ты не любишь разочаровываться в людях. Но, что поделать, боги создали мир и людей такими: несовершенными, низкими, трусливыми, глупыми. «Человек — не более чем тень». Это не новость для тебя. Вот и сделай это знание своим союзником. Это твои люди.

— Они предали меня. Значит, они больше не мои.

— Люди добровольно следовали за тобой — как ни за кем! — в таких мучениях и в такую даль, потому что их интересы совпадали с твоими. Сейчас они разошлись. Но они не против тебя, они — за себя. Не старайся их принудить, свободные люди не прощают принуждения. Уважь их, и они ответят тебе благодарностью и любовью.

— Ты хочешь, чтобы я сдался? Предал себя?

— Перебори не их, а себя, это труднее всего. Уступить не будет проявлением слабости, наоборот — силы, мудрости и благородства.

Он надолго задумался. Как удачно, что ей пришло в голову слово «благородство».

— Надоела тебе эта грязь по уши, да? — наконец проговорил он с усмешкой.

Ее душа расслабилась, она поняла, что впереди забрезжила надежда.

Афинянка уговаривала царя не воспринимать происходящее как трагедию или поражение, убеждала, что если он уступит жизни, то и она уступит ему. «Смирение происходит от слова „мир“; смирившись, ты обретешь мир в душе. Я обрела тебя, когда поверила в судьбу и перестала упрекать жизнь за свое одиночество и тоску. И жизнь помогла мне: я получила то, о чем так мечтала. Поверь судьбе, все к лучшему». — «Но как может быть лучше то, чего я не хочу?» — в этом был весь Александр! Однако Таис так запутала его своим неожиданным взглядом на вещи, что он постепенно отвлекся от источника переживаний и успокоился. Оказывается, так тоже можно подходить к решению проблем: не в лоб и не по лбу. Успокоившись, он смог посмотреть на конфликт здраво и принять решение, продиктованное не эмоциями, а разумом.

«Гордое сердце в груди укротив, как велит неизбежность», Александр приказал поворачивать назад, к Гидаспу, на котором строился флот, чтобы по нему спуститься вниз до океана и оттуда повернуть в Персию. Люди со слезами на глазах благодарили его. Он смирился. Но простил ли он?

Таис выполнила свой долг: она была рядом с ним в ту минуту, когда он нуждался в ней больше всего. Несмотря на то что это был один из самых тяжелых моментов в их жизни, Таис была счастлива той новой близостью, которую она испытывала к нему, а он, хотелось верить, к ней. Он допустил ее в свою неудачу, крах. Он настолько доверял ей, что показал ей свое отчаяние, бессилие, позволил ей помочь себе.

Потом, плывя на юг вниз по Инду, к океану, они много разговаривали. Таис чувствовала, как он успокаивался, усваивая урок мужественного выхода из сложной ситуации, видела, как менялось его отношение к вопросу о личной свободе и жизненной необходимости, этому вечному вопросу умных и сильных людей. Она боялась, что Александр ожесточится, но этого не произошло. Наоборот, он стал зрелей, мудрей — благородство-аретэ победило в нем горечь и упрямство. Смирившись с неизбежным — с этой разновидностью жизненной несправедливости, он обрел важный жизненный опыт. Примирение порой остается единственной возможностью жить с миром в мире.

Гефестион поведал Таис, что Александр давно начал сомневаться в том, что на востоке, согласно Аристотелю, лежит конец мира. Уже не раз мнение эллинских ученых оказывалось ошибочным: Гирканское море вряд ли связано с Понтом, Инд, несмотря на наличие крокодилов, вряд ли соединяется с Нилом, да и вся земля, видимо, намного больше и край ее лежит где-то в другом месте, чем считалось.

Зато благодаря походу люди приобретут правильные и точные знания о тех землях, через которые проходили македонцы, получат новые карты, описание природы и народов, их жизни и религии. Всем этим занимался отдельный корпус географов, картографов, историков. Был в этом благородном, дальновидном деле и маленький вклад Таис. Она охотно выполняла поручения Александра: вела путевые заметки, записывала обычаи народов Азии, зарисовывала необычных животных. А собирать гербарии начала еще в незабвенной Приене. Навсегда остался в ней интерес к целебным травам, привитый Креоном из Эпидавра.

Была в этом и личная заинтересованность: Таис исполнилось 29 лет, она медленно, но неуклонно приближалась к страшному и печальному для любой женщины тридцатилетнему рубежу, но выглядеть на двадцать считала своим долгом и делом чести. Так она и выглядела. Геба, богиня вечной юности, наделила ее неувядающей красотой. Таис не страдала самовлюбленностью, но относилась к своей красоте серьезно, как к дару богов, который надо ценить и беречь, и нельзя «зарывать в землю». И не столько ради себя, сколько ради людей, которым ее красота приносит радость. Накопившаяся за годы утомительных походов усталость, вечный страх и тревога за Александра грозили отразиться на ее внешности. С помощью травок, кремов и эликсиров Таис пыталась сгладить последствия нелегкой жизни и неумолимого времени. Иногда, если Александр давался ей в руки, она баловала и его: купала в медово-молочной воде, умащивала драгоценными маслами, массировала его совсем другим способом, чем это делал Афинофан, банщик Александра.

— Мой отец однажды уволил офицера только за то, что тот купался в горячей воде, — усмехался Александр. — Такими нежностями ты убьешь во мне все мужское, как ты убила все собачье в Адонисе.

— Скорее отмоешь эфиопа, чем убьешь в тебе мужское, — заверила его Таис.

Упомянув Адониса, Александр имел в виду сына своей любимой собаки Периты, которая, к его большой печали, умерла еще весной. Не оказался бессмертным и буреподобный Буцефал, павший в битве с Пором. Прослужив верой и правдой свой короткий звериный век, четвероногие друзья покинули его. «Такой любви и преданности не дождешься от иных двуногих друзей», — сетовал Александр. В честь своих любимцев он назвал два новых города Перитой и Буцефалией. (Кто бы еще на свете поступил так?) Ни нисейские лошади с северо-запада Ирана, ни дикие лошади скифов не завоевали сердца Александра так, как это сделал несравненный гордовыйный и звуконогий Буцефал, — сильный, храбрый и гордый, как его хозяин.

Видимо, правда, что все самое важное и дорогое в жизни человека берет начало в детстве. Из детства были любимый Буцефал, любимая Перита и любимый Гефестион. И еще. Он любил свое и считал своим то, что любил. Это была его собачка, его конь. Его друг. Его любимая. Его дело. Его люди. Его мир.

В ноябре 326 года огромный флот из 800 кораблей начал свое плавание вниз по Гидаспу (приток Инда), имея своей целью Океан.