Марсианские войны - Лоуренс Уотт-Эванс

Снова гул голосов, в том числе и сердитых.

— Не очень хорошо, — пробормотал Байяр так, чтобы хан услыхал его.

Казар стиснул зубы, но улыбнулся.

— Скажи Утренней Лани, пусть узнает, о чем они говорят, а я пока побалую их лестью и попробую потянуть время.

Байяр ушел, а через несколько мгновений Утренняя Лань в полном боевом облачении из красной кожи и серого войлока уже пробиралась через гущу воинов.

— Я смотрю на ваши лица, купающиеся в розовом сиянии восхода, и вижу монголов, жаждущих крови и битвы. У вас будет и то, и другое. Я вижу глаза, сверкающие при мысли о мягком золоте и еще более мягких женщинах. Это тоже будет. Но дело монголов призывает нас к более высокой цели в этот день всех дней.

Чувствуя, что слова застревают в гуще ртов, Казар замолчал, ожидая, пока мысли его доберутся до последних ушей.

— После общения с моим предком, — заговорил он, когда эхо голосов стихло, — у меня было видение. Желтые звезды в небе. Красные глаза существ, не похожих на нас. К северу и востоку от того места, где мы остановились, они построили большие города под стеклянными юртами.

Орда навострила уши. Все понимали, что слышат нечто удивительное, хотя и не всем это нравилось.

— Эти города лежат за Новой Стеной. Новая Стена соединяется с Великой Стеной, построенной, чтобы оскорбить наших предков, и стоящей до сих пор. Говорят, на нее нельзя взобраться. То же говорили и о старой Великой Стене, на которую наши воины взбирались не раз.

Взгляд Казара скользнул по океану лиц. Ему нужно было только одно. Он увидел, что какой-то незнакомый монгол подбежал к другому, а тот поспешил к Байяру. В следующее мгновение уже сам Байяр несся к нему изо всех сил. Подбежав к Казару, Байяр, задыхаясь, произнес:

— Есть такие, кто говорит, что долгая и трудная дорога привела к месту, где они нашли стыд и трусость. Что если мы повернем отсюда, то Новая Золотая Орда покажет врагу крупы своих коней, чего никогда не случалось с Золотой Ордой Чингисхана.

Казар нахмурился.

— И далеко летят эти слова?

— Они звучат громко. А далеко ли — не знаю.

— И кто эти несогласные? — прищурившись, Казар оглядел орду.

— В основном те, кто слева. И некоторые другие. Они рвутся в бой сегодня.

— Я ждал этого.

— Ждал? Так почему же ты не отрубил им головы, пока они еще молчали?

— Потому что я мудрый вождь, понимающий воинскую науку так, как никто после Гиука.

— Не знаю такого, — поморщился Байяр.

— Один из ханов. Я расскажу тебе о нем, если мы переживем сегодняшнее утро.

Байяр отступил назад, согнув колено, чтобы быстро упасть на землю, если на них обрушатся стрелы убийц. Подняв голову, Казар заметил нескольких воинов, пробиравшихся вперед. Он узнал их. Его разменные монеты выкатились навстречу судьбе.

— Мы не можем преодолеть Великую Стену здесь, севернее Шэньму. Значит, для того, чтобы проникнуть в Китай, нам надо найти место, где она разрушена.

Какой-то монгол с суровым лицом, сложив руки на груди, дерзко крикнул:

— На стену можно взобраться. Разве мы не достойные сыны славных отцов?

Его слова подхватили другие. Немногие, всего несколько человек. Казар едва сдержал улыбку.

— На стену могут взобраться люди, но не кони.

— Разве мы не люди?

— Нет, мы монголы. Быть монголом это больше, чем быть человеком!

Это заявление было встречено шумными возгласами одобрения, и Казар набрал в легкие побольше воздуха, чтобы его следующие слова услышали все собравшиеся воины.

— Найдутся ли среди вас такие, кто готов отправиться на штурм Шэньму без коня и сгибаясь под тяжестью штурмовых орудий?

Вперед шагнул монгол со скрещенными на груди руками. Еще трое последовали его примеру. Затем еще шестеро, вдохновленные смелостью предыдущих, вышли из строя.

Казар спокойно наблюдал за ними.

— Тогда я прошу, чтобы все, кто столь же смел, шли в бой впереди моей орды.

Помешкав, пятеро монголов встали, сложив руки, впереди. К ним потянулись и другие.

— Среди вас я вижу знакомые лица, — крикнул Казар. — Лица тех, кто прежде стоял по левую руку от меня.

Головы склонились в согласии.

— Вы — монголы между монголами, вы, оставившие своих коней ради того, чтобы разграбить китайский городок, когда в пяти днях езды отсюда лежат другие города, не защищенные Великой Стеной.

То были сладкие слова для людей, которые последними ели мясо и пили воду. И они согласно кивали.

— Я не могу отказать вам. Как не мог бы сделать этого Чингисхан, прошептавший мне на ухо слова, которые остались пока у меня. По словам Чингиса, если орда стремится к богатой добыче, это еще не означает, что часть ее не может отделиться и пойти своим путем, свободно и не навлекая позора на всю орду.

Воины-добровольцы переглянулись. К чему это клонит их хан?

— Прошу всех, кто хочет отделиться от орды, пройти вперед, на почетное место.

Несколько человек, опасаясь переменчивого настроения своего вождя, отступили. Но многие сделали шаг вперед.

— Вы, кто ищет добычи в этот день, получаете от меня свободу. Прошу только оставить мне ваших коней, потому что вам они не нужны. Можете взять с собой любое оружие и сколько угодно стрел.

Лица стоящих впереди озарились восторженными улыбками. Кое-кто из отступивших снова присоединились к своим товарищам. Глаза их горели жадностью, пальцы судорожно сжимались.

— Неся мое благословение, идите на Шэньму. И если вам суждено покорить его и потом нагнать нас на марше, я позволю забрать своих лошадей, чтобы погрузить на них золото и женщин. Только уплатите за них приемлемую цену.

Последние слова окончательно воодушевили