Напряжение - Андрей Островский

Запомнилось одно лето. Петьки еще не было на свете. Отец пришел с работы против обыкновения днем, необычно оживленный, и велел матери собираться в отпуск. На следующий день они уже ехали в поезде на Рыбинск, а еще через два дня плыли на колесном пароходе «Вера Засулич» вниз по Волге. Олегу все было в диковинку. Он облазил каюту, поднимал и опускал желтые деревянные жалюзи, носился по палубе, заглядывал в машинное отделение, потом мчался в салон… И не хватало времени смотреть на заросшие деревьями пушистые горы, на стада, дремавшие у воды, деревушки…

Они сошли на пристани в Мариинском посаде, и загорелый старик-чуваш, не торгуясь, отвез их на лодке в ближайшую деревню. Олегу казалось, что ничего прекраснее этой деревни не существует на свете, хотя это была самая обыкновенная русская деревня. Она была зелена, потому что у каждого дома рос яблоневый сад; по улицам ходили вперевалку гуси, шипели на пробегавших мимо кошек и щипали мягкую, кудрявую травку, по которой приятно было бегать босиком; поросята терли бока о пересохшие серые бревна старых амбаров…

Каждое утро, запасаясь ватрушками, молоком, крутыми яйцами и всякой другой снедью, Кунгуровы стаскивали в воду лодку и плыли на другую сторону Волги, на пески. Отец сооружал тент из простыни и весел и садился с удочкой или забрасывал спиннинг; Олег помогал ему, ловил ради забавы мальков линялым марлевым сачком. Иногда они все — отец, мать и Олег — ложились спиной на горячий песок и загорали, слушая, как кричат и суетятся чайки: «Три-ар-рр! Три-ар-рр!..»

«Как хорошо-то, Вася!» — говорила мать. Олег видел, что она счастлива покоем отца, тишиной, природой.

Отец был ласков, добр, но по-прежнему молчалив. Они с Олегом копали колодцы, разводили костры, ловили бабочек, плели из ивняка корзины. А один раз отец смастерил змея с длинным хвостом из мочалки. Олег прыгал в восторге на одной ножке вокруг отца и выпалил вдруг ни с того ни с сего:

«Пап, если бы всегда ты был такой!»

«Какой, сынок?» — не понял отец.

Но Олег так и не смог объяснить. А отец погладил его по выгоревшим волосам, потом прижал к себе и крепко поцеловал…

Путешествие это — единственное в жизни Олега — оставило в памяти у него такое впечатление, что при первой возможности он решил повторить его с Петькой. На Волгу они тогда не смогли поехать, — доро́га была для них слишком дорога́, — и они отправились на Карельский перешеек, на Вуоксу. Там Олег вытянул на спиннинг четырехкилограммовую щуку, и с тех пор Петька бредил спиннингом и летним дикарским биваком.

Олег повернулся на живот, подбив под голову теплую слежавшуюся подушку. У него и в детстве случалась бессонница, когда задавали слишком много уроков и приходилось сидеть до полуночи. Он знал: в таких случаях лучше всего считать и стараться увидеть цифры, произнесенные в уме. Раз, два, три, четыре… восемь… двенадцать… Ни о чем не думать, только цифры, только цифры… восемнадцать, девятнадцать… Появилась вместо цифр Тоська, такая, какой она была тогда утром, в ванне… Двадцать четыре, двадцать пять… А все-таки она, наверное, жалеет, что так у нее получилось. И не прочь вернуть старое. «Я только один раз провожала белые ночи, помнишь — с тобой? Какая прелесть! Я бы еще с удовольствием прокатилась бы по заливу»… — «Кто же тебе мешает? Катайся»… Тридцать два, тридцать три, тридцать четыре… Вот с Тамарой я поехал бы куда угодно!.. Тамара!.. Тридцать девять, сорок, сорок один… Прийти к тете Люде и сказать: «А знаешь, я женюсь. Я же тебе сказал, что предупрежу…» Бедная тетя Люда, здорово, видно, она расстроилась из-за Ганночкиного мужа. Надо будет съездить к Смородину… Интересно, Смородин женился на этой, смешливой?.. Вот на кого он похож, на Беклемишева! А я все думал, кого он напоминает… Беклемишев все же решил действовать по-своему! Пусть, но к Говоркову он так или иначе придет, с другой стороны… Ни о чем не думать, ни о чем… Только цифры, только цифры… На какой я остановился? Сорок восемь? Или нет, пятьдесят восемь? Лучше начать снова… Раз, два, три…

Сон не приходил. Олег открыл глаза. Окна стали сизыми, проявились предметы… Он встал, сердясь на себя, прошелся по комнате, поправил одеяло на посапывающем Петьке и погладил брата…

Озябнув, он снова лег и вскоре почувствовал, что засыпает.

Глава четвертая

1

Разговаривая с дружинниками «Искры», Олег, среди прочего, услышал такую историю: однажды шлифовщик девятого цеха Раков пришел на работу навеселе и поспорил с соседом по станку на «маленькую», что разобьет кувалдой свои ручные часы. Рабочие встали в кружок. Спор был смешным и необычным. Раков вынул из кармана «Салют», дал всем послушать, что часы ходят, положил их на наковальню, размахнулся и ударил… Затем вынул другие и начал спорить, уже на «сто грамм», что и их расшибет.

Известно было Олегу и такое. Скупочный пункт в Озерках заплатил тридцать четыре рубля за бронзового Пегаса — каминные часы с годовым заводом и боем, фирмы «Павел Буре». Купив часы, оценщик заподозрил, что они краденые. В квартире же на Десантной действительно пропали часы «в виде летающего коня», как было записано в протоколе. Хозяйка квартиры, Краева, сразу узнала своего Пегаса. В документах скупочного пункта были записаны серия и номер паспорта человека, продавшего часы. Владельцем паспорта оказался Валерий Васильевич Супруненко.

И еще одно довольно странное происшествие.

На Мальцевском рынке, под закрытие, некая молодая женщина продавала мужское пальто. Документов у нее не оказалось, и милиционер повел ее в пикет. По дороге женщина кинула под ноги постовому пальто и бросилась бежать, но ее задержали прохожие. В пикете она сказала, что купила пальто у парня, которого зовут Николаем.

Когда Олег учился в милицейской школе, их преподаватель криминалистики любил повторять, качая указательным пальцем:

«В организме любого города, даже самого спокойного, все время что-то случается: кто-то потерял сумочку, кого-то укусила собака, кто-то попал под трамвай, кто-то утонул… Во всем этом хаосе событий, клубке случаев, фактов надо с чрезвычайной внимательностью отличать существенное от несущественного, важное от существенного. Уголовный розыск — это служба внимания, связи и проверки».

Теперь каждому из беклемишевской группы было отпущено по «клубку случаев» и каждому следовало отличить существенное от несущественного. Олегу предстояло выяснить по крайней мере большую часть вопросов, которые он наметил: кто такой Раков? Откуда у него часы? Имел ли он отношение к паспорту Супруненко и к Пегасу с Десантной улицы? Знаком ли с Говорковым? Знает ли он женщину, задержанную на Мальцевском рынке, и, наоборот, его ли, Николая Ракова, она имела в виду, говоря о человеке, у которого купила пальто? Чье это пальто?

После того вечера Олег ходил какой-то вялый, несобранный, не в меру молчаливый, и добрый Гуляшкин винил в этом только себя. Впрочем, они почти не виделись, занятые каждый своим делом.

Олег ломал голову над тем, как ему разыскать Тамару. Он мог найти в городе любого человека, но не хотелось впутывать в свои личные дела уголовный розыск. Он видел в мои что-то противоестественное, пошлое, кощунственное. Если бы он знал фамилию! Кто ее может знать? Деканат филфака? «Скажите, как фамилия девушки по имени Тамара?» Чушь.

После некоторых колебаний он позвонил Геннадию. Генка был по обыкновению весел и остроумен, спрашивал, как добрались гости до дома и понравилась ли встреча ребятам. Олег добросовестно отвечал и, дождавшись удобного момента, сказал небрежно:

— Да… Ты случайно не знаешь телефона этой… как ее… Тамары… Ну, той, которая пришла с Борькой Аникеевым. Понимаешь, я обещал ей одну книгу, а про телефон забыл спросить…

— Хоть я не детектив и не работаю в уголовном розыске, — захохотал, прервав его, Генка, — но знаю одну простую житейскую истину: когда начинают тщательно объяснять, зачем понадобился человек, значит, он понадобился по другому поводу. Маленькое психологическое эссе. Может быть, тебе пригодится в твоей практике?

Застигнутый врасплох, Олег слегка смутился:

— Ты делаешь заметные успехи в психологии. Так как же?

— Увы и ах… Я вижу ее впервые. А Борьке ты, разумеется, позвонить не желаешь.

— Но, может, ты знаешь ее фамилию?

— Фамилию?.. Стой, когда мы знакомились, она назвала. Обожди, обожди… Дай бог памяти… Можешь себе представить — вспомнил. Ее фамилия Ярцева.

— Не врешь?

— Не вру, но, возможно, заблуждаюсь… Скажи, а это правда, что она Борькина невеста? Ну и Тютя-Путя!

Олег прикинул, в каком году могла родиться Тамара. Если она на втором курсе филфака, стало быть ей что-то около двадцати, то есть год рождения ее — сорок второй — сорок четвертый. Вряд ли она могла родиться в Ленинграде… Все сведения были предположительными, кроме того, их было маловато. И все-таки Олег рискнул позвонить в справочное.