Лазарев. И Антарктида, и Наварин - Иван Фирсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как ты умудряешься, Михаил Петрович, на все новинки у Меншикова благословения испрашивать? Он до них весьма не охоч, тем паче в морском деле несведущ вовсе.
— Донельзя просто, Александр Павлович. Я внушаю светлейшему, что мои задумки — это плод его талантливой мысли…
Друзья посмеялись от души.
И все же флот обновлялся, закладывались новые корабли. Взамен стареющей «Варшавы» заложили стодвадцатипушечный «Париж».
Разделяя радостное настроение, писал с Кавказа своему наставнику и начальнику капитан 2-го ранга Владимир Истомин: «…постройкой этого нового корабля вся старая грейговская ветошь Черного моря окончательно вычеркнется из списков и что, следовательно, таких пятнадцать кораблей, какие теперь в Черном море находятся, не представит ни одна из морских держав…»
Изумлялись и любопытствующие не в меру посланцы «владычицы морей».
Осенью 1841 года с разрешения императора на Черное море приехал главный сарваер и кораблестроитель английского флота Вильям Саймондс. Лазарев показал ему верфи в Николаеве и Севастополе, осмотрел внимательно все военные суда в севастопольских бухтах.
Сверх ожидания, он «поразился многому, но молчал, закусывая губы».
Английскому консулу в Одессе он весьма лестно отозвался о черноморцах: «Там пахнет, — писал Саймондс, — морской нацией, чего в Балтике я не заметил, и ежели правительство поддержит, то морская часть в Черном море в скором времени очень усилится».
Зная дороговизну кораблестроения, Лазарев экономил на всем, большом и малом. Вникал в чертежи каждого нового корабля, убирал излишества, не в ущерб качеству. Посылал в Петербург обоснования для расчета смет постройки судов. Узнав, что в Соединенных Штатах заказали пароход «Камчатку» почти за три миллиона, возмутился:
— В Англии такой же пароход, по моим расчетам, стоит в два раза дешевле.
На верфях и стройках Николаева и Севастополя, несмотря на жесткий порядок, воровали, подрядчики и строители наживались. Медные листы для обшивки кораблей вдруг обнаружили в Литве, под Вильно. Умудрились увезти в фургонах Виленского полка.
Внимательно приглядывался Лазарев к работе огнедышащих машин пароходов, приходил к неизбежному выводу — за ними будущее флота. Почти каждый год на стапелях Николаева закладывали пароходы-фрегаты. В топках котлов сжигали привозной, английский уголь, деньги за него платили немалые. Тот же уголь использовали в кузницах Адмиралтейства.
Однажды слышал Лазарев о разработках каменного угля на Северском Донце. Николаевские мастеровые — кузнецы подтвердили, а толком, что за уголь, никто не знал.
Подумав, Лазарев пригласил Матюшкина — «Браилов» отстаивался в бухте, разоруженный на зиму.
— В Бахмутском уезде на Екатеринославщине имеются угольные копи. В тех же местах располагаются разные заводы металлических дельных вещей, кои нашему ведомству поставляются. Ныне уголек английский нам внаклад, да и зависимы мы от него поневоле. — Лазарев подошел к Матюшкину, взял его за пуговицу сюртука, хитро прищурился. — Знаю любовь вашу к изысканиям по сибирским и чукотским вояжам, а посему прошу вас поехать осмотреть те копи, заводы, особливо луганские. Разведать все об угле, а главное, привезти образцы угля из разных копей.
За три месяца Матюшкин дотошно облазил все угольные копи, осмотрел заводы, привез несколько пудов угля и восторженно доложил Лазареву:
— Сей уголек, ваше превосходительство, клад настоящий.
Лучшие мастеровые проверили уголь в кузницах Адмиралтейства. Лазарев обрадовался, что не ошибся, и тут же написал Меншикову: «По исполнении капитан-лейтенантом Матюшкиным поручения, производимы были в присутствии моем в Николаевском Адмиралтействе сравнительные испытания сварки железа каменным углем английским и доставленным из разработок в Бахмутском уезде. Опыт этот показал… что каменный уголь Бахмутского уезда, взятый в одинаковом количестве с английским ньюкастльским, сваривает железо скорее и даже лучше, чем английский».
Писал, а сам живо соображал об использовании угля, и немного погодя он решил применять его всюду на флоте вместо леса, но для этого опять нужно разрешение начальника Главного морского штаба.
«В Крыму при ежегодно умножающемся истреблении там лесов… и теперь уже достаются они для Адмиралтейства с трудом…
Обстоятельства сии возбудили во мне мысль, давно занимающую меня, относительно употребления каменного угля, вместо дров, добываемого в Бахмутском уезде… непростительно бы было оставить без внимания предмет толикой важности, обещающий развитие новой здесь промышленности, полезной для казны и для народа… сравнение, сделанное на пароходах и в кузницах, до сих не уронило еще в достоинстве нашего угля против иностранного… и ежели только изыщутся пути выгодной доставки… русский уголь сделается в нашем крае одной из первых промышленностей».
Меншиков разрешил в виде опыта производить замену дров каменным углем.
Излишние расходы особенно возмущали, когда затрагивали личность командующего флотом, о чем Лазарев возмущенно сообщал Меншикову. «На днях представлена на утверждение смета… в 12 806 руб. серебром на исправление занимаемого мною дома. Но я соглашусь скорее жить в конуре, нежели допустить подобное грабительство. Начальника инженерной команды Богданова необходимо переменить другим, понимающим свое дело и имеющим более понятия о чести». Не щадил и близких, когда они переступали черту дозволенного. Как-то гостила в Севастополе любимая супруга Катенька. Перед морской прогулкой поднималась она по трапу на яхту, задела цепочкой золотых английских часов за поручни, она порвалась, и часы бултыхнули в воду.
— Утонули, — равнодушно промолвил Лазарев и провел жену на палубу.
Дело забылось, но близкие люди, то ли Корнилов, то ли Истомин, помнили. Снарядили водолаза, отыскали часы и вернули владелице. Любящий муж пыхтел, вычерчивал по памяти образец часов, хотел заказать новые в Англии. Неожиданно сзади тихо подошла и обняла его жена. И вдруг сверкнули часы… Муж разнял объятия, жена испугалась — глаза его метали искры негодования.
— Откуда часы?! Как ты смела просить!
— Михаил Петрович, я никого не просила, мне их принесли домой.
— Кто?!
Теперь возмутилась Катенька и отрезала:
— Об этом не допытывайся, не скажу…
Но тут же смягчилась, уговорила супруга не предавать дело огласке, обещала впредь такого не допускать. Вообще она не питала особой страсти к приобретению дорогих безделушек. Зато детскую увлеченность чтением перенесла и в семью. Французские романы и русская поэзия пополняли богатую библиотеку Лазарева.
Насколько был Лазарев суров к непорядочности, настолько неравнодушен был к чужой беде.
Когда-то, в молодые еще годы, при постройке «Азова» в Архангельске подружился с капитаном 2-го ранга К. Сошлись близко, коротали вдвоем вечера. Как-то разговорились о смысле жизни, непредсказуемости судьбы человека. Дали друг другу слово: «Если в будущем кто-то из них обзаведется семьей и покинет этот мир до срока, взять на себя заботу о близких».
Несколько лет назад он узнал о том, что его друг скончался, а семья осталась без средств в Астрахани. Сына товарища определил в Морской кадетский корпус, а дочь, при содействии Меншикова, зачислили в Смольный институт. Жене помогает деньгами…
В последние годы, наблюдая близко жизнь городского «низшего сословия», все чаще размышлял Лазарев о судьбе крестьян, вспоминал свою владимирскую деревеньку. Знал, что крестьян там обирают, а вступиться за них было некому. Писал несколько раз губернатору, но ни одного ответа не получил. Думал нередко об извечной доле крепостных. «Обещание твое уведомлять иногда, что у вас предпринимается насчет мысли об освобождении крестьян, — просил Лазарев друга, — я приму с особой благодарностью».
Самоотверженно служили Отчизне матросы из крепостных. «Какие же подвиги способны свершать они, будучи вольными?» Не раз задавался он этим вопросом.
Крестьяне тоже знали тропу к своему благодетелю, не забывали его. Редчайший случай заслуживает особого внимания.
В тот самый год, когда Александр Герцен возвращался из владимирской ссылки, геодезисты инженерной команды «провешивали» шоссе между Нижним Новгородом и Владимиром. Протянулось оно и через земли лазаревской деревеньки с названием Объезд. Деревенский староста Гаврила Федотов просил владельца имения помочь ему. Первое — «кто и как возместит потерю отобранной у крестьян под шоссе пахотной и сенокосной земли в длину до 400 и в ширину до 50 саженей». Но не это главное, Лазарев в письме владимирскому губернатору Ивану Каруте пишет: «Другая жалоба старосты моего в том, что какой-то инженерный офицер, находясь в Гороховецком уезде при проводе шоссе, в проезд свой через деревню мою бил его, Федотова, за то, что он не имел при себе запасных лошадей; когда же староста по уходе того офицера со двора запер ворота, то офицер бросил кол в окно избы Федотова и ушиб им двухлетнего сына его; о чем староста мой жаловался г. исправнику, но удовлетворения не получил.
