Печальный кипарис - Агата Кристи

– Вот это очень плохо, – раздраженно сказала сестра Хопкинс. – Людей следует заставлять делать завещания! Иначе потом не оберешься неприятностей.

– Интересно, – сказала сестра О'Брайен, – если бы она сделала завещание, кому бы она оставила свои деньги?

– Одно я знаю точно, – твердо заявила сестра Хопкинс.

– Что именно?

– Что она оставила бы некоторую сумму Мэри – Мэри Джерард.

– Да, пожалуй, – согласилась О'Брайен и возбужденно добавила: – Я вам не рассказывала, в каком состоянии была наша страдалица той ночью и как доктор ее успокаивал? Мисс Элинор держала руку своей тетушки и клялась самим Всемогущим, – тут ее ирландское воображение не на шутку разыгралось, – что пошлет за поверенным и все сделает как следует. «Мэри, Мэри!» – воскликнула бедная старая леди. «Ты имеешь в виду Мэри Джерард?» – спросила мисс Карлайл и тут же поклялась, что Мэри внакладе не останется!

– Прямо-таки поклялась? – В голосе Хопкинс звучало очевидное сомнение.

– Именно так все и было, – торжественно заверила ее О'Брайен. – И вот что я еще скажу, сестрица: если бы миссис Уэлман успела составить завещание, еще неизвестно, что бы в нем было написано, да-да! А ну как она бы оставила все Мэри Джерард!

– Ну не думаю, – возразила сестра Хопкинс. – Я лично против того, чтобы лишать свою родню денег.

– Родня родне – рознь! – с видом оракула изрекла сестра О'Брайен.

– Что вы хотите этим сказать? – Сестра Хопкинс мгновенно навострила уши.

– Я не сплетница! И не желаю чернить имя покойной, – с достоинством проговорила сестра О'Брайен.

– Верно, так оно будет лучше, – подумав, согласилась сестра Хопкинс. – Чем меньше разговоров, тем спокойнее, – добавила она, наполняя заварочный чайник.

– Кстати, – сказала сестра О'Брайен, – вы тогда нашли трубочку с морфином, когда вернулись домой?

Сестра Хопкинс нахмурилась.

– Нет. Ума не приложу, куда она могла подеваться. Разве что я положила ее на край каминной доски. Я часто так делаю, когда запираю шкаф, и она могла скатиться и упасть в корзину для мусора, а корзину потом, когда я ушла, вытряхнули в мусорный ящик. – Она задумалась. – Вероятно, так все и было, ибо другого объяснения я придумать не могу.

– Понятно, – сказала сестра О'Брайен. – Да, дорогая, больше трубочке было некуда деться. Ведь вы нигде не оставляли свой саквояж – только в холле в Хантербери, – значит, трубочка действительно угодила в мусорный ящик.

– Вот-вот, – обрадовалась поддержке сестра Хопкинс. – Ведь по-другому и быть не могло, не так ли? – Она положила себе на тарелку песочное пирожное с розовой глазурью. – Конечно, не могла ведь я… – Она не договорила.

Ее собеседница торопливо, может быть, даже слишком торопливо с ней согласилась и сказала:

– На вашем месте я бы перестала беспокоиться из-за этого.

– А я и не беспокоюсь… – ответила сестра Хопкинс.

Выглядевшая в своем черном траурном платье очень юной и очень строгой, Элинор сидела в библиотеке за массивным письменным столом миссис Уэлман. Перед ней были разложены различные документы. Она только что закончила разговор с прислугой и с миссис Бишоп. Теперь, чуть помедлив у дверей, в комнату вошла Мэри Джерард.

– Вы хотели меня видеть, мисс Элинор?

Элинор подняла на нее глаза.

– Да, Мэри. Проходи и садись.

Мэри послушно уселась в указанное ей кресло. Оно было слегка развернуто в сторону окна, и свет падал на лицо девушки, подчеркивая ослепительную белизну кожи и бледное золото волос.

Одной рукой Элинор слегка прикрывала свое лицо и могла тайком следить за выражением лица Мэри.

«Я так ее ненавижу… разве мне удастся это скрыть?» – мелькнула предательская мысль.

Однако ей удалось выдержать любезный и деловой тон:

– Тетя относилась к тебе с большим участием, Мэри. Я думаю, ты и сама знаешь, что ее очень волновало твое будущее.

– Миссис Уэлман всегда была очень добра ко мне, – тихо произнесла Мэри своим нежным голоском.

Элинор холодно и бесстрастно продолжала:

– Моя тетя, будь у нее время составить завещание, наверняка сделала бы несколько дарственных распоряжений. Я в этом абсолютно уверена. Поскольку она умерла не написав завещания, ответственность за выполнение ее воли ложится на меня. Я проконсультировалась с мистером Седдоном, и по его совету мы составили список сумм для выплаты слугам в соответствии с продолжительностью их службы и прочего. – Она помедлила. – Ты, конечно, не совсем из этой категории.

