Кулак войны - Андрей Левицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впоследствии многие девушки говорили ему, что он симпатичен. Некоторые откровенно врали, что красив. Марк не верил им, но прощал эту невинную ложь. Он знал свои достоинства.
В первую очередь Марк никогда и никого не предавал. Он всегда платил добром за добро, злом за зло, равнодушием за равнодушие. И всегда выполнял обещанное. Обещал редко – это да. Но если уж звезды складывались и он брал какое-то обязательство – то ничто уже не могло его остановить.
Марк задрал свободную серую рубаху, ощупал устрашающего вида багрово-синюю припухлость в области ребер, поморщился от боли. Раз грудь не перебинтовали, значит, ребра не сломаны. Живот пересекала глубокая царапина, Марк пощупал залепляющий ее клей, поднес пальцы к носу. Без запаха.
На всякий случай осмотревшись и убедившись, что один в палате, спустил штаны. Увидел ссадины на причинном месте и улыбнулся, вспомнив детскую дразнилку: «В попу раненный джигит далеко не убежит». Правое бедро перебинтовано. Видимо, глубокое осколочное ранение. Еще левое плечо ноет. Он закатал рукав: так и есть, и тут повязка. Ничего серьезного, легко отделался.
Вставил ноги в непомерно широкие тапки. Подвигал руками, пару раз присел, убеждаясь, что тело выполняет команды. – Раз, раз, раз, – сказал он быстро. Получилось внятно. Года три назад он в катакомбах под городом попал под ударную волну от самодельной бомбы. По ощущениям тогда казалось, что все отлично. На самом деле его крепко контузило, но понял он это только когда попытался заговорить с подельником. Кстати, именно тем, кто неправильно рассчитал заряд.
Дверь в палате открылась, заглянула синеглазая девушка в длинном белом халате, перехваченном поясом на талии, такой тонкой, что, казалось, ее можно обхватить пальцами двух рук. А может, попробовать?
– Рихард Бланш?
– Вроде бы да, – кивнул нерешительно Марк.
Девушка опустила черные густые ресницы. Светлые глаза при черных ресницах и бровях – чертовски красиво. Интересно, ресницы натуральные? Судя по выбившейся из-под чепца смоляной пряди, да.
– Вы здесь сильно не располагайтесь, это одноместная палата интенсивной терапии, куда вас на всякий случай поместили. После обеда переведут на отделение, в стандартную шестиместную.
Марк знал парня, который не воспринимал женщин с грудью, меньше четвертого размера. С женщинами нормального сложения у него ничего не получалось в постели, видимо, в младенчестве мама не докормила. Другой его приятель сходил с ума от огромных круглых задниц. Видит такую задницу – и все, пропал человек. Третьему нравились мулатки, но непременно с прямыми волосами.
Сам Марк питал слабость к миниатюрным синеглазым брюнеткам со снежно-белой кожей. Медсестра была именно такой.
– Спасибо за предупреждение… – пробормотал он, мысленно подыскивая варианты, как удержать ее и завязать диалог.
Но даже не дослушав, девушка уже закрывала дверь. Пришлось действовать топорно. Косински шагнул к двери и остановил гостью.
– Как вас зовут?
– Терри Смит.
Марку не понравилось ее имя. Оно было «никакое». Без вкуса, без цвета и запаха. У дракона должно быть сложное и интересное имя, а у принцессы – имя, соответствующе ее статусу. Если бы Терри звали «Жюстин» или «Анастасия», было бы правильнее.
Косински потряс головой. Видимо, его все же слегка контузило взрывом – и мозг несколько повредился, потому что в обычной ситуации он бы не стал задумываться о чужих именах. С другой стороны, подобные ей девушки встречаются крайне редко.
– Не мой уровень, – сказал Марк вслух.
И почувствовал внутренний протест. Он уже знал, что в любом случае попробует встретиться с медсестрой еще раз.
Марк вышел за дверь палаты. Обычный больничный коридор – светлый, со свежей краской, чистый, в отличие от медицинских пунктов для бедных. Метрах в тридцати – сестринский пост, где молодой выбритый до синевы охранник в форме рядового Синдиката с медицинскими нашивками охмуряет полноватую медсестру.
Женщина хохочет, прикрыв рот рукой, и грудь ее колышется. С другой стороны – узкое окно, за которым плотная роща из каштанов. Тут – высокий второй или низкий третий этаж.
Стеклопакет «противовандальный» – с ходу не выбить, если припрет. Около окна – дверь, не как в палату, шире и выше. Марк нажал на ручку – та легко подалась. Дальше была лестница.
Рядовой тем временем заметил Марка, шевельнул массивной челюстью, направился к нему.
– Сержант? – небрежно козырнул он Марку.
– Говорят, что так, – тяжело выдохнул Косински. – Амнезия. Ничего не помню.
