Могила для 500000 солдат - Пьер Гийота
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бежа опускает голову, смотрит на нижний город; улочки, залитые росой и солнцем, полнятся тенями обезьян и людей, но ни одного голоса не доносится из этого идущего, прыгающего, совокупляющегося сонмища; повстанец наклоняется к Беже:
— Один ученый говорит, что этой ночью он видел огромную волну над островом Ланнилис, что лежит напротив порта, а под Элё тряслась земля.
Бежа отталкивает повстанца.
В ущелье повстанцы одерживают победу, они сбили десять самолетов; ущелье становится непроходимым из-за сбитых самолетов и трупов, они обходят его сверху, самолеты пикируют, трое повстанцев падают, но двадцать невредимыми врываются в деревню Тилисси; они хватают женщин и детей и гонят их перед собой живым щитом к воротам поста; солдаты не осмеливаются стрелять; повстанцы, продолжая гнать перед собой заложников, врываются во двор поста; солдаты ждут подкрепления и приказов из Титов Велеса; они отступают, закрываются на чердаке; повстанцы жгут все вокруг; Пино встает в уборной, застегивает ремень, бежит в кухню, пуля пробивает его сапог; закусив губы, он прыгает в кухню, видит, как двое повстанцев поджигают уборную, хватает ножи с разделочного стола; его помощники, запертые на чердаке, горят вместе с солдатами; зажав в руках ножи, он прячется за котлами, повстанцы его заметили, один из них поджигает газету, другой вырывает ее у него из рук, они идут к кухне; по навозной куче бегают крысы; ослабшие от высоты, они не могут прорыть норы, повстанцы их убивают и нанизывают трупы на лезвия кинжалов:
— Мы тебя видели, мы зарежем тебя, грязная крыса!
Пино затаил дыхание, его шея трется о жирное днище котла; повстанцы входят в кухню, закрывают дверь, ногами опрокидывают котлы, видят Пино, он пятится к стене, сбивает головой полку с солью, сахаром и перцем; повстанец, смеясь, делает выпад кинжалом, Пино сжимает ножи, его сердце бешено бьется, соль, сахар, перец ссыпаются с его горла под рубашку, до паха; скрестив ножи, он закрывает ими грудь и живот, повстанец бьет по лезвиям кинжалом, другой забегает сбоку, бьет кинжалом в бедро Пино, тот громко стонет и, не выпуская из рук ножей, оседает по стене набок, по его ноге льется кровь, кровь стекает изо рта; повстанец, стоящий перед Пино, крутит в руке рукоятку кинжала, потом вонзает его под колено солдата, Пино истошно вопит, кровь бурлит у него во рту, но он остается на ногах, обдирая локти об известку стен, он слизывает сахар с губ; повстанцы обезоруживают его и вонзают кинжалы ему в живот.
Снаружи солдаты, объятые пламенем, прыгают в окна чердака; внизу их ждут поднятые кинжалы, солдаты накалываются на них, увлекая за собой повстанцев; склонившись, повстанцы ударами в сердце и спину закалывают выживших и оглушенных; двор оглашается сотнями криков, вздохов, возгласов, стонов и хрипов; пурпурники, вылетевшие из ущелья вслед за повстанцами, чирикают, купаясь в крови; удар кинжала разрубает птицу пополам; в кухне разоруженный, изрезанный вдоль и поперек Пино хрипит под ногами повстанцев, его ноги, к которым кровью приклеились лохмотья гимнастерки, лежат на куче опрокинутых котлов, ручка большой сковороды торчит у него между ляжек; пепел и головни с горящего чердака падают на спины, плечи и волосы повстанцев; в кухонной пристройке куски мяса останавливают огонь; повстанцы тычут кинжалы в поджаренные куски, отрезают ломти и пожирают их с кончиков ножей, потом, обернувшись, погружают те же дымящиеся лезвия в трепещущее тело Пино; сталь разрубает кости, скрипит в мышцах и в горле; присевший на корточки повстанец тянет голову Пино, зажав ее между ног, солдат хрипит, кричит, повстанец тянет, плюет, потом, приподнявшись, упирается коленом в плечо Пино, поднимает голову за волосы и одним ударом отрезает ее; он поднимает ее за уши и, танцуя, выгибая спину, крутя задом, целует ее в губы и кладет на плечо.
Повстанцы, сжимая в зубах едва прожаренные мослы, вытирают пальцы об эту голову, смеются, рыгают, вытирают губы вырванными клоками волос; повстанец подбрасывает голову в воздух, все пинают ее, выбивают во двор и, крича и хрипло смеясь, гоняют ее по залитому кровью, засыпанном пеплом песку; женщины и дети, которых они использовали как живой щит, разбегаются, но пули опрокидывают их на шлагбаум; кричит ребенок, голова которого зажата рычагом, повстанец подходит, поднимает шлагбаум, трещит раздавленный череп, ноги ребенка несколько раз дергаются, потом, бледные, с напрягшимися мышцами, падают на землю; повстанец опускает шлагбаум, освобождает голову ребенка, его тело сползает по рычагу на землю, дрожит, потом, отвердев, затихает; повстанец подходит, наклоняется, трогает колено ребенка; женщина ползет, одной рукой опираясь на землю, другой закрывая лицо; она скатывается к деревенской дороге, повстанец бежит к ней, переворачивает ее на спину, ногой откидывает ее голову, присаживается на корточки, расстегивает ширинку, задирает платье женщины; насилуя ее, он вонзает ей в горло кинжал; другая женщина подбегает к ребенку, накрывает его своим телом, облизывает его раздавленную голову, прижимает ее к губам, омывает ее слезами и слюной; повстанец толкает ее в плечо, опрокидывает под шлагбаум, наклоняется над ней, женщина встает, отталкивает винтовку повстанца и его руки, задирающие ее платье; повстанец прижимает ствол винтовки к ее колену, стреляет, пуля дробит колено, кровь брызжет на грудь повстанца; женщина корчится на земле, повстанец щупает ее живот, вспарывает его, вырывает матку с младенцем, разрезает матку, на его кинжал накручиваются внутренности, он плюется, отбрасывает кинжал, кишки шлепаются в пыль, повстанец поднимает покрытого слизью младенца двумя руками, женщина стонет, царапает ладони повстанца. Тот кладет младенца на приоткрытую грудь женщины, двумя руками открывает ей рот, младенец соскальзывает в пыль, повстанец берет его за шею, втискивает его голову в раскрытый рот его матери, встает, топчет хрупкое тельце младенца, забивает его, топчет липкий рот женщины; остальные повстанцы в это время едят жареное мясо.
Горят несколько домов на окраине деревни, подожженных повстанцами; жители разбегаются по окрестным лесам, повстанцы врываются в дома, поджигают мастерские, напяливают на себя женские платья, опрокидывают кувшины с маслом, разбивают ткацкие станки, накручивают нити на головы; фрукты, едва надкусив, они бросают в огонь, они отрезают ломти мяса и хлеба в погребах, ложатся на циновки, встают, кромсают их ножами. В Титов Велесе на площади собирается подкрепление, Ника ходит между грузовиками, протягивает руки солдатам, те тянут ее к себе, она забирается на колесо, солдаты гладят ее волосы, плечи, груди; солдаты с другого грузовика хватают ее за талию, за пояс шортов, тянут к себе, она вырывается; один из солдат вылезает из кузова, прислоняется лицом к выпяченному заду девушки, протискивает голову между ее ног, целует ее пупок, поднимает ее, несет на плечах к другому грузовику; девушка держится за его волосы, он целует влагалище, прижатое к его подбородку, ноги девушки скрещены на спине солдата; она ощущает его смех, его дрожащий язык на своем влагалище, слюна намочила шорты, солдат несет Нику за грузовик, опускает на пыльную мостовую, ложится на нее, овладевает ею, от шока она плачет, пьет свои слезы, его губы скользят по груди девушки, кусают расстегнутую, задранную, смятую под мышками рубашку; он ловит ртом соски, сосет их, часто хлопая ресницами; распущенные волосы девушки рассыпались по пыльной мостовой:
— Малыш, ты делаешь мне больно.
Но солдат не слышит, его ресницы скребут по шее девушки, он грезит…
— Сандр, мой щеночек… Ты толкал меня ножками в живот, я хотела тебя убить, твой отец наваливался на меня, ты поднимал мой пупок, ночью я била по нему сапогом, днем — ножом или кастрюлей, я прижималась животом к стене, чтобы задушить тебя, я слышала, как твой рот шевелится на моей пояснице. Теперь я не так тебя ненавижу, ты заплатил за мои загулы с Аурелио, за эту новую кровать. Я начинаю любить извивы твоего тела, сочащиеся золотом… маленький хуек, из-за тебя я увязла в этом дерьме.
Аурелио не хочет работать, моей вдовьей пенсии не хватает, ты ешь, я вырываю еду из твоего рта, выдавливаю из глотки, но ты не умер, айны и черкесы кормят тебя ракушками и водорослями; ночью, когда ты раздеваешься перед моей кроватью, я опрокидываю тебя на пол ударом ноги, я плюю на фотографию твоего отца, погибшего на войне солдата.
На заре Аурелио берет меня, накрыв простыней, я мну фотографию, я тру ее о липкий член Аурелио; в сумерках ты смотришь, как мы обнимаемся, отсветы зари скользят по ягодицам и спине лежащего на мне Аурелио; ветер распахивает окно, холодит наши сплетенные тела: — Пусть твой заморыш закроет окно. Он встает, подходит к тебе, вытаскивает тебя из кровати, его большое тело дрожит в белесых бликах зари, он сжимает твою растрепанную голову своими ляжками, твои губы примяты его черными яйцами; тишина, шлепанье потных тел, жаворонок в когтях у сокола; его спавший член, толстый волосатый паук, встает, разбухает между ляжек, он тащит тебя по полу, занозы из половиц вонзаются в твои колени, он бьет твое маленькое, худое, голое тело: