Раскаты Грома (СИ) - Лин Искандер

— Разгрузка!

Дойдя до места, откуда его увидел сержант в кабине следующего за ними автомобиля, Антохин помахал правой рукой с криком: «Разгружай!». Солдаты выпрыгивали на ярко освещённую траву и грязь почти перед стальным передним бампером следующей машины, и затем отходили к бровке кювета, в темноту, давая место для приземления остальным. Тонкой нитью бойцы тянулись вдоль колонны к автомобилям с боеприпасами. Негромкие разговоры, щелчки патронов, вдавливаемых в рожок автомата, то здесь, то там треск раций офицеров и прапорщиков мгновенно образовали гул зеленого, пятнистого роя. Но через пару минут его перебил рёв двигателей танков, ехавших с оставшегося позади перекрёстка. Рубленые черты тяжёлой гусеничной техники в свете фар и прожекторов выглядели зловеще. Едкий дым из выхлопных труб многотонных металлических машин бил в нос, комки то ли дёрна, то ли глины вылетали из-под гусениц. В глазах Антохина отражались силуэты солдат соседней части, сидящих «на броне» по 8‑10 человек. Шум двигателей постепенно глушился приближающимися вертолётами. Метрах в ста впереди взлетели ещё два таких транспортника и, набирая высоту, скрылись в тёмном небе за стеной леса. Вот проехал замыкающий танк.

— Командиры подразделений, построить личный состав у первой машины! — приказал полковник сквозь трескотню рации.

— Рота, строиться! Налеее‑во! Шагом марш! — скомандовал Антохин.

Полк потянулся к началу колонны, давя по пути подошвами берец следы от металлических гусениц, исцарапавших мокрую землю.

Первая машина — машина командира полка — стояла у опушки поляны, которая напоминала собой треугольник. Его широкая сторона примыкала к заброшенному полигону — различимой в свете прожекторов заболоченной долине с редким лесом и множественными низинами. Сама треугольная поляна‑въезд была чем-то вроде бойницы между двумя сопками, тянувшимися вправо и влево по границе бывшего полигона. По этой поляне, ставшей сейчас чем-то вроде площадки разгрузки, бегали взад-вперед военнослужащие. Они то несли какие-то мешки в руках, то вскрывали сложенные в штабели деревянные и металлические ящики. К подножию «въездных» сопок пристраивались танки, обратив стволы орудий в сторону долины. Ещё несколько тяжелобронированных машин, задрав дула, пробирались вдоль «вала» по примятому стальными траками кустарнику.

309‑й полк выстроился на свободном от людей и техники пространстве, соблюдая деления на роты. Чуть в стороне от полковника Семёнова стояло пять человек в другой, крутой, новой экипировке с непривычной расцветкой камуфляжа.

— Мужики! — полковник начал свою речь совсем не по уставу, без формальных вставок и команд. — Мы здесь, чтобы обезопасить ближайшие населённые пункты от проникновения диких животных, инфицированных бешенством.

Голос начинал дрожать.

— Оружие применять по необходимости: в целях самозащиты, а также для отстрела заражённых зверей, по приказу командиров.

Полковник сделал паузу. В строю молодые переглядывались, в задней шеренге то здесь, то там кто-то перекидывался парой фраз шёпотом. Уже всем стало не до сна.

— Для слаженности действий полк на время проведения операции переходит под командование офицеров семидесятой бригады спецназа. Храни вас… — командир снова замолк, оборвав фразу, развернулся и, проходя мимо людей в тёмной форме, что-то им сказал, после чего пошёл в сторону одного из танков.

К прапорщику Антохину подошёл боец в чёрной балаклаве под титановым шлемом и защитными кевларовыми щитками на коленях и локтях. В руках была автоматическая снайперская винтовка, разгрузка наполнена магазинами к ней и несколькими ручными гранатами, бронежилет плотно облегал туловище. Форма имела другую цветовую схему, общий тон был темнее, чем у солдат 309‑го.

— Майор Кречет, — представился спецназовец сипловатым голосом.

— Прапорщик Антохин.

— Товарищ прапорщик, вся рота, включая Вас, переходит под командование 3-й группы, я — заместитель её командира.

Антохин кивнул. Кречет сделал пару шагов назад, чтобы все солдаты могли его видеть:

— Рота, повзводно, в колонну по четыре, лицом ко мне — становись! — гаркнул высоким голосом майор, немного протягивая «ись» последней команды.

Несколько секунд суеты: солдаты сначала стали бесформенной толпой, затем отпочковался первый прямоугольник, затем второй и, наконец, лязг сталкивающихся автоматов, касок, подсумков с металлическими «рожками» и фляжек окончательно стих.

— Шагом марш!

Кречет и Антохин шли рядом, во главе колонны 1‑й роты. Луна хорошо освещала пространство вокруг. «Въездная» поляна продолжала жить подготовкой: выросшая по колено полевая трава была вмята в почву, военнослужащие подбегали к груде ящиков, загружались лентами для пулемётов, брали ящики с гранатами, мины и убегали либо к проезду меж сопками‑хребтами, либо забирались по косым тропинкам на сами сопки. Чуть в стороне от прохода, между гусеничными бронетранспортёрами, стояло крупнокалиберное автоматическое орудие на вмурованной в землю треноге, с разложенными в ряд, заполненными доверху коробами патронов. Несколько солдат устанавливали миномёты около танков.

«Даёшь гаубицей по энцефалитным клещам? Ну‑ну. Что же здесь будет?», — тревожно сглотнул слюну пересохшим горлом прапорщик. Они стали сворачивать к правой сопке. А в метрах пятидесяти впереди стал виден вход в бетонный бункер. Недалеко от него стоял спецназовец с автоматом в руках, карауливший двух солдат, сидящих на земле рядом с ним. Строй направился к входу в бункер и эта троица стала уже вполне различимой в деталях: на земле были два младших сержанта. Оба среднего телосложения, с виду лет двадцати трех. Один — с разбитой нижней губой — сидел на корточках, курил, боязливо осматривая проходивших рядом. У него всё лицо было опухшее, с большим синяком на левой щеке. А второй — упёрся коленями в землю, скорчился, постоянно кланяясь вперёд, и бессмысленно рвал траву перед собой, издавая пугающие звуки то ли кашля, то ли мычания. Форма на обоих была в пыли и грязи, немного порванная. Но особенно странными были их шевроны: круглой формы, с чёрной трёхголовой собакой, оскаленные пасти которой были развёрнуты в стороны.

— А это кто? — спросил Антохин у майора.

— Дезертиры. Мы когда первой вертушкой сюда прибыли, минут двадцать пять назад, они к нам выехали на внедорожнике. Оттуда, — Кречет указал в сторону долины и только сейчас прапорщик заметил, что грунтовая дорога не обрывалась на полянке, а спускалась между сопками и еле заметной колеёй, мелькала, уходя вглубь долины — бывшего полигона. — Как выехали, так сразу, прям на ходу повыскакивали из кабины и к вертолёту побежали! Оружие в руках держат, стволами машут, как в панике какой-то, а один из них на подкошенных ногах ковыляет и мычит. Просто мычит что-то и на нас прёт, а второй орёт истошно: «Доложите! Доложите!». Что? Кому доложить? Мы их, недолго думая, рыльцем в землю. А у них ни документов, ни бумаг, ни шиша нет! И шевроны странные. Не видел таких. Но свалили они из своей части с оружием и техникой — это факт! Сюда сейчас всех из ближайших частей свозят — не до этих дебилов. Кутерьма закончится — отправим куда следует, а пока — вроде неагрессивные они — пусть на траве валяются.

— Да, я тоже таких шевронов не припомню, — подметил Антохин.

Вход в бункер у подножия «хребта» был узковат: шириной с обычную дверь. Бетонный проём вытягивался в небольшой коридор, уходящий в толщу сопки. Пройдя пару-тройку метров за порог, бойцы попали в некое подобие длинного зала с протяжёнными полосами окон‑амбразур метров до пяти в длину, разделёнными неширокими колоннами со стороны долины и глухой железобетонной стеной напротив. У бункера был низкий потолок. Полосы амбразур располагались над бетонным полом на высоте полутора метров, что позволяло взрослому человеку наблюдать за происходящим на бывшем полигоне или вести прицельный огонь, оперев локти на «подоконник» толстой метровой стены. Помещение было чуть меньше самой сопки, служившей лишь маскировкой для строения — небольшим навалом грунта с давно сросшимся дёрном, прихваченным корнями мелких деревьев и кустов.