– Тяжко, – сочувственно вздохнул солдат. – Ну, вы, если что – обращайтесь. Пить на территории нельзя, но я знаю, где можно достать и где – посидеть. С куревом тоже засада, но обойти можно. В общем, я уже говорил – обращайтесь. Синдикат своих не бросает. Я – Грег Лаудер. Меня здесь все знают.
Марк дружески улыбнулся фирменной кривоватой улыбкой. Ему было слегка неловко. Одно дело – обводить вокруг пальца систему. Другое – обманывать конкретного мальчишку в форме.
– Рихард.
Они крепко пожали друг другу руки и разошлись. Марк вернулся в палату и лег на кровать. Короткая прогулка неожиданно утомила его, и он, едва прикрыв глаза, сразу же уснул.
А когда проснулся, пришла пора менять палату. Вместе с медбратом – пацаном лет восемнадцати, худым и смуглым латиносом – они прошли через несколько коридоров и пару лифтов.
Шестиместная палата была заполнена наполовину. Мужики представились. Носатый крепыш, похожий на тапира, оказался поляком. Черноволосый мужчина с пышными, сросшимися над переносицей бровями, напоминающий араба, – немцем. Светловолосый черноглазый парень с вараньим безгубым ртом на пол-лица – албанцем.
Все кроме него – на реабилитации. У поляка на глазах взрывом разметало в клочки семью, и с тех пор он почти не разговаривал. Немец работал на почте, координировал полторы сотни курьеров, и в какой-то момент просто переутомился настолько, что перестал что-либо делать, погрузившись в апатию.
Албанец служил на стороне Синдиката, попал в плен, провел там четыре месяца, потом был возвращен по обмену пленными. Вообще странно, обычно жители Балкан на стороне Легиона Свободы. Старый контракт у албанца закончился, а для подписания нового требовалось доказать, что он в полном порядке. Одной из необходимых процедур после плена у Легиона была психологическая реабилитация.
Курт ДайгерКурт принял ледяной душ, который неплохо освежил. Он привык вгрызаться в ситуацию хваткой бультерьера, и это работало, реальность сдавалась, прогибаясь под его напором. Сейчас он намеревался действовать так же.
Вытершись, заглянул в комнату к своим: на месте были Арес и Ронни. Хорват спал, аж похрапывал, снайпер вытирал волосы.
Дайгер зашагал по коридору, спустился на первый этаж, пересек плац с бронированными внедорожниками и направился к одноэтажному дому, стоящему между двумя казармами, на пороге которого курил Айзек. Завидев Курта, он нервно потушил сигарету и жестом пригласил брата за собой.
За первой железной дверью справа был пыльный кабинет с темно-коричневым пустым шкафом, таким же темным столом, где остывал поздний завтрак.
Дайгер сел в кожаное кресло начальника кабинета, Айзек стерпел нарушение субординации, уселся напротив. Курт кивнул на чай, где зеленели листья мяты:
– Ты поосторожней с мятой. Пишут, она плохо влияет на мужскую силу.
Айзек зыркнул не очень-то добро, огрызнулся:
– Я еще молод, мне рано об этом задумываться.
– Скажи, кто, кроме моих людей, знал, куда мы отправляемся? – Курт пропустил колкость мимо ушей.
– Ты так уверен, что «крот» не в твоей команде? – Айзек вскинул бровь, отхлебнул чаю.
– Не уверен. Доверять нельзя никому.
– Ладно, слушай. Знал Гительман, он дал мне задание. Терновский готовил прикрытие. Мачо связывался с местными и разрабатывал маршрут. Как бы все. Может, кто-то подслушал, – Айзек дернул плечом, затарабанил пальцами по столу. – Мало ли.
Дайгер уставился на портрет генерала Тейлора, висящий над столом и отражающийся в лаковой поверхности шкафа. Вот он, человек без гнили и слабости. Истинный офицер, пример подражания для многих. Ганнибал Барка нашего времени, противостоящий алчным легионам римлян.
Из перечисленных людей Дайгер хорошо знал только Мачо и мог за него поручиться: семь лет они сражались бок о бок. Мачо – настоящий офицер. Офицер с большой буквы.
– Знал ли детали Терновский? – спросил Дайгер, поднял ложку, насыпал сахар в чай, но пить не стал.
– От меня вряд ли, – вздохнул Айзек, погрустнел и осунулся. – Он работал напрямую с Гительманом.
Полковник Гительман никогда не нравился Курту, в нем чувствовалась гнильца. Складывалось впечатление, что он был трусом и никогда не работал честно. Свое место получил, плетя интриги и подсиживая начальство.
– Понимаешь, от этой операции очень многое зависело! Кстати, и у Гительмана тоже, ему было даже важнее, чтоб операция прошла успешно. Когда предам результат огласке, он будет подозревать меня.