Ты будешь моей (СИ) - Ирина Васильевна Давыдова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они думали у меня три миллиона, Захар. Понимаешь? Думали…
Я обнял Юльку, пытаясь отдать ей свое тепло.
Я понимал, о чем она говорит. Ведь за триста тысяч ни Градов, ни Гриньковский не охотились бы за Юлькой. Они придумали то, чего нет на самом деле и разрушили наши жизни. Повезло дяде, что он уже на том свете, и очень надеюсь, что в аду.
— Я люблю тебя, девочка. Жди меня в машине, — я вложил ей в руку ключ, и поцеловав в губы пошел в ангар.
Нужно поскорее с Виктором расправиться, чтобы никогда больше не возвращаться к этому. Хочу быть рядом с семьей, а не с этой гнидой. Слишком много внимания ему.
Захлопнул железную дверь, и подойдя к ушлепку, с размаха мазал ему по челюсти. По*уй, что с ним будет. Теперь меня это не волнует.
— Теперь, падла, ты будешь жить так же, как Юлька, только в разы хуже.
Он что-то промычал, а я кивнул ребятам чтобы подкатили к Гриничу его сюрприз. Я приготовил для него особенный подарок. На который он заслужил.
Мужики подкатили деревянную дробилку, которая Витьке покажется раем по сравнению с другими пытками, которые я мог приготовить. Но понял, что его смерть могла быть скорой и бессмысленной. А тут, можно даже полюбоваться, как он мучается.
Носком ботинка пнул его в плечо, заставляя перевернуться на спину.
Гринич снова промычал, и посмотрел на меня сквозь заплывшие глаза.
Моя девочка постаралась. Надо бы руки ей обработать.
— Радуешься, тфу… — он сплюнул и оскалился, демонстрируя перепачканные в кровь зубы, — смотришь на мое поражение. Тварь твоя… кхм-кхм, — я с ноги двинул ему по ребрам за слова, адресованные моей жене.
— Не в твоем положении раскрывать свой поганый рот. Ты гнида, конченая мразь, которая посмела тронуть то, что для меня свято. А теперь представь, каково нам было всем троим хреново эти годы, так тебе будет в три раза хуже.
— Мне уже похер, Сарбаев… я сдохну, а вам со всем этим жить.
— Ты даже не представляешь, как я буду радоваться, зная, что перед смертью ты будешь мучаться. Или ты думаешь, я тебя так просто убью? Нет, Гриня… нет.
Перевел взгляд на мужиков и кивнул.
Пусть приступают.
Сам расположился на стуле, и подкурив сигарету с удовольствием наблюдал за мучениями Гринича. Ни капли не трогали его крики.
Мужики подкатили ближе сооружение, подобное тому, что применяли в средневековье. Витька начал орать, когда его переложили на деревянный настил, а одну ногу сунули в отверстие между огромных деревянных зубил.
Снова затянулся и ухмыльнулся, когда Костя резко опустил верхнюю часть зубил. Кажется, дробилкой называют это сооружение. Вот и Гринич заорал после того, как его колено полностью было раздроблено.
Никакой жалости. Сплошное удовольствие.
Костя поднял верхнюю часть, и резко опустил на ногу ублюдка. Раздался хруст и дикий ор, приносящий радость моей душе.
Возможно, сейчас я выглядел слишком жестоким, но угрызений совести не испытывал. Кто-то бы сказал, что месть — это плохо, и на это мне тоже плевать. Я кайфую что могу наблюдать за страданиями Гринича. Это еще мало за все годы, что он отнял у нас с Юлькой. И за сына я придумал отдельный бонус.
Костян сунул левую ногу подонка, при этом оставив на месте праву. Если, конечно, ее еще не оторвало.
— Пусти, Сарбаев, — промычал Гринич, а я сделал вид, что не услышал его.
На ноги снова опустилась дробилка, вырывая из пасти Гринича очередной вопль, дикий, отчаянный, на последнем издыхании.
— Кость, закончишь здесь, дальше по плану. Пусть эта гнида сдохнет, проведя свои последние дни овощем в четырех стенах.
— Забетонировать? — уточнил Димон, подойдя ко мне.
Я выбросил окурок и едва заметно покачал головой.
— Нет, Костя тебе все расскажет.
Я подошел к Гриньковскому и похлопал по мокрой щеке.
Ничего не екнуло.
— Ну, бывай, падла. Доживай свои дни, как сможешь.
Развернувшись, я вышел из ангара, и запрокинув голову посмотрел в звездное небо. Быстро вечер наступил. Как и облегчение… мгновенное. Ни капли жалости, или сожаление. Только радость за то, что моя Юлька рядом, жива и здорова. Вся моя семья теперь в безопасности. Я отомстил за них, за своих родных. За каждый день страданий. За каждую слезу всех тех, кого я так сильно люблю.
Достал из кармана телефон. Отыскал нужный номер и услышал хриплый голос друга:
— Добрый вечер, Грозный.
— Вольт, благодарен тебе за помощь.
— Насладился? — хмыкнул он, а я услышал возле него девичий возглас. — Малыха, не брыкайся, ты мне ночку задолжала.
— Насладился. Прекрасная штука для таких у*бков, как Гринич.
— Я рад, брат. Дробилка уже человек пять удовлетворила.
Я хмыкнул, и достав сигарету, закурил. Вольт не мог жить без пошлых шуток.
— А ты я так понимаю уже на свободе.
— На свободе, да малыха? Вот пришел строптивую свою завоевывать. Так что, брат, давай, на созвоне.
— Удачи!
Сбросив вызов, я сделал несколько глубоких затяжек, и бросил окурок, потушив его ботинком.
Моя кроха уснула в машине. Столько нервов, столько боли выпало на ее судьбу. Я готов еще сотни раз пытать Гринича, только бы больше никогда не видеть слез своей жены.
Усевшись в авто, постарался тихо прикрыть двери, но все равно разбудил Юльку.
— Захар? Мы уже дома?
— Сейчас поедем, — взял ее руки в свои, и осмотрел на предмет царапин и ушибов.
— Я обработала. Взяла у тебя в аптечке спирт, — сообщила она, вызывая на моем лице улыбку. — Захар, а что с ним теперь…
— В больничке полежит. Овощем.
Юлька больше ничего не спрашивала, да я бы и не рассказывал. Главное, она знает, что теперь ей бояться нечего. Теперь все будет иначе.
— Я так тебя люблю, Юльк. До сих пор поверить не могу, что ты рядом.
— И я тебя люблю, Захар. Спасибо за что всегда верил и ждал.
— Неа, спасибо мало.
— Чего-чего? — улыбнулась она, а я приблизился к ней и прошептал прямо в губы:
— Ребенка хочу. Дочку. Чтобы как ты, нежная и хрупкая. А мы с Гордеем будем защищать вас.
— А если снова будет мальчик? — нахмурилась она, а я поспешил успокоить:
— Тогда мы тремя мужиками буем ждать девочку.
— Я согласна, Захарушка. Только поехали домой?
— Не сегодня, — и я тронул машину в сторону города, собираясь завезти жену туда, где нам никто
