Память льда. Том 2 - Стивен Эриксон

Если приберёг Худ яму для своих самых гнусных слуг, там место для морантов, которые изготовили эту взрывчатку. И для нас, раз уж мы ею пользуемся. Это была не битва. Это была бойня.

В Парану подбежал Молоток.

— Капитан! Моранты пикируют с неба на наши укрепления. Дуджек прибыл — с ним первая волна. Сэр, подкрепление здесь.

Быстрый Бен смахнул рукой ряд сучьев.

— Хорошо. Они нам понадобятся.

Да, Провидец эти укрепления не сдаст без боя.

— Спасибо, целитель. Возвращайся к Первому Кулаку и сообщи, что я скоро к нему присоединюсь.

— Так точно.

Глава двадцать четвёртая

Иногда прилив приходит незримо. Жрецы и жрицы парного культа Тогга и Фандереи очень долго предводительствовали в своих храмах лишь горсткой верующих, да и сами храмы были редки, расположены далеко друг от друга. На заре правления Ласиин эти культы ненадолго обрели популярность в малазанской армии, но затем увяли сами собой. Оглядываясь назад, можно сказать, что этот расцвет был лишь отчасти преждевременным, меньше чем на десять лет он опередил события, которые пробудили древние культы и вывели их на передний план. Первые признаки такого пробуждения стали заметны на дальних границах Империи (строго говоря, даже вдали от них. — Прим. Иллиса Даруджистанского), в недавно освобождённом городе Капастане, где все увидели их истинную силу…

Две фигуры в масках, древние и усохшие, медленно ковыляли в сторону низкого широкого входа в храм Худа. Колл закончил проверять моттских лошадей и тихо замер в тени стены, наблюдая за тем, как ближайший к нему силуэт — женщина — поднял трость и резко постучал ею в дверь.

Вдали ещё звучали барабаны, указывая, что коронация князя Арарда продолжается. Учитывая, что церемонию проводил Совет Масок, Колл сильно заинтересовался, увидев здесь двух членов Совета, которые явно намеревались нанести неофициальный личный визит. Подозрения вызывало и то, что никто, как он предполагал, не знал о новых обитателях храма Худа.

От низкого голоса рядом Колл вздрогнул.

— Что хорошего из этого выйдет, как думаешь?

Ещё один жрец в маске стоял в тени рядом с даруджийцем, странно расплывчатый, в капюшоне. Руки в перчатках были сложены над выпуклым, словно горшок, животом, хотя остальные части тела мужчины казались худыми.

— Откуда ты взялся? — прошипел Колл, чьё сердце дико билось в груди.

— Я? Я был здесь ещё до тебя! Дурачьё, это моя тень! Взгляни на факел — там, где мы стоим, должно быть яркое пятно. Все аристократы Даруджистана так же глупы, как ты?

Колл скривился.

— Ну ладно, жрец из тени, ты шпионил — за кем? Какие государственные секреты ты узнал, глядя, как я чищу лошадей?

— Только то, что они ненавидят тебя, даруджиец. Каждый раз, когда ты поворачивался спиной, они собирались тебя укусить, но ты всякий раз отходил в точности в тот момент…

— Да, отходил, потому что знал об их намерениях. Всякий раз.

— Неужели я слышу в твоём голосе гордость? За то, что ты перехитрил двух лошадей?

— Ещё одно такое замечание, жрец, и я вышвырну тебя за стену.

— Ты не посмеешь… ладно, ладно, посмеешь. Не подходи ближе. Я буду вежливым. Даю слово.

Оба повернулись на скрип открывающихся дверей храма.

— Ай-ай! — прошептал Рат’Престол Тени. — Кто это там?

— Мой друг Мурильо.

— Не он, идиот, тот, другой!

— Тот что с мечами? Он, ну, работает на Худа.

— А Рат’Худ об этом осведомлён?

— Ты меня спрашиваешь?

— Ну, навещал он вас?

— Нет.

— Безмозглый кретин!

Колл хмыкнул:

— Этим качеством обладают все твои знакомые?

— Насколько мне известно, да, — пробормотал Рат’Престол Тени.

— Эти двое, — сказал Колл, — какие маски они носят под капюшонами?

— Хочешь выяснить, узнаю́ ли я их? Разумеется. Старик — Рат’Тогг. Старуха Рат’Фандерея. Для Совета они всё равно что мебель. За все годы в Пленнике я не припомню, чтобы слышал от них хоть слово. Но что ещё больше забавляет меня, так это то, что они — любовники, которые никогда не притрагивались друг к другу.

— Как такое возможно?

— Используй воображение, даруджиец. Хо, их пригласили внутрь! Что же кипит в этом котле?

— Котле? Каком котле?