Элинор почти надеялась, что эти слова заденут самолюбие Мэри, однако лицо девушки даже не дрогнуло. Мэри приняла эту колкость за чистую монету и ожидала, что Элинор скажет дальше.

– Хотя тете очень трудно было говорить в последний вечер, но она все же сумела выразить свое желание, и я поняла его. Она, безусловно, хотела позаботиться о твоем будущем.

– Это очень великодушно с ее стороны, – тихо сказала Мэри.

Элинор резко продолжила:

– Как только меня введут в права наследства, я переведу на твое имя две тысячи фунтов.

– Две тысячи фунтов? – Щеки Мэри чуть порозовели. – О, мисс Элинор, вы так добры! И не знаю, как вас благодарить!

– Я вовсе не такая добрая, – жестко оборвала ее Элинор, – и, пожалуйста, не надо меня благодарить.

Мэри вспыхнула.

– Вы просто не представляете, как это изменит мою жизнь, – почти прошептала она.

– Я рада за тебя, – сказала Элинор. Отведя взгляд в сторону, она с легким усилием спросила: – У тебя есть уже определенные планы?

– О да, – с жаром отозвалась Мэри. – Я хочу приобрести какую-нибудь профессию. Скорее всего, массажистки. По совету сестры Хопкинс.

– Очень хорошая мысль, – одобрила Элинор. – Я постараюсь договориться с мистером Седдоном, чтобы часть денег ты смогла получить как можно быстрее – насколько это возможно.

– Вы очень, очень добры, мисс Элинор, – сказала Мэри с благодарностью.

– Я выполняю волю моей тети, – отрезала Элинор. – Ну, по-моему, у меня к тебе все.

На этот раз явное желание Элинор поскорее ее выставить задело чувствительную душу Мэри. Она поднялась и, отчеканив вежливым голосом: «Большое спасибо, мисс Элинор», вышла из комнаты.

Элинор не пошевельнулась, тупо глядя перед собой. По ее лицу невозможно было догадаться, какие мысли роятся у нее в голове. Она еще долго так сидела – в полном оцепенении…

Наконец Элинор пошла искать Родди. Он был в гостиной – стоял и смотрел в окно. Когда она вошла, он резко обернулся.

– Со слугами я, слава богу, разобралась! – сказала она. – Пятьсот фунтов миссис Бишоп – она ведь прослужила здесь столько лет. Сто фунтов повару и по пятьдесят – Милли и Олив. По пять фунтов всем остальным. Двадцать пять фунтов Стивенсу, главному садовнику. Правда, я пока ничего не сделала для старого Джерарда из сторожки. Это, конечно, ужасно. Может, назначить ему пенсию? – Она замолчала, потом несколько торопливо сказала: – Я выделила две тысячи фунтов Мэри Джерард. Как ты думаешь, я выполнила волю тети Лоры? Мне кажется, что сумма вполне приличная.

– Вполне. Ты всегда поступаешь по справедливости, – сказал Родди, не глядя на нее.

Он снова уставился в окно.

Элинор на мгновение задержала дыхание, а затем, от волнения запинаясь и путаясь в словах, продолжила:

– Знаешь… я хочу, чтобы – и это тоже будет справедливо – я… я считаю, ты должен получить свою часть наследства, Родди.

Он резко повернулся к ней – на лице его были обида и гнев. Но она все-таки договорила:

– Послушай, Родди. Я хочу, чтобы все было честно! Деньги, которые принадлежали твоему дяде и… и… которые он оставил своей жене… он ведь, естественно, считал, что они перейдут к тебе. И тетя Лора так считала. Мы с ней не раз говорили об этом. Если я получаю ее деньги, то ты должен унаследовать деньги, принадлежавшие ему. Это единственно правильное решение. Иначе ведь получается, что я ограбила тебя… и все из-за того, что тетя Лора не оставила завещания! Ты должен, ты обязан разумно к этому отнестись!

Узкое подвижное лицо Родди сделалось смертельно бледным.

– Боже мой, Элинор! – воскликнул он. – Неужели тебе хочется, чтобы я чувствовал себя последним подонком? И ты могла подумать, что я соглашусь взять у тебя эти деньги?

– Но я ведь не дарю их тебе! Это всего лишь элементарная справедливость.

– Мне не нужны твои деньги! – крикнул Родди.

– Они не мои!

– По закону они твои – в этом все дело! Ради бога, Элинор, давай без сантиментов. Я не возьму у тебя ни пенни. И нечего строить из себя благодетельницу!

– Родди! – не выдержав, воскликнула Элинор.

Тот резко тряхнул головой.

– О, прости, дорогая. Я сам не знаю, что несу. Все так перепуталось… Я в полной растерянности…

– Бедняжка Родди… – мягко проговорила Элинор.

Он снова отвернулся и стал теребить пальцами кисточку шторы и уже совсем другим, нарочито равнодушным тоном спросил: