По ту сторону безмолвия - Джонатан Кэрролл

Снаружи «Массу и власть» декорировали под гигантский именинный пирог. Неудивительно, что Линкольн хотел отпраздновать свой день рождения именно здесь! У входа стоял Ки в костюме жуткого человека-амфибии из «Чудовища Черной лагуны». Я вздрогнул.

— А что, надо было явиться в маскарадных костюмах?

— В маскарадных костюмах? Нет. Это только я так нарядился. Я монстр с автостоянки. Мне нравится.

— А кто это так постарался? — Я показал на здание ресторана.

— Мы все. Вчера собрались и сделали. Подумать только, такие разные люди, которым и ужиться-то друг с другом трудно, глубокой ночью совместными усилиями превращают ресторан в именинный пирог — давненько я не слышал ничего более приятного.

— Повезло Линкольну.

— Мы одна семья. Он наш сын. Подъехала машина; не успела она остановиться, как из нее почти на ходу выскочили двое детей и побежали ко входу в ресторан. Я смотрел им вслед и заметил водителя, только когда тот поравнялся со мной. Им оказалась Кэти Джером, ведущая теленовостей.

— Мне все уши прожужжали о сегодняшнем празднике. Мы не могли даже в отпуск уехать — дети, во что бы то ни стало, хотели на нем побывать.

Мы с ней представились друг другу и вместе вошли внутрь. Забавно было слышать, как Кэти, известная своей невозмутимостью и благовоспитанностью, ахнула «Бли-и-и-и-ин!», увидев, во что превратился зал. С потолка свисали огромные полотнища паутины и молнии из алюминиевой фольги; на стенах красовались, видимо нарисованные, сцены из фильмов ужасов. На плечи борзой, Кобба, кто-то накинул плащ Супермена. Сестрицы Бэнд нарядились Франкенштейном и Дракулой — самыми сексуальными монстрами в современной истории. Все было великолепно и чересчур ярко. Но я понял, что такую безумную мешанину устроили нарочно — как Комнату Страха в парке развлечений, чтобы малыши могли зайти туда и не испугаться. Все было «слишком», и потому казалось уже не кошмарным, а забавным и неопасным. Вокруг носились ребятишки, поедая шоколадных нетопырей и марципановых крыс. На стойке бара, привлекая общее внимание, возвышался настоящий именинный торт — монументальный Дом с Привидениями. В углу главного зала устроили игры; там верховодил Гас Дювин, одетый Человеком-Волком. Ибрагим в высоком поварском колпаке и белом костюме разносил еду и напитки; его лицо покрывала жутковатая серебряная краска, как у Кровавика из «Полуночи». Больше всего мне понравилось то, что многочисленные взрослые веселились не меньше детей. Шум и смех были заразительны. Родители отплясывали с детьми рок-н-ролл, почтенные отцы семейств наперегонки ползали по полу на четвереньках с малышами на закорках (проигравшие должны были брызнуть папе в лицо минералкой из бутылки). Под охи и ахи собравшихся внесли пиццу размером с автомобиль, на которую мигом набросились и стар и мал. Пицца оказалась вегетарианской, и, когда из дверей кухни показался повар Мабдин, его наградили громкими аплодисментами.

— Что скажете?

— О, привет, Лили! По-моему, потрясающий праздник. Народ наслаждается вовсю.

— Да, мне тоже так кажется. Где же ваши змеи?

— На подходе. Им нужно небольшое вступление. А почему вы не в маскарадном костюме?

— Линкольн попросил. Боялся, что я заткну его за пояс. Не беда, переодевания мне не слишком-то удаются. Идем посмотрим.

Появиться в обществе вместе с Лили было большой честью. Лили здесь знали и смотрели на меня вопросительно, гадая, кто я таков, что удостоился такой спутницы. С гостями она держалась сердечно, но сдержанно. Все были рады ее видеть; им явно хотелось, чтобы Лили постояла и поболтала с ними. Однако она вела себя как искушенный дипломат — несколько слов каждому, искренне звучащий и, может быть, действительно искренний смех и — дальше, к следующему гостю: «Привет! Смогли к нам выбраться? Замечательно!»

Линкольн то и дело подбегал к нам с неистощимыми вопросами. Он нарядился чародеем — красный бархатный плащ и тюрбан, золотые кольца и браслеты, плетеные кожаные сандалии с загнутыми носами, похожие на маленькие гондолы. Мать сегодня немедленно бросала все дела и покорно выслушивала все то, что он говорит. Обычно Лили вела себя иначе. Она полагала, что сын должен привыкнуть хорошо себя вести, избавиться от толики детского эгоизма и научиться ждать. Наконец, Линкольн попросил ее наклониться и что-то шепнул на ухо. Лили выслушала и повернулась ко мне:

— Он спрашивает, принесли ли вы ему какой-нибудь подарок.

— Ма! Зачем ты сказала!!!

— Все в порядке. Конечно, у меня есть подарок! Только его привезут чуть позже. Это специальный заказ, и мне сказали, что придется немного подождать.

Линкольна это удовлетворило, и он убежал с какой-то девочкой, на футболке которой красовалась вылезающая из живота голова, а-ля Чужой.

— Что вы собираетесь делать со змеями?

— Потерпите, скоро увидите. Все рассчитано по минутам.

Берегись Ид(ей)…

Предполагаюсь, что произойдет следующее. Хотя в полном наряде для рестлинга Гвоздила Фрэнк Корниш выглядит огромней и злее, чем кошмар безумца, он очень любит детей. Никогда, ни за что на свете он не стал бы их пугать. Но, как сказала его жена, Фрэнк глуп. Я уверен, что он всего лишь хотел, чтобы ребята на празднике получили удовольствие сполна. Мы планировали, что Гвоздила откроет двери «Массы и власти» и войдет, небрежно держа в каждой руке по подружке Вилли Снейкспира. Два дня назад Вилли покормил змей, и во время праздника они будут пребывать в сытом оцепенении. Вот и все. В зал, потрясая настоящими живыми змеями, входит знаменитый борец-рестлер и приятным дружелюбным голосом восклицает: «Где тут новорожденный?» Найдя Линкольна, он вручает мальчику коматозных змей и говорит: «Эти ребятки хотели попасть на твой праздник». Дети получают возможность погладить змей и полюбоваться Гвоздилой. Все задумывалось как милый дивертисмент. Драматизма — в самый раз на несколько минут изумления и радости. А когда дым рассеется, я получу заслуженное признание, и Линкольн посмотрит на меня другими — любящими — глазами.

Росту в Фрэнке шесть футов и шесть дюймов, весит он под триста фунтов. Бритая голова смахивает на наковальню. Мэри уверяет, что он носит обувь пятнадцатого размера. Я попросил Фрэнка надеть костюм борца, решив, что так выйдет красочнее и внушительнее.

Когда спустя полчаса двери распахнулись и раздался оглушительный, сотрясающий землю рев, от которого мгновенно смолкли все остальные звуки, в голове у меня пронеслось: «Боже, да получилось даже лучше, чем я ожидал!» Но я-то знал, что происходит. И я взрослый человек. Возвышаясь огромным силуэтом в дверях на фоне пламенеющего калифорнийского неба, вытянув руки со свисающими змеями, Фрэнк не слишком походил на человека, да и вообще на человеческое существо. Скорее он смахивал на бритого юпитерианского медведя. Очень свирепого медведя. Когда он прорычал: «Где тут новорожденный?!» и потряс несчастными рептилиями, которые зазмеились, как черные молнии, у народа поехала крыша.