Жертва всесожжения - Лорел Гамильтон

50

Ашер оттащил меня в угол, а остальные столпились вокруг, как первоклассники, когда учитель читает сказку. Или, точнее, представляет ее в лицах. Он притянул меня к себе, ухватив за волосы, и поцеловал так, что остались бы синяки, если бы я не открыла губы. Я еще лучше придумала. Закрыв глаза, я стала целовать его, облизывая языком клыки. Искусство целоваться, не раня себя о клыки, я уже успела освоить, и, наверное, очень здорово, потому что Ашер прервал поцелуй первым. На лице его отразилось удивление, глубокое и полное. Дай я ему пощечину, он не был бы поражен больше. Даже куда меньше – пощечины он ожидал.

Жан-Клод был прав. Если я смогу перехитрить Ашера, быть еще более дерзкой, чем он, тогда он, может, и не всадит в меня клыки. Стоило попробовать. Я даже Жан-Клопу не давала пить свою кровь. Не уверена, что выбрала при этом меньшее зло, но за какую-то черту девушка заходить не должна.

Ашер приблизил ко мне лицо, почти соприкасаясь носами.

– Смотри на меня, девица, смотри! До этого ты не захочешь дотронуться.

Поразительная голубизна его глаз, почти белесых, в обрамлении золотых ресниц, была прекрасна. Я не отрывала от них взгляда.

– Распусти волосы, – попросила я.

Он оттолкнул меня, да так, что я чуть не упала. Я его разозлила, лишила мести. Нельзя изнасиловать желающую.

Я подошла к нему, обошла кругом, наполовину жалея, что не надела туфли, предложенные Жан-Клодом. Спина у него была чиста и нетронута. Только несколько мелких шрамов от капелек святой воды на боку. Я погладила эту безупречную кожу, и он дернулся, как от укуса.

Резко обернувшись, он схватил меня за руки, не давая к себе прикоснуться. Почти лихорадочно его глаза рассматривали мое лицо. Не знаю, что он там увидел, но это ему не понравилось. Ашер перехватил меня за запястья, положил мои руки на покрытую шрамами грудь.

– Легко закрыть глаза и притвориться. Легко тронуть то, что не искорежено. – Он прижал мою ладонь к шероховатым узлам своей груди. – А на самом деле оно вот как. Вот с чем я живу каждую ночь, с чем я буду жить целую вечность. Вот что он мне сделал.

Я шагнула вплотную, прижавшись к шрамам всей рукой, от кисти до плеча. Кожа была шершавой, изрытой, как замерзшая рябь на воде. Поглядев ему прямо в лицо, я тихо сказала:

– Не Жан-Клод с тобой это сделал. Сделали люди, давным-давно мертвые.

Встав на цыпочки, я поцеловала изрытую шрамами щеку.

Он закрыл глаза, и единственная слеза вытекла из глаза на рытвины. Поцелуем я сняла и эту слезу, и когда он открыл глаза, они вдруг оказались совсем рядом. И там я увидели страх, одиночество, нужду такую всепоглощающую, что она изгрызла его сердце не хуже, чем святая вода – его кожу.

И я хотела унять боль, о чем умоляли его глаза. Хотела взять Ашера в объятия и утешить. В этот момент я поняла, что хочу этого не я, а Жан-Клод. Он хотел исцелить раны Ашера. Он хотел убрать эту жгучую пустоту. Я смотрела на Ашера сквозь пелену чувств, которых у меня к нему никогда не было, сквозь пелену ностальгии по лучшим ночам, по любви, радости и теплым телам в холодной тьме.

Я стада целовать его щеку, не отводя губы от шрамов, не трогая чистую кожу, как раньше старалась не замечать шрамы. Странно, но шея у него осталась целой и прекрасной. Я целовала ключицу с грядами рубцов. Руки его чуть ослабли, но не отпустили меня. Я высвободилась из его хватки, опускаясь по телу, покрывая его тихими поцелуями.

Языком я прошлась по шрамам живота, там, где они уходили под брюки, Ашер задрожал. Перейдя к открытой коже бедра, я продолжала спускаться вниз. Шрамы остановились у середины бедра, и я вместе с ними. Я встала, и он поднял на меня взгляд, будто почти боялся того, что я сейчас сделаю.

Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы залезть руками ему под волосы. Сзади это было бы легче сделать, но Ашер воспринял бы это как отталкивание. Я не могла отвернуться от шрамов, хотя они никак не относились к тому, чем я была занята.

Я распустила его заплетенные в косу волосы, разобрала пряди, потом мне пришлось к нему прильнуть для устойчивости, расчесывая пальцами золотые нити. В прикосновении к волосам в определенных ситуациях есть что-то очень личное. Я не торопилась, наслаждаясь ощущением мягких волос, их необычайным цветом, их густотой. Они упали, рассыпались по его плечам, и я прекратила стоять на цыпочках – икры свело.

И в глазах у меня отразилось то, что я видела: он красив.

Ашер поцеловал меня в лоб, легко и нежно, придержал возле себя секунду и шагнул назад.

– Я не могу подчинить себе твои глаза. Без этого или без припадка страсти будет просто боль. Покормиться я могу на ком угодно, но того, что я увидел в твоих глазах, мне не даст никто.

Он повернулся к Жан-Клоду, они встретились взглядами и долго не отводили глаз, потом Ашер вышел из круга, а я отошла к Жан-Клоду и села около него на корточки, отладив юбку. Он обнял меня и поцеловал в лоб, как Ашер только что. Я подумала, не хочет ли он так ощутить вкус рта Ашера на моей коже, но эта мысль не очень беспокоила. Может, и надо было спросить, но я не стала. Наверное, не хотела знать.

Странник будто по волшебству оказался на ногах.

– Я не думаю, что мы поразились бы сильнее, если бы Анита сотворила дракона из воздуха. Она укротила нашего Ашера и не заплатила за это ни капли крови. – Он проплыл к середине комнаты. – Иветту так легко не насытить. – Странник улыбнулся ей, и она встала. – Правда, дорогая?

Проходя мимо, она потрепала Джейсона по волосам, и он дернулся, будто она его укусила. От этого она развеселилась еще больше и, все еще смеясь, повернулась в шорохе разлетевшихся юбок и протянула ему руки.

– Иди ко мне, Джейсон!

Он охватил себя руками, свернувшись калачиком, выставив локти и колени, и только мотал головой.

– Ты – мой выбор, мой особый выбор, – сказала Иветта. – Ты недостаточно силен, чтобы мне отказать.

У меня мелькнула ужасная мысль. Можно было поспорить, что гнить в объятиях тоже не исключено было в переговорах Жан-Клода. А Джейсон наверняка еще не оправился от объятий другого гниющего трупа. Наклонившись к Жан-Клоду, я спросила:

– Ты договорился о запрете пытки, запрете прямой пытки?

– Конечно, – ответил он.

Я встала:

– Пить его кровь ты можешь, но гнить на нем не имеешь права.

Она повернула ко мне холодные глаза:

– Здесь у тебя нет права голоса.

– Жан-Клод договорился, что пыток не будет. Если ты будешь гнитъ, обнимая Джейсона, питаясь от него, – это пытка. Ты это знаешь, потому и хочешь его.

– Я хочу получить свою долю вервольфьей крови тем способом, который мне нравится.

– Можешь питаться от меня, – сказал Ричард.