Пронзенное сердце и другие рассказы - Майн Рид

Решив руководствоваться этим свечением, я снова пошел. И вскоре оказался на краю мангровых зарослей, спрыгнул с переплетения корней и оказался на прочной поверхности.

Осмотревшись, я понял, что нахожусь на том самом месте, где выстрелил во фламинго. Поблизости дерево, к которому я привязал лошадь; войдя в его тень, я увидел лошадь на том месте, где ее оставил; как и я, она сильно страдала от укусов москитов.

Негромкое фырканье свидетельствовало о том, что она рада моему появлению.

Отвязав узду от ветки и перебросив поводья через шею лошади, я сел в седло. Теперь я хорошо знал дорогу и при ярком свете луны не мог заблудиться.

Меньше чем через двадцать минут я въехал в ворота плантации и направился к дому.

Нет, не к дому. Дома не было; устояла только одна стена, крыша пылала, и искры вздымались к небу!

Посмотрев вдоль двойной аллеи пальм, я увидел, что дальний ее конец ярко освещен – освещен красным пламенем пожара!

Мне не нужно было говорить, что дом подожгли. Инстинктивно я это знал и опасался больших несчастий. Сердце мое тоже вспыхнуло, я ударил бока лошади шпорами и поскакал.

Подъезжая, я увидел множество людей; мужчин и женщин; их темные фигуры силуэтами виднелись на фоне огня. Я слышал их крики и восклицания – все тона ужаса и отчаяния.

Еще через мгновение я оказался в их середине и принялся всматриваться в лица в поисках двух белых – хозяина горящего поместья и его хозяйки.

Но белых лиц не было – только черные, коричневые, желтые. Рабы и работники плантации.

Подбежал человек и схватил повод моей лошади. При свете пожара я узнал Гаспардо. Не дожидаясь, что он скажет, я спросил:

– Где они – дон Мариано, донья Энграсия?

– Исчезли, оба исчезли! О, сеньор, разве это не печально?

– Исчезли? Куда? Пожар! Что все это значит? Рассказывай. Побыстрее!

– Ради Бога, кабальеро! Не могу. Сам не знаю. Я вернулся домой полчаса назад. И увидел то же, что и вы; только огонь был не такой большой. Мы пытались его погасить, но не смогли: старый дом весь сгорел.

– Кто это сделал? – машинально спросил я. Что-то говорило мне, что я уже знаю.

– Люди говорят, что из Батанабо приходили солдаты – арестовать хозяина, потому что он один из патриотов. Ему повезло, что он отсутствовал. Им пришлось убираться без него. Но потом, когда наступила ночь, пришли другие, совсем не солдаты, но люди в масках. Они увели синьориту и подожгли каса гранде. С тех пор он горит; а она – побресита [Бедняжка (исп.)]! Никто не знает, куда ее увели и что с нею сделают.

Первое я знал; второе – нет, хотя меня томили ужасные предчувствия. Теперь я не сомневался, что грабители, которых я видел, несли Энграсию Агуэра.

Жива ли она? Или они ее убили, и я видел ее труп?

– О Боже! Боже! – с болью простонал я, чувствуя, как страх охватывает мне душу.

– Гаспардо! Ты храбрый человек! Ты ведь рискнешь жизнью, чтобы освободить нинью [Хозяйку (исп.)]?

– Десять раз! Скажите только как. Испытайте меня, сеньор, и вы увидите.

– Бери ружье и лошадь.

– Все здесь.

Он указал на лошадь, стоявшую у ограды.

– Садись верхом и следуй за мной! Не теряй ни мгновения!

Касадор прыгнул в седло. Я не слезал со своего; и мы поехали, оставив красное пламя позади.

Мы направились прямо к болоту Ла Запата.

Менее чем через двадцать минут были на его краю.

Спешившись, мы привязали лошадей к тому самому дереву, у которого моя лошадь провела день и вечер. Завязали им пасти, чтобы они не заржали. Наше дело требовало осторожности, тишины и вкрадчивой поступи тигров.

По пути я рассказал Гаспардо, что со мной произошло, и сообщил свой план действий; он его одобрил.

Мы собирались ступить в схватку с двумя людьми, не менее сильными, чем мы сами; освободить пленницу, которую они не отдадут без борьбы. Борьба будет не на жизнь, а насмерть, рукопашная и поневоле отчаянная. Мой спутник понимал это, но не дрогнул. Он был храбрец и настроен не менее решительно, чем я.

Я не сомневался в нем и не думал, что он дрогнет или предаст меня.

Опасался я только того, что не встречусь с врагом лицом к лицу. Смогу ли я вернуться к убежищу беглого раба? Этот вопрос больше всего меня тревожил; но теперь рядом со мной касадор, и я беспокоился меньше. Выслушав мой рассказ, он сказал, что найдет дорогу. Говорил он так, словно знаком с ней. В своих блужданиях по манграм я приметил дерево выше остальных – оно само не мангровое, но растет среди мангров. Оно недалеко от убежища беглого раба. Я особо отметил его, испытывая смутное ощущение, что впоследствии мне оно пригодится, если понадобится ориентир. Потребность эта возникла быстрее, чем я ожидал.

– Я хорошо знаю это дерево, – сказал охотник. – Это махагуя, она выросла из семечка, которое уронила птица в манграх. Помню, я как-то застрелил на нем птицу – большого орла гарпию, который сидел на его ветке. Это было много лет назад, но я могу прямо пройти к тому месту. Но это неважно; я и без дерева могу найти тропу, о которой вы говорили. Там, где человек ступал на корни, я всегда сумею найти его след, уж поверьте мне. Найду даже ночью. Не бойтесь, кабальеро! Идемте и покажите мне место, где вы вышли из болота.

Как только я вывел его на след, он пошел впереди, а я – за ним.

Мы прошли около трехсот ярдов, когда, несмотря на удивительное мастерство касадора, вынуждены были остановиться. Луна неожиданно зашла за облако, и царапины на коре стали не видны. Задержка выводила меня из себя. Каждое мгновение может привести к ужасным последствиям. В воображении я видел картины из своего сна, когда Энграсия пыталась вырваться из грязных объятий дьяволов! О! Если бы она закричала! Я услышал бы, и ее крики привели бы меня туда, куда ее утащили.

Мы прислушивались, но не слышали ни звука человеческих голосов – только шумы ночи, какие можно услышать в мангровых болотах. Ужасные звуки: стоны больших южных сов, вопли птицы куа, кваканье гигантских лягушек и рев аллигаторов. Все это соответствовало нашей ситуации и, казалось, насмехается над нами. Я был в отчаянии; мне казалось, что, несмотря на все наши усилия, мы потерпим поражение и вынуждены будем вернуться, не освободив пленницу. И из какого плена! Слишком страшно, чтобы думать