Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Слухи об убийстве царевича Димитрия людьми «царского шурина» ползли по Москве и множились по всей стране. «Той же Борис, - говорит летописец, - видя народ возмущен о царевиче убиенном, посылает советчики своя, повеле им многие домы в царствующем граде запалити, дабы люди о своих напастех попечение имели». А когда и это не отвлекло взволнованных сограждан, тогда, уже в следующем месяце, в июле, примчалась весть о набеге татар.

Давно не воевавший с нами (и уже не собиравшийся воевать) Крым вдруг, ни с того ни с сего, «пробудился», и новый хан Казы-Гирей со 150-тысячной ордой двинулся прямо на Москву. Войска стали готовиться к страшной сече. На поле вынесли Донскую чудотворную икону Богородицы. Ту, что была в Куликовском сражении. Только Царь Феодор Иоаннович оставался удивительно спокоен. Когда уже горели окрестности столицы, и передовые отряды с обеих сторон вступали в стычки, Царь невозмутимо сказал одному из бояр, что назавтра татар не будет. Кое-кто истолковал сие как пророчество. Другие объясняли всё действием чудотворной Донской иконы. Но от внимания третьих не ускользнула чёткая организованность, демонстративность татарского набега. Крымцы, действительно, лишь попугали московитян и убрались в ту же ночь. Их пропустили, потом не преследовали, и они слишком сильно не грабили по дороге. Видимо, довольны были тем, что получили от кого-то мзду. При военной силе, какою обладала Россия в то время, крымцы сами ни за что не решились бы напасть. Они не могли и пробиться к Москве без тяжёлых боев с заградительными отрядами, да и уйти безнаказанно не смогли бы. В лучшем случае, спаслась бы треть татар, безо всякой добычи. Так что, как пишет историк И.Е.Забелин, «все обстоятельства этого нашествия заставляли угадывать, что оно было поднято теми людьми из Москвы же, которым до крайности было надобно поправить народные умы в другую сторону от совершившегося злодейства в Угличе».

Радость по поводу избавления от басурманов, действительно, затмила часть умов. В память «победы» был заложен Донской монастырь; в Грановитой палате шли пиры, и гости наперебой славили «великого полководца» Бориса - «царского шурина», который, похоже, и к войску в тот раз не выезжал. Такая «пиар-технология», выражаясь современным языком, для России XVI века было новостью неожиданной. И всё-таки обмануть народ и отвлечь от разговоров об убиении царевича Димитрия Годунову не удалось.

Следственная комиссия во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским (будущим «боярским царём») констатировала смерть царевича от «несчастного случая». Отрок, будто бы играя с ножичком, сам нечаянно зарезался в припадке падучей болезни (эпилепсии). Однако выводам комиссии мало кто верил. Шуйский, отца которого Годунов погубил совсем недавно, не мог быть сообщником «царского шурина», потому его и назначили главным в комиссии, чтобы придать ей видимость объективности (руководил же следствием Лупп Клешнин). Но, спасая свою жизнь, Василий Шуйский вынужден был выговаривать Годунова и его агентов в Угличе. Впрочем, смерть царевича оказалась столь загадочной, что Шуйский мог оказаться свидетелем дел ещё более тёмных и скрытых от самого Бориса. Потому, возможно, он без особых колебаний подтвердил липовую версию о случайном «самозаклании» царевича.

Со смертью отрока Димитрия перед Годуновым открывалась реальная перспектива достижения своей цели. Бездетный болезненный Феодор Иоаннович не мог прожить долго. На нём династия Рюриковичей пресекалась. Была ещё побочная женская ветвь. Как мы помним, дочь князя Владимира Старицкого, Мария, двоюродная племянница Грозного, стала вдовой Ливонского короля Магнуса. Так её вместе с дочерью-отроковицей Годуновский наёмник, Дж.Горсей, сумел выманить из Риги и доставил в Москву. Королеву Марию тотчас постригли, чтобы не могла иметь претензий на Царство, а дочь её, по малолетству, постричь не могли, потому девочка очень скоро умерла. То же самое произошло, когда через год после убийства царевича Димитрия у Царицы Ирины всё-таки родилась дочь Феодосия. Малютка умерла, не прожив и трёх лет, как ни берегли её отец с матерью. В изведении царевны Феодосии окружающие обвиняли Бориса, но он к тому времени уже научился затыкать рты обличителям и, вообще, неугодным ему людям.

Опыт он приобрёл на Угличском деле.

