Сатурн почти не виден - Василий Ардаматский

— Сколько, по-вашему, шансов за то, что он сломится? — спрашивал Марков.

— Столько лее, сколько за то, что не сломится, — отвечал Рудин.

Даже после ужина по случаю награждения, когда Щукин почему-то нашел нужным предостеречь Рудина, что Биркнер знает русский язык, ничего определенного о настроениях этого человека сказать было нельзя. Рудин спустя несколько дней после того ужина спросил у него, что означало его предупреждение, но Щукин, нисколько не смущаясь, ответил, что ничего подобного не помнит, так как был очень пьян. Словом, позиция Щукина таила в себе неведомые опасности и их нужно было предусмотреть.

Наиболее надежным оружием против него оставалось письмо от жены и сына. Если в Щукине еще живо что-нибудь человеческое, оно должно было помочь ему обратить взоры к Родине. Надо сказать, что письмо это не могло не взволновать только человека с каменным сердцем. Жена и сын Щукина, получив уведомление военкомата, почти три года считали его без вести пропавшим. И вдруг они узнали, что он жив, и получили возможность написать ему письмо. Правда, им не сообщили, чем он теперь занимается: им просто сказали, что он партизанит в тылу врага. Увы, этот утешительный обман был необходим. В конце концов, если Щукин найдет в себе силы порвать с гитлеровцами и станет честно служить Родине, вернувшись к своим близким, он сам решит, что им сказать о первом годе войны — правду или эту утешительную ложь. Но тогда главным для них будет его возвращение.

Если же письмо ожидаемого воздействия на Щукина не произведет и Савушкин увидит, что ничего больше он сделать не может, ему придется тут же на месте уничтожить Щукина. И тогда этот предатель еще раз, но теперь уже навсегда станет для своей семьи без вести пропавшим…

Начиная операцию, Савушкин покинул базу Маркова и поселился у связанной с подпольем учительницы-пенсионерки. Но там он только ночевал, а весь день с утра до позднего вечера проводил вблизи зоны «Сатурна» в упорном стремлении встретиться со Щукиным.

Щукин будто знал, что его ждет такая встреча. За два месяца он вышел за пределы зоны «Сатурна» только два раза и при этом не один. В обоих случаях Савушкин неотступно следовал за ним, как тень, надеясь, что хоть на время Щукин останется один, но надежда эта не оправдалась.

Первый раз Щукин с группой работников «Сатурна» пошел в кино. Савушкин терпеливо ждал его возле кинотеатра. Когда вся компания вышла наконец из театра, Савушкин, пользуясь тем, что вокруг была толчея, подошел к компании вплотную и слышал, как все уговаривали Щукина пойти в казино, а он отказывался. «Не иди в казино, не иди», — мысленно приказывал ему Савушкин, готовый поверить в передачу мысли на расстояние. Но Щукин пошел в казино. И там Савушкин долго ждал его. И снова они вышли компанией и вместе отправились в «Сатурн», издали провожаемые Савушкиным. Второй раз Щукин отлучился в город в сопровождении двух сотрудников «Сатурна». Савушкин установил, что они ходили покупать кожаное пальто для одного из сотрудников. И снова Щукин ни на минуту не оставался один. Свою неудачу Савушкин переживал тем более остро, что предшествующие два месяца он провел в бесплодном ожидании.

Создание при «Сатурне» группы «Два икс», в которую входил и Щукин, потребовало ускорить операцию. Марков решил несколько ее упростить. Он разрешил Савушкину подойти к Щукину и отозвать его в сторону, даже если тот будет в этот момент не один. Савушкина обрадовало это облегчение, но оно таило в себе и огромную опасность для него самого. Если Щукин откажется или позовет на помощь, он должен будет уничтожить Щукина. Но каким бы способом он это ни сделал, у него самого шансы на спасение катастрофически уменьшались. И все же Савушкин радовался новой схеме операции, осуществление которой было ему действительно дороже собственной жизни.

…Все поплыло в этот субботний апрельский день, хотя солнца совсем не было видно. Дул теплый южный ветер. С крыш падала капель, с легким шумом оседали снежные сугробы. По-весеннему пронзительно чирикали воробьи.

Савушкину в его добротном пальто на вате и меховой шапке-венгерке было жарко. Вскоре после взрывов в город прибыли несколько воинских отрядов, в том числе и батальон венгров. Патрули стояли на перекрестках, бродили по городу днем и ночью. Человек, идущий по улице, должен был поминутно предъявлять документы. Чтобы облегчить Савушкину задачу, Бабакин купил у венгерского капрала для него пальто и шапку, Савушкину приготовили новые документы, и теперь он по документам был уполномоченным санитарного управления венгерской армии, командированным в этот город для организации медицинского обслуживания венгерской части. Расчет был правильный: венгерские солдаты патрульной службы не несли, а у немцев этот документ сомнения вызвать не мог, поскольку они знали, что в городе есть венгерский батальон.

