Привязанность - Алеата Ромиг

Когда моя окровавленная рубашка упала на грязный цементный пол, я обхватила ладонями щеки Кадера.

— Я хочу больше видеть тебя, — я боролась со слезами, подступающими к моим глазам. — Что тебе еще скрывать от меня?

— Ты не понимаешь о чем говоришь.

— Понимаю. Видеть тебя, знать тебя… поможет мне, пока тебя не будет.

Он покачал головой.

— Вот тут ты ошибаешься. Если ты всё увидишь, как только я уйду, ты тоже уйдешь. Ты сбежишь при первой же возможности.

Мои руки переместились на его широкие плечи, я наклонила голову.

— Куда я пойду? Как я туда попаду?

— Не забывай, ты умна. Ты что-нибудь придумаешь.

— Я бы пошла с тобой, если бы ты захотел.

Его глаза закрылись.

— Кто-то хочет моей смерти. Им нужны доказательства, что я мертва. Зачем мне идти туда, где мне грозит опасность?

Зелень его глаз засияла в тусклом свете, за окнами бушевала буря и металлическая крыша продолжала лязгать от падающей воды.

— Ты думала, что со мной тебе грозит опасность.

— Не думаю, что я действительно верила, что это ты. Думаю, я верила, что опасность — это… судьба.

— Перестань употреблять это слово, Док. Такого не бывает. Все, что происходит, происходит потому, что мы заставляем это происходить. Даже то, о чем ты упомянула раньше, я мог бы передать задание. Даже если ты права и эта воображаемая судьба поместила твое великолепное лицо на экран моего компьютера, это не имело бы значения, если бы я не действовал в соответствии с заданием.

Мои руки скользнули по его груди и вниз по торсу; его мышцы под тканью напряглись, мое прикосновение переместилось ниже.

— Пожалуйста?

Кадер сделал шаг назад.

— Закрой глаза, Лорел.

Закусив губу, я кивнула и закрыла глаза. Стук его ботинок по цементу был едва слышен, поскольку буря бушевала за пределами нашего убежища. Сосредоточившись на нем, я прислушивалась к его шагам по комнате. От дальней стены донесся звук открывающихся и закрывающихся металлических шкафчиков. Его шаги приближались. От предвкушения по моей обнаженной коже пробежал холодок.

— Дай мне руку.

Протянув руку, я спросила:

— Могу я открыть глаза?

— Слушайся меня. Я не велел тебе открывать глаза.

Кивнув, я втянула воздух, когда его пальцы обхватили мои.

— На полу лежит одеяло. Это не совсем роскошь, но сойдет. Возьми меня за руку и сядь.

Мои колени согнулись, другая рука нашла одеяло, о котором он говорил. Оно не только не было роскошным, но, судя по шершавой поверхности, было сделано из шерсти. Военный трофей — была моя первая догадка. Как только я села, Кадер подошел ко мне сзади и собрал мои волосы в конский хвост. Его теплое дыхание щекотало мою кожу, когда его губы приблизились к моей шее.

— Поиграй со мной.

— Ладно.

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы держать глаза закрытыми. Он поднес что-то к моему подбородку. По сравнению с одеялом оно было мягким.

— Я собираюсь завязать тебе глаза.

— Почему? — спросила я, его заявление покалывало мою кожу.

— Скажи «да», Лорел. Скажи, что ты позволишь мне сделать это по-моему.

Я потянулась, найдя его руку.

— Я хочу видеть.

— Увидишь. Сначала ты почувствуешь.

Его слова вызвали в памяти наш первый раз, ночь в подвале. В комнате стояла кромешная тьма, и когда я попросила его посмотреть, он сказал, что я его почувствую. Мне не нужно было видеть. Я бы чувствовала и знала, что он там. Сглотнув, я кивнула.

— Я тебе доверяю. Делай все, что тебе нужно.

Повязка, которой он пользовался, была мягкой, но не атласной, а похожей на рубашку или простыню. Он потянул ткань за мою голову, завязывая ее на месте.

— Открой глаза. Ты видишь?

Я сделала, как он сказал.

— Нет, не совсем. Есть свет…

Я подняла пальцы к материалу.

— Позволь мне, — сказал он, подтягивая ее повыше, заставляя меня представить на ее месте что-то сложенное, например, бандану. — Так лучше?

— Да.

— Ложись на спину, я сниму с тебя обувь и одежду.

— Почему? Не я тут главное.

Он усмехнулся.

— Ты всегда главная, мать твою. Я бы никогда… — Он не закончил фразу. — Если ты исследуешь меня, то я тебя тоже.

Мои губы изогнулись в улыбке, и я легла на спину, опираясь локтями на колючее одеяло. Одна за другой мои туфли исчезли. Только после того, как пуговица на джинсах и молния были расстегнуты, я приподняла бедра. Учитывая контраст одеяла с моей кожей, я была уверена, что все еще одета в нижнее белье.

— Возьми меня за руку, — повторил он.

Я потянулась в темноту, и он поднял меня на ноги. Не выпуская моей руки, он потянулся к другой и, сжав обе, прижал их к груди. Я сразу же поняла, что его рубашка исчезла. Осознание этого заставило мой пульс учащенно забиться. Поверхность под моими ладонями была такой же, как и его предплечья, шершавой и бугристой на твердых мышцах. В то время как я представляла себе красочное зрелище татуировок, мои мысли были больше о человеке в целом.

Под твердыми мускулами его груди сердце билось в два раза быстрее.

Я больше не слышала грозу снаружи. Все мое внимание было приковано к буре внутри.

— Чувствуешь? — спросил он.

— Твое сердце? Я чувствую сердцебиение.

— Нет, на поверхности. — Все еще держа мои руки в своих, он сказал: — Ты можешь остановиться. Тебе не нужно продолжать. Я могу только представить, насколько ужасающе…

— Нет, перестань. — Слезы собирались, впитываясь в материал, покрывающий мои глаза. — Пожалуйста, отпусти мои руки.

Хватка усилилась, его выдох коснулся моих волос.

Я не стала просить снова, мы молча стояли в пыльном здании.

Гром утих, но дождь не прекращал стучать по крыше. Его хватка медленно ослабла. Как только руки освободились, вместо того чтобы коснуться того, чего я не знала, я потянулась вверх, пока не нашла его щеки. Мои губы коснулись его.

— В тебе нет ничего ужасающего, — сказала я. — Ты больше, чем твои шрамы. Ты можешь быть кем угодно, потому что ты выжил. Вчера вечером ты упомянул о взрыве. Я не сделаю больше, чем ты хочешь. Если я прикасаюсь слишком сильно, скажи мне.

Все еще держа его лицо, я прижалась своей грудью к его груди.

— Чего я хочу? Я хочу отойти к чертовой матери.

Вместо ответа я медленно опустила руки, мои ладони мягко скользнули по его шее, плечам и вниз по рукам.

— На ощупь ничем не отличается от твоих предплечий.

— Есть такие места…

Я не убрала руки с его груди. Я подняла их обратно к его