Зима — имя войны - Танит Ли

Ничто теперь не имело значения — только погоня. Погоня! И еще найти бы какое-нибудь оружие, способное выдержать ледяное дуновение, и пробить чешуи дракона!

То, что оружие и одежда Анлута оказались уничтожены либо безнадежно испорчены — чего никогда не случалось у других жертв дракона, — объяснялось, видимо, его собственной неподвластностью морозному дуновению. Оружие и одежда оказались между двумя силами, его и дракона, и неизбежно погибли. Как древесина в огне.

И вновь закаты и восходы понемногу слились в долгие месяцы. Местность менялась, временами напоминая однажды уже виденную. В конце концов в мозгу Анлута, где безраздельно властвовал дракон, осталась одна-единственная мысль.

Они с Улкиокетом были на равных.

Что же из этого следует? Какой ответ?

Когда дракон останавливался передохнуть, Анлут отдыхал тоже. Он укладывался в сотне футов от него, а то и поближе. Однако он не спал, и, по всей видимости, не спал и дракон. Тем не менее иногда — при всем том, что он бодрствовал, — Анлут словно бы покидал свое холодное, твердое тело и подходил вплотную к Улкиокету. Это было что-то наподобие транса, в котором герой изучал свою добычу.

И пока это длилось, сверкающие, непостижимые, человеческие глаза Улкиокета, в свою очередь, наблюдали за Анлутом или за фантомом Анлута, расхаживавшим кругом. Вот только ледяного дуновения против преследователя дракон больше не применял.

И еще — он явно не стремился оторваться от него сколько-нибудь далеко.

Стояла середина зимы.

В небе ярко сияли северные огни — пурпурные, бронзовые, отливающие желтизной волчьего глаза.

Взобравшись вслед за драконом на вершину холма, Анлут увидел впереди деревню, стоявшую возле берега застывшего моря.

Вот когда у него чуть сердце не остановилось.

А потом буквально закричало внутри: умпа-умпа-умпа!..

Улкиокет, казалось, замедлил шаг. Его хвост струился за ним, как сверкающий ручеек.

Анлут же отыскал в себе новый запас скорости. Он понесся, он полетел…

Под гору, через лед. Он догнал хвост дракона и вынужден был то и дело прыгать через него, чтобы тот не сбил его с ног.

Потом он сравнялся с огромными лапами Улкиокета. Вот его грудь, похожая на башню, вот шея и голова… Анлут миновал его и помчался через равнину вперед. Туда, где примерно в полумиле от деревни была большая площадка ровного снега.

Здесь Анлут повернулся, полной грудью вобрал прозрачный ночной мороз.

— Не смей подходить! — крикнул он дракону, который приближался, переваливаясь и раскачиваясь. Раскинув руки, Анлут взревел так, что под куполом северного сияния отозвалось эхо: — Оставь их! Не тронь!

Его голос прозвучал громко и уверенно. Наверное, его услышали даже вдалеке, в окутанной туманом деревне, где над очагами курился дым, женщины варили еду, мужчины сидели за починкой, ездовые волки дожидались костей и мясных обрезков, а дети гоняли тряпочный мячик. Даже там должны были услышать некий странный звук. Но где же догадаться, что он кричал, пытаясь спасти их!

Дракон остановился.

Он пристально смотрел на Анлута, и герой в самый первый раз заметил в его глазах что-то странное. Тень великого разума. Искру сострадания… жалости.

Громадное тело между тем раздувалось — дракон наполнял легкие воздухом, как Анлут только что наполнил свои.

И вот для ледяного дуновения все было готово. Сейчас дракон испустит его. И тогда деревня умрет, замерзнет в считаные мгновения. Все эти жизни.

Анлут рванулся вперед. Он собирался голыми руками выдернуть дракону язык. Вышибить зубы. Выдавить полные жалости глаза…

И тогда ударил выдох.

Его сила была такова, что Анлута попросту унесло куда-то вверх. Так высоко, что ему даже показалось, будто он врезался спиной в светящуюся дугу сполохов. У него оборвалось дыхание, он стремглав полетел вниз, чтобы приземлиться к самым ногам дракона. К нему наклонилась громадная голова, рядом с которой он сразу почувствовал себя карликом.

Анлут не мог даже двинуться. Он просто лежал, смотрел и думал о том, не случится ли ему — против всего прежнего опыта — сейчас умереть. Однако его не заморозило, лишь вышибло дух. По мере того как его зрение прояснялось, он смог рассмотреть муаровый рисунок чешуй на лбу Улкиокета. От дракона пахло льдом и безграничным простором. В правом глазу мелькала золотая искорка мысли — без сомнения, отблеск небесных огней.

Потом Улкиокет сделал несколько шагов назад, сразу оказавшись далеко-далеко.

Анлут кое-как поднялся на ноги и отряхнулся. Он не был ранен, даже не получил синяков. Лишь холодная кровь кипела ключом от разочарования и ярости, от ужаса и отчаяния, равных которым он никогда в жизни еще не переживал.

И он проклял дракона, воспользовавшись полузабытым проклятием, которым пользовались племена тундры. У него вырвалось что-то вроде жалобы, почти бессловесной.

— Да, я проиграл! Я так и не нашел средства убить тебя! Ты снова — на сей раз у меня на глазах — уничтожил моих собратьев-людей!

Никогда прежде он с такой остротой не ощущал своей связи с людьми, своей к ним принадлежности. А ведь его корни были там, среди смертных. Почему же в человеческих глазах дракона светилась такая явная жалость?

Тогда герой отвернулся от Улкиокета и невыполнимой расправы над ним, чтобы устремить взгляд в сторону замороженной деревни у заледенелого берега моря…

И его сердце снова остановилось.

Неужели над очагами по-прежнему клубился дымок? Или это туман да северное сияние шутили с ним шутки? И жилые башенки по-прежнему можно было разглядеть? И там… там происходило движение, кто-то бежал! Что такое? Маленькие саночки, крохотный человечек внутри… упряжка из шести пушистых белых волков… вполне резвых и живых…

Оглянувшись, Анлут обнаружил, что Улкиокет исчез. Растворился, ускользнул, как туман, оставил его. Анлут проследил взглядом отпечатки лап — до того места, где они исчезали на прочном льду.

Анлут поискал там и сям, но больше ничего не нашел. Сполохи в небе были так похожи на мерцание самого дракона — вероятно, они-то и укрыли Улкиокета…

Почти сходя с ума, ощущая свое полное и окончательное поражение, герой побрел к деревне. Саночки между тем скрылись — несомненно, их создало его распаленное воображение.

Но… дымки-то вились… или все же туман?

И жилые башенки все стояли… хотя там, наверное, уже не было ничего, кроме льда…

Неужели Анлуту все-таки удалось отвести или принять на себя смертельный удар? Вообще-то он так не думал, хотя и сделал все от него зависевшее. И даже невзирая на бурю, клокотавшую у него в душе, чувствовал упоительный жар морозного дуновения, подхватившего его тело. Это было как обещание. Как право рождения…