Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 1 - Александр Черевков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что незамеченным никто не мог перебраться ни на одну сторону. Всё было под постоянным контролем с обеих сторон речки Белка. Между тем, как меня с монашками выгнали из женского монастыря, мы направились в церковь, чтобы там найти временный приют и подумать, как нам быть дальше при опасной революции.
Ведь к этому времени монашек было пятьдесят человек. Столько человек в нашей станице невозможно было разместить. У нас и так там многодетные семьи.
Куда нам брать чужие рты? Своих родичей трудно прокормить из-за опасной революции. Надежда была на православный храм. Когда мы со своими пожитками добрались до церкви, то увидели страшную картину.
Здоровые парни в кожаных куртках с красными повязками таскали Гурея за волосы. Гурей пытался им что-то объяснить. Но парни Гурея не слушали. Привязали моего братика к столбу стали бросать ему под ноги разную церковную утварь.
Когда Гурея засыпали церковными книгами и вещами до пояса, то вышел из толпы красноармеец. Стал всё обливать керосином, чтобы затем поджечь вместе с моим братом.
Была поражена таким зрелищем. Словно парализованная стояла в толпе без движения. Вдруг, откуда-то раздался выстрел из охотничьего ружья. Дробь подняла пыль у ног красноармейца с бутылью керосина.
Люди посмотрели в сторону выстрела и увидели на крыше соседнего дома несколько вооружённых осетин. У одного осетина дымилось ружье от выстрела.
— Оставь старика в покое, — громко, сказал осетин, красноармейцу. — Иначе, вы все здесь умрёте.
Осетин показал рукой вокруг православного храма, и все присутствующие на площади увидели на крышах других домов вооружённых людей. Их было так много, что на каждого красноармейца приходилось по несколько вооружённых людей.
Чувствуя превосходство в силе осетин, красноармейцы отступили от церкви. Из толпы на красноармейцев стали кричать. Местные житель оказались на стороне православной церкви и Митрополита Кавказского батюшки Гурея. Моего братика.
— Мы ему предлагали мирно перебраться в Краснодар. — сказал осетинам, командир красноармейцев. — Там открыли центральную церковь Кавказа. Батюшка отказался, мы применили силу. Если он не уйдёт добровольно, то сюда всё равно придёт большой отряд красноармейцев, прольётся кровь. Пускай батюшка добровольно переселится отсюда. В этом здании будет музей истории революции. Православный храм во Владикавказе навсегда закрывается. Опиум народа закончился.
Пока командир красноармейцев говорил народу и вооружённым осетинам, выскочила из толпы. Стала развязывать брата от столба. Руки Гурея отекли от завязанной верёвки.
Стала брату растирать отёкшие руки. Затем, ни сговариваясь, мы начали собирать церковную утварь на подводу, стоящую рядом с православным храмом.
Не говоря ни слова, Гурей, монашки и церковные служащие двинулись медленно из Владикавказа. Следом за нами потянулись местные люди, которые провожали нас до селения Зильги.
Больше тридцати километров. Дальше, нас как бы передавали под сохранность из рук в руки. От селения к селению. До Эльхотовских ворот.
За пределами Осетии нас взял под охрану народ Кабарды. Так мы прошли пешком и с обозом четыреста километров до Краснодара (Екатеринодара). В каждом населённом пункте нас кормили, оставляли на ночлег и давали в дорогу продукты.
Когда была плохая погода, то мы задерживались в селениях на несколько дней. Чтобы не быть обузой местным жителям, помогала им по хозяйству, шила то, что нужно людям.
Монашки и Гурей тоже что-то делали для людей. Почти в каждом приютившем нас доме осталась на память людям от Гурея, какая-то резьба по дереву.
То крестик с распятым Иисусом Христом, маленький стульчик, дудочка, лапта, просто резная вязь на доске и многое, что-то многое другое. Ведь нам надо было как-то жить.
Кормиться на халяву, за чужой счёт, никто из нас не хотел. Мы с детства были воспитаны кормиться своим трудом. Так мы шли полгода.
Весной следующего года мы добрались до Краснодара. Вид у нас был такой, что нас в церкви вначале приняли за толпу нищих. Нас грязных и вонючих ни стали пускать в православный храм.
Тогда Гурей один пошёл в ближайшую баню, хорошо помылся. Надел на себя рясу Митрополита Кавказского. Прямо из бани в этом одеянии Гурей направился обратно в православный храм, который не приняла Митрополита в обычной одежде.
Батюшка Порфирий и все священники краснодарской церкви пали ниц перед Гуреем. Они стали целовать Гурею руки.
— Батюшка Митрополит Кавказский! Простите наши души грешные. — стал причитать батюшка Порфирий. — Мы ждали вас в прошлом году. Сейчас приняли вас за нищих попрошаек. Пожалуйста! Простите вы нас. Мы рады вашему приходу к нам. Всё будет готово к вашему размещению.
— Поднимись раб божий с колена и прими моих людей, как подобает церкви. — повелительным тоном, распорядился Митрополит Кавказский. — Помести монашек в женском монастыре. Остальных сам приму у себя. В первую очередь нам нужно одеть всех, кто пришёл с нами из Владикавказа.
Нас тут же приняли по высшему уровню православной веры. В первую очередь всех отправили за счёт православного храма в городскую баню. Так как от нас дурно пахло.
Последние три недели мы провели в пути, нам негде было помыться. Кроме того, мы ни разу за эти дни не переодевались. Так мы и были, в одной и той же одежде все дни в пути.
Одежда вся была липкая от грязи. Обувь за шесть месяцев стёрлась до подошвы наших ног. Состояние души и тела было настолько омерзительное, что нам всем самим было противно находиться в таком грязном виде.
Из местных монастырей, женского и мужского, привезли нам новую одежду. Старую одежду всю сожгли. Обуви привезли аж два ящика, мы стали подбирать себе обувь по размеру.
Когда мы вышли из бани, то сами друг друга едва узнавали. Словно только что мы на свет божий народились. Трогали руками друг у друга одежду.
Радовались мы чистоте, как малые детки. В наши души, впервые за полгода, пришла радость. Мы обратно пришли жить в нашу монашескую обитель.
Кормить нас повели отдельно от мужчин в огромную столовую, которая находилась в женском монастыре. Мы разделились на мужские и женские группы. Мужчины тоже пошли кушать в свой монастырь.