Воспоминания - Степан Тимошенко

Из Интерлакена отправился в Энгельберг. Пятьдесят лет тому назад я с Бахметьевым посетил этот курорт. Тогда я интересовался электрической тягой и мне хотелось посмотреть электрофицированную горную дорогу Штансштад-Энгельберг. Вспоминаю, что тогда и крутой подъем зубчатой железной дороги, и населенный английскими туристами Энгельберт, произвели на меня большое впечатление. За пятьдесят лет я изъездил много стран, посетил много горных курортов и теперь Энгельберг какого‑либо особого впечатления не произвел. Прогулок там достаточно, но лесов нет и гулять по открытым местам неинтересно. После Энгельберга отправился в Австрию. Там еще продолжалась французская оккупация. На границе разные формальности. Нужно иметь дело с французскими солдатами, что было мало интересно. Побывал в Бад-Гастейн. Сделал несколько экскурсий. Побывал на ледниках, спускающихся с вершины Грос-Глокнер. Побывал в Лиенце, где англичане предали коммунистам многих русских офицеров, участвовавших в Власовском движении. Почти все они погибли.

В середине сентября я вернулся в Пало Алто. Начался 1951-1952 учебный год. В свободное от лекций время я закончил, наконец, мой курс «История Сопротивления Материалов». Собрал также мои работы, печатавшиеся на иностранных языках. Отослав все это издателю, я мог опять посетить Европу. Предстояло два дела: я пообещал Итальянской Академии Наук сделать в мае доклад о моих работах, а в начале сентября должен был быть в Константинополе на Международном Конгрессе Механики. По дороге остановился на несколько дней в Париже. Мой давний товарищ по Путейскому Институту показывал мне организованный им завод по производству бетонных балок, усиленных натянутыми стальными проволоками. Тот же приятель собрал группу путейцев и мы отпраздновали пятидесятую годовщину нашего окончания Института.

Из Парижа поехал на юг. Пробыл неделю в окрестностях Канн, а потом переехал в Италию и поселился в Санта-Маргарита. В начале мая побывал в Риме. Сделал доклад в Академии и потом отправился в Швейцарию. Пожил там в любимом Глионе до Тройцы. Тройцу провел у дочери в Хекстере и в конце июня вернулся опять в Швейцарию. Поселился в Флимсе — чудесный курорт с приятными лесными прогулками. В августе переехал в Энгадин и поселился в Понтрезина. В конце месяца должен был начаться Конгресс Механики.

Я знал, что железнодорожная поездка по Балканскому полуострову связана с массой неудобств и решил отправиться в Константинополь аэропланом. Это была моя первая воздушная поездка и она оказалась на редкость удачной. Погода была чудесная. Из Женевы мы пролетели над французской Ривьерой, над Неаполем и через каких‑либо четыре часа мы спустились в Афинах. Тут остановка. А дальше — перелет через Эгейское море. Цвет воды удивительный и многочисленные острова видны, как на географической карте. Через какой‑либо час мы уже были на аэродроме возле Константинополя. Автомобильный переезд в город особого удовольствия не доставил. Открытая степная дорога, выжженная солнцем трава, невероятная пыль. К концу пути уже стемнело и в городе мы мало что видели. Отель мой был расположен в нагорной части города — Пера. Заседания Конгресса происходили на другом берегу Золотого Рога в Стамбуле, в новом здании университета. Членов Конгресса возили туда особые автобусы. На заседании Конгресса я долго не оставался. В большом зале, вдали от докладчика, я почти ничего не слышал.

Отправился осматривать город. Больше тридцати лет прошло с тех пор, как я увидел впервые этот знаменитый город. Многое переменилось в моей жизни за это время. При первом посещении города я был беженцем из России. Хлопотал о визах в разных консульствах. Не знал, что меня ждет впереди. Но мне было только 41 год. Я был молод и все меня интересовало в незнакомом городе. Теперь я явился туристом. Но нужно думать о завтрашнем дне и можно спокойно осматривать город. Но прежнего интереса уже нет. Пришел к знаменитому храму Айя-София. Вспомнил объяснения моего спутника Тарановского и мое с ним посещение храма при ярком солнечном освещении в 1920 году. Теперь все было не так. Храм ремонтировался. Подмостки закрывали окна и было мало света. Прежнего впечатления я не получил.

Я мало посещал заседания Конгресса. Знакомых из Западной Европы было немного. Для них поездка в Турцию была дорога и утомительна. Прилетел военный аэроплан с американцами, но они меня мало интересовали. Встретил моего ученика по Петербургскому Политехникуму Я. М. Хлытчиева. Больше тридцати лет прошло с тех пор, как мы плыли с ним в трюме грузового парохода из Севастополя в Константинополь. Он тогда устроился профессором Белградского университета. Как армянин, он занялся и торговлей.

Дела шли хорошо и в конце концов он сделался богатым человеком. Но в 1945 году, после второй войны, явились коммунисты, отобрали все имущество и сейчас он живет на скудное профессорское жалование. Говорили мы с ним о возможности переселения в Америку. Но Хлытчиеву было уже около семидесяти лет. Получить старому человеку постоянную службу в Америке невозможно.

Для членов Конгресса было устроено несколько экскурсий, к которым я присоединился. Особенно интересной была для меня прогулка на Принцевы острова. Пароход наш остановился на пристани острова Халки. Вспомнилось время, которое я там провел в карантине. Тогда был март, свежая зелень, цветущие деревья. Теперь вид был довольно печальный. Выжженная трава и невероятная пыль. Сюда приехать в марте приятно, но не в сентябре. Ту-же картину выжженной травы и пыли я видел позже на Малоазиатском берегу и вдоль Босфора, который мы проплыли до самого Черного моря.

На обратном пути в Швейцарию я опять летел. Была ясная солнечная погода. Аэроплан сокращал дорогу и мы летели через снежные вершины мимо Монте-Роза и вдоль долины Роны. Чудные картины! Засветло я был уже в Женеве. До отхода моего океанского парохода оставалось еще две недели и я провел их в Гунтене на моем любимом Тунском озере.

За учебный 1952-1953 год не мало времени ушло на чтение корректур. Печаталась и моя книга по Истории сопротивления материалов и собрание моих работ. Шла также работа по подготовке нового издания моей книги по вибрациям. Спрос на мои книги в Америке сначала был незначительный, и содержание моих учебников и манера изложения сильно отличались от того, что было принято в Америке. Но с годами мои книги начали расходиться во все большем количестве. Этому содействовали, как мне кажется, два обстоятельства: организация Летней Школы Механики при Мичиганском университете и моя связь с практическими приложениями механики в Компании Вестингауза. Мои ученики по школе приобретали с годами все больше влияния на преподавание механики в Америке. Они пользовались моими книгами и применяли мои методы обучения. Связь с практическими приложениями получалась, главным образом, благодаря моей консультацонной деятельности в Компании Вестингауза. Еще в первые годы моей службы в Исследовательском Институте Компании была организована секция механики. Инженеры этой секции были моими учениками и благодаря им я был в контакте со всеми новыми задачами, возникавшими на практике. Моя связь с практическими задачами поддерживалась также при посредстве моего деятельного участия в работах Американского Общества Инженеров Механиков. Как я уже говорил раньше, в этом обществе, при моем участии, была организована секция механики. То было время, когда математический анализ приобретал все большее значение в работах проектирующего инженера-механика и новая секция быстро развилась и сделалась самым деятельным отделом Общества. Журнал этого отдела нашел широкое распространение во всех концах мира.