— Заткнись.

Колл улыбнулся.

— Ладно, что-то с тобой слишком весело. Пора идти внутрь.

— Я иду с тобой.

— Не идёшь. Не люблю шпионов. — С этими словами Колл врезал жрецу кулаком по челюсти. Тот повалился в лошадиный навоз.

Тени медленно растаяли в мерцании факелов.

Колл потёр костяшки и направился в храм.

Он закрыл за собой дверь. Мурильо, воина и гостей не было видно. Колл направился ко входу в погребальный зал. Одну из дверей оставили приоткрытой. Даруджиец толкнул её и вошёл внутрь.

Мурильо сидел рядом с местом, где они поставили койку для Мхиби — погребальная камера пустовала, вопреки постоянным призывам неупокоенного воина положить старую женщину туда. Вооружённый мечами прислужник Худа стоял, глядя на двух Советников в масках. Между ними чернела погребальная яма. Все молчали.

Колл подошёл к Мурильо.

— Что случилось? — прошептал он.

— Ничего. Ни слова, если только они не перебрасываются ими прямо из головы в голову, но что-то я сомневаюсь.

— Значит… ждут.

— Похоже на то. Бездна их побери, они хуже стервятников…

Колл долгое время смотрел на друга, потом сказал:

— Мурильо, ты знаешь, что сидишь на углу Худова алтаря?

За северной стеной Коралла раскинулся парковый лес, широкие поляны перемежались рощами молодых деревьев, которые не подстригали как минимум три сезона. Торговый тракт змеёй вился через заросли, выпрямляясь лишь там, где местность переходила в поле шириной в двести шагов, за которым виднелся тонкий каменный мост над глубоким, сухим рвом прямо под стеной. Ворота — шириной едва ли с один фургон — представляли собой массивную конструкцию с дополнительными опорами и контрфорсами. Створки были обиты бронзовыми пластинами.

Лейтенант Хватка стряхнула влагу с ресниц. Она провела Мураша и его отряд так далеко, как только было возможно, и теперь лежала плашмя на краю заросшей тропы дровосеков в тридцати или сорока шагах выше по восточному склону горы. Высокие стены Коралла темнели справа, на юго-востоке; поле раскинулось напротив леса слева. Плотные шеренги паннионских беклитов выстроились лицом к горе и укреплениям, которые находились под контролем Дуджека и его шеститысячного Войска.

Сержант, лежавший рядом с ней, заворчал:

— Вон, смотри, выезжают через ворота. Штандарт какой-то… и сами всадники… слишком уж гордо гарцуют.

— Септарх и его офицеры, — согласилась Хватка. — Ну что, Мураш, наши подсчёты сходятся?

— Двадцать пять, может, тридцать тысяч, — пробормотал мужчина, потягивая себя за усы.

— Но высота за нами.

— Да, только эти траншеи и тоннели не предназначены для обороны, они созданы, чтобы прятаться. Слишком много прямых проходов, нет тупиков, нет ловушек, неоткуда вести перекрёстный огонь, и слишком много, Худ их побери, деревьев!

— Сапёры же…

— У них нет времени!

— Похоже на то, — согласилась Хватка. — Кстати, ты видишь кондоров, которые бы собирались поддержать атаку?

— Нет, но это не значит, что…

— Это значит, сержант, что Провидец придерживает их. Он знает, что мы не основная атакующая сила. Мы испортили ему засаду, уговорили одну роту, и это, без сомнения, раздражает его настолько, что он выслал — ну, может, третью часть своей армии? Личный состав магов для защиты септарха? И если они обнаружат, что мы тут как медведь в берлоге, сомневаюсь, что решатся атаковать…

— Если только Провидец не решит, что треть его армии — хорошая цена за то, чтобы прикончить шесть тысяч солдат Войска Однорукого, Хватка. На его месте я бы…

Женщина поморщилась.

— Да, я бы тоже. — Я бы стёрла нас в порошок, раздавила бы, пока не прибыли остальные. — Но настолько ли проницателен Провидец? Сомневаюсь. В конце концов, что он знает про малазанцев? Далёкие истории про войны на севере… затянувшееся вторжение. Откуда ему знать, на что мы способны?

— Хватка, ты рыбачишь без наживки на крючке. Провидец знает, что мы как-то захватили его полевые укрепления. Знает, что мы проскользнули мимо кондоров, не пощекотав ни единого клювика. Знает, что мы морантской взрывчаткой подняли на воздух целую роту. Знает, что мы сидим тут, смотрим, как строится его армия, и не бежим со всех ног. И он знает, что — по крайней мере пока — нам не могут оказать никакой поддержки, и возможно — только возможно! — мы вляпались в болото до того, как проторили себе путь из него.