Приключения Альки Руднева - Идиля Дедусенко

Пока Вадим Николаевич оглядывал «приемных внуков» Степаныча, под окном послышался шум подъехавшего автомобиля. Водитель выглянул в окно и сказал:

– Такси подъехало.

– Наверное, представитель риэлторской фирмы, которая обмен осуществляла, – сказал Вадим Николаевич, а затем добавил, обращаясь к Степанычу: – Как видите, мы предприняли меры, пытаемся разобраться в вашем деле и помочь вам. Пригласили из Москвы представителя фирмы…

– Причем здесь Москва? – удивился Степаныч. – Меня местная «Фея» оформляла… Такая вся из себя дивчина…Фея, в общем.

– Это филиал московской фирмы, – объяснил Вадим Николаевич, – которую мы разыскали. Думаю, она для вас что-то сделает, должна же загладить свою вину. А мы, наконец, сможем продолжить работы…

Вадим Николаевич не успел договорить, как в комнату вошел высокий симпатичный человек лет пятидесяти или чуть моложе. С первого же взгляда было видно, что его одежда стоит не меньше, чем комната в коммуналке.

– Вы из Москвы? – встретил его вопросом Вадим Николаевич. – Вот и помогите нам развязать этот «гордиев узел»…Развязать, разрубить… Как угодно. Только нам срочно нужно площадку под строительство готовить. Я вашим людям все по телефону объяснил.

– Да, да, я в курсе, – сказал вошедший, – конечно, разберемся…

И тут раздался крик Степаныча, крик, в котором смешались удивление, растерянность, возмущение и что-то еще, что охватывает человека, пораженного неожиданностью.

– Лешка! – закричал старик. – А ты чего здесь?

По лицу Степаныча было видно, что его радость смешалась с тревогой. Но еще более был поражен «Лешка». Он несколько секунд оторопело смотрел на старика, потом с трудом выдавил:

– Батя…

– Не ожидал отца в таком месте увидеть, – язвительно произнес оправившийся от неожиданности Степаныч. – Когда со мной эта история приключилась, я тебе даже на сотовый звонил, так отвечали: «Номер не доступен».

– Ну, я же на Багамах… Со всей семьей… почти месяц.

– Да-а, «не доступен», – философски заметил уже полностью овладевший собой Степаныч. – Это что же за жизнь настала, что даже сын для отца «не доступен»?

– Не передергивай, батя…

– Я когда-то штаны новые не смел себе купить, чтобы тебя выучить, – продолжал, не слушая его, отец, – а ты теперь «не доступен». Все вы теперь не доступны нам, простым людям.

– Ну, чего ты, отец…Я же тебя сколько раз в Москву звал…

– Чего мне в Москве твоей делать? Мне там и поздороваться-то не с кем. И мать твоя здесь, в этой земле лежит… Куда же я от нее поеду? Вот хотел только квартиру на меньшую поменять, а видишь, что получилось…Так, погоди…Ты-то тут причем? У тебя вроде какие-то магазины, а тут «Фея»…

– Магазины само собой, а несколько месяцев назад я риэлторскую фирму создал. Ребята знакомые попросили разрешения филиал в Ростове открыть, я согласился.

– Ребята знакомые, – передразнил Степаныч. – Мошенники! Они, видать, не одного меня обделали. Видишь, на улице я теперь живу! Как же это, сынок, получается? Родного отца – на улицу, с твоего разрешения!

– Недоразумение вышло, – торопливо сказал Алексей. – Вернем тебе квартиру.

– Нет, ты погоди, – прервал его Степаныч. – Какое же недоразумение, если прописали в несуществующем доме? Это раз. И как ты мне квартиру вернешь? Люди за нее деньги заплатили, и немалые… Твоим ребятам, между прочим! Теперь, значит, этих людей на улицу? А там одних только детей четверо, и все малые.

– Мы им деньги вернем.

– Да что вы все своими деньгами трясете? Деньги, деньги! Люди уже устроились, дети в школу пошли, в садик…Зима на носу, а мы им: выметайтесь, ищите другое жилье. Да как я им в глаза смотреть буду? Они-то ни в чем не виноваты. Ты лучше с ростовской «Феей» разберись, как это они могли такое дельце обстряпать.

– Да не знали они, что ты мой отец! Там только один мою фамилию знал, но он тогда в отъезде был.

– Ага! – злорадно подхватил Степаныч. – Не знали, что отец! Конечно, отца твоего не стали бы обкрадывать. А других, значит, можно? Да не сын ты мне после этого! Я тебя не учил людей обманывать!

– Сейчас не родители, а жизнь всему учит, – заметил Алексей.

– Ну, ты мне еще про жизнь расскажи! – возмутился Степаныч. – Вы-то ее, настоящей жизни, и не нюхали!

– Ну, ладно, отец, – примирительно сказал Алексей, – собирайся, поедешь со мной.

– Никуда я не поеду, – решительно заявил Степаныч. – Я тебе уже объяснил, почему. Хочу с твоей матерью рядом лечь, когда час пробьет. А до того буду ждать, когда у вас всех совесть проснется, когда вы мошенников прищучите. Буду ждать обещанную однокомнатную квартиру. Не дадут – и здесь проживу. И ребят от себя не отпущу. Куда им идти в зиму?

Тут только Алексей обратил внимание на притихшую троицу:

– А кто они такие?

– Строители новой России, – язвительно произнес Степаныч, – если, конечно, выживут.

– Опять вы за свою демагогию взялись, – вмешался Вадим Николаевич, терпеливо дожидавшийся какого-нибудь результата от диалога сына с отцом. – Зовет же сын, съезжайте скорее, освободите площадку.

– Для вас – демагогия, а для нас – реальное положение вещей… В войну дети так не скитались, их быстро люди разбирали либо в детдома определяли. А что вы теперь развели? Почему дети на вокзалах и в подвалах ночуют?

– Потому что распустились! – резко отрезал Вадим Николаевич. – Нечего из дома убегать!

– Знать, не сладко им дома живется, – парировал Степаныч. – От хорошей жизни даже собака не уйдет.

– Ну, довольно! – прервал Вадим Николаевич. – Давайте что-то с домом решать, время подгоняет.

– Вас подгоняет – вы и решайте, – мирно сказал Степаныч. – А нам с ребятами спешить некуда. Мы вот сейчас чайку согреем.

Вадим Николаевич в сердцах пробурчал неприличное слово, Алексей поспешил его успокоить:

– Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем, раз договориться не удается.

– И не удастся, пока не найдешь свою «Фею» и не притащишь к прокурору! Пусть справедливость восторжествует! Вот тогда будем договариваться. А пока не обессудь, сынок, мне тебя даже принять негде.

– Я еще вернусь, потом спокойно поговорим, – сказал Алексей и вышел вместе с Вадимом Николаевичем и его водителем.

По разные стороны

Степаныч разжег «буржуйку» и поставил чайник. Суетясь возле печки, он то и дело обращался к мальчишкам: как видно, неожиданная встреча с сыном, который оказался по другую сторону жизненных «баррикад», занозой сидела в его сердце.

– Нет, вы видали такого «биз-нес-ме-на»! Это что же, не окажись я его отцом, так он и разбираться бы не стал? Это что же творится? Мы с Ксенюшкой думали, что хорошего человека воспитали. Инженер, специалист… А туда же, в бизнес его понесло. И вот какой он стал. Эта рыночная экономика всем мозги на сторону сворачивает… Ну, ладно, ребята, садитесь за стол: чай лучшее лекарство от всех невзгод. Обо мне вы теперь много чего знаете, а о себе так и не успели рассказать. Хотел бы вас послушать. Что, и вправду из дома убежали просто так, чтобы вольной жизни хлебнуть? Рассказывайте, как на духу.

– Я точно воли захотел, вернее, скучно в детдоме стало, решил мир посмотреть.

– Ну и как, насмотрелся? – ехидно спросил Степаныч.

– Насмотрелся, – согласился Петр, – зато многое понял.

– Что, например?

– Что есть какие-то там олигархи, которые могут за один присест целую курицу слопать, на какие-то заморские острова ездить, но они все равно несчастные.

– Это почему же? – с любопытством спросил Степаныч.

– Да потому, что боятся всего! Боятся, что у них все отнимут или их самих убьют. Я новости по телевизору люблю смотреть. В детдоме обязательно смотрел, а теперь – на вокзалах, в аэропортах или где-нибудь в кафе. Потихонечку устроюсь в уголке и смотрю, если не выгонят. Там часто такое показывают! Заказные убийства, например. Никакая охрана не спасает. Вот и получается: бился человек, бился, богатство сколачивал, и все зря. Ведь человеку так много не надо, сколько эти олигархи себе берут. Получается, что они копят для того, чтобы их завистники грохнули. А завистники тоже богатые, и их тоже кто-нибудь грохнет. Смотришь, их, как цыплят, одного за другим отстреливают.

– Да, прямо тир какой-то, – подхватил Степаныч. – Уж вроде все народные богатства поделили, а до сих пор идет стрельба по мишеням. Значит, есть еще что делить… А ты, малыш, тоже из детдома убежал?

– Нет, я из дома, – грустно сказал Антон. – Отец пьет, мать пьет, все время дерутся. Меня только тогда и замечали, когда я им под руку попадался. Отец избивал так, что с меня по полгода синяки не сходили.

– Это точно, – подхватил Петр. – Я когда его встретил, он весь был в синяках и ссадинах. Голодный…Лучше уж на улицу, чем с такими родителями жить.

– А им все равно, что я ушел, они меня искать не будут. Зачем я им? – Антон печально опустил голову.

Степаныч повернулся к Альке. Мальчик понимал, надо что-то рассказать о себе, но всю правду рассказывать не хотел, слишком тяжело было вспоминать о маме. Наконец, он выдавил: