Два круга солидарности. Этнический и национальный факторы в современном мире - Владимир Иорданский

В разные времена в разных регионах мира экономическая «специализация» этносов играла, по-видимому, далеко не одинаковую роль в образовании единого полиэтнического экономического пространства. Где большую, где меньшую. Вместе с тем, при изучении собственно этнического экономического пространства следует учитывать консолидирующее влияние такого фактора, как разделение труда между земледельцами, ремесленниками, торговцами, военными, жрецами, у многих народов, образовывавших касты, которые в своей совокупности составляли единый социально-этнический организм. Разделение труда было прочным основанием собственно этнического экономического пространства, в границах которого на почве родоплеменных представлений возникала идея надплеменного единства, питавшаяся мыслями об общности «божественного» происхождения, о кровной близости.

Этнос вступал в историю и самодовлеющей экономической единицей, и частицей широкого экономического объединения. В зависимости от того, какой способ производства становился господствующим в границах этнического союза, менялись как формы взаимодействия различных этносов, так и формы социально-экономической организации занимаемого каждым из них пространства. Капитализм вносил в этот процесс стремительность, радикализм, беспощадность, которого тот был лишен раньше, но не менял двух его основных направлений, с одной стороны, способствуя образованию этнически замкнутых рынков, а с другой – включая такие экономические зоны в более сложные союзы, конгломераты, блоки. В сущности, от эпохи к эпохе изменялись степень однородности этноса, характер его экономического фундамента. Однако же, сложившись, он долго сохраняет свои основные характеристики.

Хотя языковое, культурное и экономическое пространства этноса полностью почти никогда не совпадают, всегда есть зона, где такое совпадение – реальность, и где находится его устойчивое жизненное ядро. Такое ядро обладает огромной силой притяжения. Занятая им часть этнической территории воспринимается народным сознанием как колыбель нации. Оказавшиеся от него оторванными группы продолжают видеть в нем прежде всего свою историческую родину. В конечном счете, когда значительные культурные, социальные и экономические перемены происходят в этом ядре, они постепенно, как круги по воде, охватывают все части этноса.

Привычка делать акцент на противоположности классовых, и прежде всего классовых экономических, интересов мешала в полной мере оценить значение факторов, которые цементировали общество, объединяя людей. Та же привычка заставляла забывать, что, в конечном счете, любой способ производства не только раскалывает общество на классы, но и цементирует общество, соединяя эти классы в некую органическую целостность на базе чувства солидарности. По мнению И. В. Сталина, буржуазии принадлежит главенствующая роль в сплочении этноса, в разрушении разделяющих его внутренних перегородок, и это представление отвечает марксистскому видению буржуазии как ведущей силы экономического развития. Однако односторонность этого подхода явственна. Этнические общности складывались задолго до появления капитализма на мировой арене, и их судьбы не зависят напрямую от его будущности.

Правда, капитализм дает мощный импульс этнической культуре, этническому самосознанию, благоприятствуя превращению этноса из образования, закрытого разнообразным контактам с другими народами, в образование открытое. Процесс гуманизации общественного сознания, его развития в сторону большей этнической терпимости, несмотря на многочисленные и временами страшные по своим последствиям сбои, приобретает небывалый размах.

Сталин не поставил вопрос о существовании различных типов нации, различных типов этноса. Возможно, в его глазах он имел второстепенное значение, отодвигался на второй план необходимостью решения более общей задачи – определения того, какие внешние признаки отличают нацию. Но, очевидно, эта общая задача не может быть решена без первой. В то же время существует прямая связь между положением личности в обществе и типом этноса, к которому эта личность принадлежит. Интересно отметить, что ни Сталин, ни большинство его оппонентов не принимали во внимание этот аспект национального развития.

О зависимости, существующей между степенью развития личности и состоянием этноса, красноречиво свидетельствует, в частности, советский опыт. Конечно, жизненный путь каждого человека индивидуален, и все же было несколько особенностей советской действительности, оказывавших единообразное воздействие на миллионы людей. Скажем, рабочий, которого официальная идеология провозглашала хозяином страны, на самом деле был почти полностью отстранен от дел государственных. И это было не единственное противоречие в его судьбе. На предприятии он, номинальный владелец средств производства, чувствовал свою полную от них отчужденность. Рабочий, занятый будто бы свободным трудом, часто ощущал себя закабаленным, угнетенным и эксплуатируемым. В мире официально провозглашенного равенства он видел вокруг себя людей, наделенных привилегиями, причем одной из самых существенных была привилегия бездельника получать такую же ставку, как и честный труженик.

Двойственность ситуации, в которой находилась личность рабочего, благоприятствовала постепенному распаду нравственности. Пьянство, воровство, хулиганство, цинизм подтачивали нормы общественного поведения, разлагали рабочий класс. Но этот процесс затрагивал далеко не всех в равной степени; какая-то часть советского пролетариата сохраняла верность традиционным этическим ценностям, наглухо замкнувшись перед натиском официальной пропаганды.

Не менее мучительно воспринимал двойственность собственного положения интеллигент, находившийся в полной зависимости от государственной машины. Отчетливо видя, как далеко расходятся слово и дело, он был лишен возможности изменить положение. Если же решался на такую попытку, то вступал в конфликт с системой и обычно бывал ею раздавлен. На более высоком уровне размышления, и он, как рабочий, начинал отвергать официальную идеологию. Тоталитаризму государственно-политической системы он почти автоматически противопоставлял демократию, а лозунгам интернационализма – обращение к национальным истокам, призывы к возрождению национальной культуры.

В атмосфере повседневной лжи и неуважения к человеку, под воздействием окружавшей человека на каждом шагу политической демагогии деформировалось самосознание народа. Нравственное разложение общества сопровождалось загниванием и вырождением культуры, где естественное чувство национальной гордости постепенно вытеснялось грубой агрессивностью и надменным самодовольством. Национальное самосознание перерождалось, выделяя шовинизм, ксенофобию. В характере народа на первый план выступали отрицательные свойства – нетерпимость, высокомерие, нравственная слепота. Это были глубоко чуждые исторически сложившемуся русскому национальному характеру тенденции.

Постепенно формировался тип нации, наделенной крайне противоречивыми чертами. Неразвитость личности проявлялась в слабости связей, возникавших между людьми, в ослаблении чувства солидарности. В атомизированном обществе не существовало прочных социальных структур. При любом ограничении внешнего по отношению к нации государственно-политического контроля появлялась опасность дестабилизации всей государственной машины. Если национальные интересы есть хорошо понятые и сбалансированные интересы всех составляющих нацию общественных слоев и групп, то понятно, почему для этого типа нации характерна неразработанность национальных интересов, формируемых к тому же правящими кругами без учета мнений общества и легко пересматриваемых в зависимости от сдвигов конъюнктуры. Тяготеющие к обособлению региональные, местнические движения легко разрывали непрочные социальные, культурные, экономические связи внутри нации. Ее развитие замораживалось.

В странах третьего мира на процессы национального развития огромное деформирующее воздействие оказывает, в частности, закабаленность женщин. Иногда приходится слышать, что те сами не восстают против ущемления своих прав, смиряются с исторически сложившимся неравенством. Но это неверно, хотя влияние древних представлений о месте женщины в обществе и оказывает на нее сильнейшее влияние. К тому же в повседневной жизни существует разделение трудовых обязанностей, которое, закрепляя приниженное положение женщин, обеспечивает им, тем не менее, определенную роль в общественной и хозяйственной жизни, которой они дорожат. Что усложняет женскую судьбу, так это давление варварских пережиточных порядков, жертвой которых она становится, поскольку мужское превосходство в условиях этого варварства приобретает особенно бесчеловечные, жестокие и унизительные формы.