Цветы на камнях - Сергей Байбара

Женщина, его жена, увидев, что собирается сделать его муж, закричала от ужаса, бросилась к нему. Она била его кулаками, пыталась отобрать оружие, что-то кричала. Ричардс оттолкнул ее, подошел к окну, прицелился. А мальчик ничего не понимал, он только радостно замахал ручками папе.

Ричардс не видел, достигла ли его пуля цели. Страшно закричала жена, послышались детские крики. И еще Ричардс стрелял как бы вслепую, сосредоточившись почему-то на затворе, откуда вылетали раскаленные гильзы. А голос сказал: «Вы спасли мир, полковник!» И вдруг, — яркая вспышка, боль… Боль… Боль…

…Пелена перед глазами… Перед глазами серый щербатый потолок, освещенный огоньком свечки. Где-то капала вода. Шлеп… Шлеп…

Ричардс попытался встать. Снова резкая боль в груди… Встать не получилось, руки были привязаны ремнями к кровати, на которой он лежал. Ноги тоже были привязаны. Зафиксировали, как буйного в психушке.

Ричардс прислушался к своим ощущениям. Раны на груди болели. В голове гудел колокол, кровь колотилась в висках. Жар… Он помнил, как в кабинет ворвался незнакомец, как он стрелял… Дышать больно, похоже, повреждено легкое… Ричардс приподнялся, насколько мог. На грудь наложили повязку, и, похоже, ему сделали операцию. Значит, убивать не собирались… Значит, он им для чего-то нужен… Кому?!

Вдруг Ричардс услышал скрежет ржавого железа. Тяжелая дверь напротив кровати отворилась. В прямоугольнике свете появились двое.

— Ну, как там наш пациент? — Ричардс узнал голос старшего уорэнт-офицера второго класса Коэна.

— Надеюсь, что сдох, — ответил второй. Его узнать Ричардс не смог.

Коэн подошел к полковнику, посмотрел на него сверху вниз. Равнодушно. Выставив перед собой на всякий случай свой МР-5, Коэн принялся расстегивать ремни на руках Ричардса.

— Полковник, приказано выводить вас в туалет каждые четыре часа. Так, что сейчас мы проводим вас, но глядите, — без шуток!

— Что здесь происходит? — простонал Ричардс. — Вы отдаете себе отчет в том, что вы делате?! И чем вам это грозит?!

— Вы, сэр, может быть не в курсе, — издевательски сказал Коэн, — но с позавчерашнего дня ваше слово мало что значит. Более того, могу сказать, что с позавчерашнего дня вы для всех — покойник. Для нас — нет. Пока. Вставайте, сэр.

Ричардс закряхтел, медленно вставая с постели. Щадя свои раны, он застыл на краю кровати. В голове помутнело, тошнота подступила к горлу.

— Шевелись живее, козел старый! — прорычал второй. Этот был из Ирака. Более того, Ричард был готов поклясться, что совсем недавно этот субъект сидел в тюрьме.

— Действительно, сэр, у нас мало времени, — забеспокоился Коэн. — Давайте быстрее.

Ричардс посмотрел на него с болью в глазах, с отчаянием. Коэн равнодушно пожевывал жвачку. Его нисколько не волновали страдания старого офицера.

— Коэн, как вы-то посмели нарушить присягу? — простонал Ричардс.

— У меня свои причины, полковник, — нагловато посмеивался Коэн. — И потом, присягу я не нарушал. Просто у меня сменился начальник!

— Он еще что-то вякать смеет? — проревел его напарник. — Получай, старый ублюдок!

Ричардс почувствовал мощный удар прикладом по селезенке. Мир взорвался для больного старика, тот только охнул и стал оседать на пол. Злобный боец ударил упавшего полковника по ребрам:

— Вставай, сука! — ревел темнокожий. — Вставай, а то убью! — Без сомнения, он бы забил Ричардса насмерть, но тут вмешался Коэн, который оттолкнул буяна:

— Эй, полегче с ним! А то замочишь его раньше времени! Что, приказа майора не слышал?!

— Пусть сдохнет! — проревел темнокожий. Но Ричардса оставил в покое.

— Помогите мне встать, — попросил Ричардс дрожащим голосом.

— Да, сэр, конечно, — Коэн любезно помог Ричардсу подняться. У полковника сперва промелькнула мысль о сопротивлении. Но такая слабость, …черт…, какое там сопротивление! Они просто запинают его ногами, как раненную крысу!

Под руку Ричардса подвели к ржавому писсуару. Вел Коэн, а темнокожий громила сзади держал Ричардса на прицеле своей М4. Когда Ричардс коснулся онемевшими руками шершавой стены, его вывернуло наизнанку.

– @@@ная вонючка! — брезгливо сплюнул темнокожий. — Эй, старый пес, а в задницу тебе когда-нибудь ствол вставляли? Хочешь, я буду первым?!

Его оскорбления нисколько не тревожили Ричардса. Более всего, его занимала мысль о том, чьим пленником он стал. «Майор»? Какой майор?! Уж не Хунн ли?!

— Скажите, могу я поговорить с вашим нынешним, — Ричардс подчеркнул слово «нынешний», — начальником?!

— Я доложу ему, сэр, — пообещал Коэн. — Непременно доложу, можете не сомневаться!

Потом Ричардса привели обратно к кровати. При этом поток оскорблений от «иракца» не утихал ни на секунду. Коэн привязал лежащего полковника все теми ремнями, проверил, все ли в порядке.

— Извините, сэр! — козырнул он старику. — Ничего личного, только бизнес!

— Не сдохни раньше времени, старый ублюдок! — прорычал темнокожий.

Дверь темницы за ними захлопнулась. А Ричардс попробовал собраться с мыслями. С силами собираться глупо, их просто нет. Голова раскалывалась, даже думать было больно. Но Ричардс умел перебарывать себя. За это его и не любили молодые офицеры, — что, дескать, ни себе поблажек не делает, ни другим.

«Майор»… Какой майор? Хунн, больше некому! Только Хунн способен на такой поступок, только он обладает реальной властью, второй по силе, после Ричардса. И ведь Ричардс сам подписал приказ о наделении Хунна широкими полномочии. Зря он Мэри не слушал, она чувствовала душой, кто такой Хунн! А что теперь будет с Мэри? С Михаэлем?!

Его оставили в живых, значит, он для чего-то нужен Хунну. Интересно, зачем? Что такого не знает, или не может сделать Хунн без его участия? Но, одно понятно. Если Хунну что-то понадобится от него, он может просто привести сюда Мэри и мальчика, приставить им дуло к виску, и он, Марио Ричардс, сделает все, что ему прикажут. А потом его просто ликвидируют. Недаром, Коэн намекнул, что для всех других Ричардс — покойник. Потом ликвидируют и его семью. Хунн не маньяк, конечно, но ради дела он и мать родную не пожалел бы!

А тут еще и комары, в такой-то сырости… Один из кровососов, противно жужжащий, опустился прямо на нос старика. Наверное, этот покмар как-то по-особому ненавидел челочеческий род, впился так, что у несчастного полковника слезы потекли. Ричардс заерзал, заохал, попытался сдуть маленького вампира, но комар, не обращая внимания на его жалкие потуги, занялся своим делом.

«Пусть подавится, в конце концов!» — подумал Ричардс. — «Говорят, комариные укусы даже полезны. К тому же мне кто-то рассказывал из старых офицеров, что чем меньше сопротивляешься комарам, тем скорее они теряют к тебе интерес».

Комар отобедал, взлетел, и направился дальше по своим комариным делам. «В конце концов, он такой же узник, как и я!» — мысленно усмехнулся Ричардс. Нет! Сейчас он бессилен. Надо хоть немного прийти в себя, отдохнуть. Дать организму поднакопить хоть немного сил. А там, глядишь, и получится еще потрепыхаться!

Надо успокоиться… Как? Мысли о жене и сыне сами собой лезли в голову. Нет! Надо временно изгнать их, отказаться от тяжелых дум, от отчаяния. Он офицер! Надо лишь немного расслабиться, пусть мысли текут не рекой, но ручейком, и совсем в другом направлении!

Впервые Ричардса посетила пораженческая мысль. Что он делает здесь, на другом конце света, в этой Богом забытой стране? Что делают здесь его бойцы? Что делают здеь американские парни? Кому это было надо?! Нации?! Президенту?!

Раньше Ричардс гнал от себя поганой метлой подобные мысли. Он служил государству и Президенту, защищал свободу и демократию, и был доволен своей судьбой. С возрастом он понял, что и государству, и президенту глубоко плевать и на счастье всего мира, и на свободу, и на демократию. Так и что с того? Есть только интересы своей страны, и их надо защищать. В Атлантике, в Европе, в Африке, да где угодно! Задавать лишние вопросы, — а кому это надо?! Заработаешь неприятности, да и себя самого загонишь, деморализуешь пораженческими мыслями. Да и угрызения совести Ричардса не мучали. В конце концов, он не первый и не последний полковник армии США со своими полковничьими правами и обязанностями. И его хлеб тоже не даром достается. А о своих гражданах пусть думают их правительства! Ричардс, как и сотни других американских офицеров, верил, что Соединенные Штаты — это непоколебимая твердыня, которой нет равных. Особенно, после крушения СССР.

Но гибель Америки случилась не тем летним днем, когда над ее городами взорвались ядерные заряды. Ричардс своим стариковским умом начал понимать, что упадок Соединенных Штатов начался задолго до этого.

Ядерная война не была случайностью, трагической нелепостью. Ведь любая случайность, — это цепочка неучтенных закономерностей. Нет, человечество уверенно шло к ядерной катастрофе, шло семимильными шагами. И Америка шла во главе. Мало того, она тащила к ней все мировое сообщество. Именно, Америка!