Одетый в венгерскую форму, Савушкин сидел на скамейке в садике, откуда хорошо был виден выходной шлагбаум «Сатурна». Это была одна из его наблюдательных точек, и называлась она «Суббота» — самая безнадежная точка. Если Щукин и выйдет, он ни за что не окажется один: в субботний день отправлялись в город многие сотрудники «Сатурна».

Савушкин уже собирался встать, чтобы немного пройтись по улице, как вдруг увидел возле шлагбаума знакомую коренастую фигуру Щукина: охрана «Сатурна» проверяла его документы. Савушкин замер: Щукин был один. Это было похоже на сон. Щукин один, совершенно один медленно шел по улице. Дойдя до перекрестка, он повернул налево. Савушкин быстро обошел садик и параллельным переулком вышел навстречу Щукину. Между ним и Щукиным было метров сто, и это расстояние неумолимо сокращалось. Савушкин подавил волнение, вынул из пачки сигарету и, когда Щукин поравнялся с ним, сказал:

— Простите, пожалуйста, нет ли у вас спичек?

Щукин спокойно посмотрел на него, вынул из кармана и протянул ему коробок спичек. Смотря, как Савушкин закуривает, он, чуть усмехаясь, сказал:

— Вы, я заметил, уже давно хотите закурить именно от моих спичек.

Савушкин выпустил струю дыма и, возвращая спички, произнес:

— Это верно. Но дело в том, что я должен не только прикурить именно от ваших спичек, я должен передать вам привет от Ольги Викентьевны и от Кости.

Этого Щукин явно не ожидал. Он даже сделал шаг назад. Потом испуганно оглянулся по сторонам.

— Не может быть! — пробормотал он еле слышно. Лицо его стало землистого цвета.

— Да, да, — улыбнулся Савушкин. — И не только привет, но и письмо. Давайте пройдем отсюда, рядом есть тихий садик. Ведь, кроме всего прочего, я должен вам сообщить кое-что очень для вас важное.

Щукин покорно пошел рядом с Савушкиным. Шли молча. Савушкин давал ему возможность осмыслить происходившее.

В садике они подошли к той же скамейке, на которой пятнадцать минут назад нес свою терпеливую вахту Савушкин.

Щукин молча сел рядом с Савушкиным и протянул руку.

— Подождите, сначала поговорим. Я хочу, чтобы вы точно знали, кого я представляю.

— Я догадываюсь, — тихо ответил Щукин. — Я заметил вас, когда ходил с компанией в кино. Если хотите знать, сейчас я шел специально, чтобы встретиться с вами.

— Почему и зачем?

Щукин, помолчав, сказал:

— Очень трудно коротко ответить на ваш вопрос.

Но все же кто вы и зачем я вам нужен? Вряд ли вы хотите только передать мне письмо…

Савушкин десятки раз вел в уме этот разговор в самых различных вариантах, но слова Щукина о том, что он заметил его давно, были для него, Савушкина, неожиданностью. С одной стороны — это как будто облегчало разговор, свидетельствовало о том, что Щукин и сам хочет его, но с другой стороны — оно облегчало Щукину ведение игры. Савушкину теперь нужно было сразу выкладывать все свои карты. А могло быть и другое? — что Щукин пошел на эту встречу, подготовив засаду. Но отступать некуда. Вперед, Савушкин!

— Скажите, вас устраивает ваша нынешняя судьба изменника своего народа? — спросил Савушкин.

— Нет. Давно не устраивает.

— Почему же вы ничего не предпринимали, чтобы изменить свою судьбу?

— Вы недостаточно информированы об этом, — сказал Щукин.

— Так информируйте, это в ваших интересах.

— Я делал только то, что мог сделать в моем положении. Вы знаете, чем я занимаюсь в «Сатурне»?

— Да, ваше дело — документы, и иногда вы их изготовляли небрежно.

— Вы это знаете? — вырвалось у Щукина почти радостно. — Но только не иногда, — в тридцати четырех случаях и не просто небрежно, а умышленно неправильно.

— Нам известны только три случая, — остановил его Савушкин. Так было условлено — из осторожности назвать только три случая.

— Этого не может быть! — воскликнул Щукин и добавил: — Или тогда у вас там очень плохо работают.

Савушкин молчал и ждал. Игра или искренность? Вот вопрос, на который он пытался сейчас ответить себе и не мог, потому что в словах Щукина, в том, как он их говорил, во всем его облике, в глазах было что-то такое, что не вызывало к нему полного доверия.