Как уже говорилось, комиссия под началом Василия Шуйского постановила считать убиение царевича Димитрия несчастной случайностью. Это требовалось доказать. Свидетели на месте утверждали обратное. По их словам: в шестом часу дня, 15 мая 1591 года, царевич вместе с «мамками», постельницей (Колобовой) и кормилицей Ариной Тучковой вышел во двор погулять. Мамки отпустили отрока совсем недалеко. В это время к нему подошёл Осип Волохов, взрослый сын главной мамки Василисы. Осип спросил царевича, не новое ли у него ожерельице. Ребёнок ответил, что старое, и в доказательство вытянул шейку. Тогда злодей выхватил нож, перерезал Дмитрию горло и бросился наутёк. На крик кормилицы выбежала Царица Мария, за нею слуги и главная мамка Василиса Волохова. В исступлении горя и гнева Царица стала избивать Василису (как мать убийцы) поленом. Осипа скоро схватили. Пономарь (вдовый поп по прозвищу Огурец) ударил в набат. Главный соглядатай Годунова при царевиче, дьяк Михаил Битяговский, бросился на колокольню, но Огурец заперся и продолжал звонить. Сбежался народ, прибежали братья Царицы - Михаил, Афанасий и Григорий Нагие. Причём Афанасий в тот же день удалился из Углича и бесследно исчез. Он лишь заехал в Ярославль к бывшему там Горсею и поведал англичанину о случившемся по версии Нагих. Именно в этой версии мы только что изложили происшедшее событие.

Соглядатаев Годунова Нагие знали отлично. Ими были и главная мамка, Василиса Волохова, с сыном Осипом (названным убийцей), и Михаил Битяговский с сыном Данилой и племянником Николаем Качаловым, и их холопы. На всех агентов Бориса Годунова тотчас указали разъярённому народу. Угличане разорвали Осипа и Битяговских (всего 12 человек), и свидетелей со стороны соглядатаев не осталось. Не забили до смерти одну Василису Волохову, но она не видела того, что случилось во дворе, а потом, избитая до потери сознания, она проболела больше недели. Так что убиенного отрока похоронили без неё. Некую юродивую, приходившую играть с царевичем, тоже зачем-то убили (очевидно, чтобы не проболталась). Таким образом, кроме Нагих с их слугами, никто больше не мог знать подробностей убийства или подмены Димитрия.

Прибывшие через четыре дня члены комиссии навряд ли толком знали царевича в лицо. Если прежде и видели его младенцем, то теперь, во гробе, в полутёмной церкви, на пятый день после смерти они могли ошибиться вполне, и особенно, если не стремились к установлению истины. Был ли действительно там Димитрий или другой невинный отрок, они, скорее всего, не выясняли. Главной задачей комиссии было отвести подозрения в убийстве от Бориса Годунова. При этом Шуйский, ходивший на грани опалы, мог повернуть куда угодно. Если он, допустим, заподозрил Нагих в возможной подмене царевича, то вполне мог умышленно не заметить того. Спустя 14 лет он на Красной площади уверял народ, что знал о подмене и спасении Димитрия от рук убийц, когда Москва встречала так называемого «Самозванца». Правда, потом Шуйский же и отрёкся от своих слов. Но первую ложь он принёс в пользу версии «самозаклания» отрока, будто бы страдавшего падучей болезнью. Лупп Клешнин, неофициальный глава комиссии, вёл себя тоже очень странно. Увидев тело царевича во гробе, он ужаснулся, затрепетал и велел немедленно хоронить его. Что пережил сей доверенный Годунова, сказать трудно. Только скоро Клешнин постригся и дни свои окончил в монастыре.

Слухи ходили о том, что Нагие сами подменили Димитрия, и, возможно, даже ещё в младенчестве, а затем спровоцировали избиение Битяговских - неизвестно, убивавших отрока или нет. Современник событий, француз Жак Маржерет, например, писал:«Как считают, мать и некоторые вельможи, явно предвидя цель, к которой стремился сказанный Борис, и зная об опасности, которой младенец [Димитрий] мого подвергнуться... изыскали средство подменить его и поставить другого на его место». Одним словом, загадка «убийства», «самоубийства» или «подмены» в Угличе до сих пор остаётся неразгаданной, так же как и загадка «Самозванца», о котором речь впереди. «Великая темнота» хранит свои тайны.

Шуйский с Клешниным и члены комиссии доложили Царю Феодору Иоанновичу свою версию случившегося. Борис остался «вне подозрений». Чувствительный Государь едва не умер от скорби по погибшему сводному брату. Царица Ирина едва не ушла в монастырь. Но потом супруги утешились. Нагие же в Угличе поносили Годунова как убийцу. Требовались срочные меры, и «царский шурин» их предпринял.