Мой муж – чудовище - Даниэль Брэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или остаться? Не здесь, но пробиваться куда-то к людям, вот только куда? Найти любую дорогу до деревеньки – но кто мне сказал, что она будет ближе, чем усадьба, и когда я дойду до этой деревеньки, и дойду ли вообще?
И тогда я поняла, что такое настоящая паника. Тихая, обреченная, когда даже делать что-то нет смысла, хочется просто стоять и ждать, пока все закончится, и желательно – поскорее.
Мне показалось, что стало светлее. Я подняла голову и увидела, что облака кое-где разошлись и луна подмигнула мне в слабом просвете, а затем мне на лицо упала снежинка.
Я прошла какие-нибудь пятьдесят ярдов – задыхаясь от слез и дрожа от холода, а не от страха. Я шла по оставленным мной же следам и теряла равновесие, я падала, проваливаясь в рыхлый снег, и загребала его рукавами, коченея еще сильнее.
И снегопад за это время разыгрался уже вовсю.
Начиналась метель. Ветра не было, но я понимала – едва он поднимется, мне наступит конец. Я упаду, пытаясь сберечь остатки тепла, сожмусь в потерянный слабый комочек, и жизнь потихоньку покинет меня – я усну.
Я не могла убежать далеко, убеждала я себя, потерянно глядя, как снег заносит мои следы. Еще немного, и я перестану видеть что-либо в двух шагах. Но если смотреть не вперед, а под ноги, то есть шанс рассмотреть путь… Если бежать, если найти силы и бежать очень быстро, насколько позволит усталость и снег – нет, только снег, – то я выживу.
Впервые в жизни я осознала, что значит злость. Повинуясь чужому приказу, я чуть не убила себя до того, как убивать меня явился бы кто-то еще. Так почему я кому-то позволила решать за меня?
Слушайся, подчиняйся, от тебя ничего не зависит – вот что я слышала с детства и не училась сопротивляться. К чему это все привело?
Если сначала я кидалась в сугробы в отчаянии, то теперь меня подгонял гнев. Это странное, незнакомое и приятное состояние толкало меня вперед почти так же, как прежде страх. И идти было легче и тяжелее одновременно, но озноб проходил под влиянием родившейся злости.
– Летисия! Филипп!
Я не узнала свой голос. Как будто это кричала не я, а та леди-рыцарь, которой я побыла не дольше четверти часа. Но снова мне никто не ответил, а звук утонул в круговерти метели.
– Филипп!
Я понимала, что буду кричать, пока не сорву себе голос. Карета должна быть уже совсем близко. Не страшно, что идет снег, я различаю следы и, кажется, вижу дорогу. Я вышла. Я все же смогла.
Я остановилась, схватилась за ствол дерева, прислонилась к нему и застыла.
Кареты не было. Но сбиться с дороги я не могла. Да, неугомонно вьюжило, но я единственная, кто несся по этим сугробам. Заблудиться, запутаться – исключено.
Они уехали без меня? Или…
Или, подумала я, цепляясь за промерзшую кору и обдирая пальцы. Или Летисия испугалась не зверя, а человека.
От прадеда и деда я слышала, на что способны разбойники, особенно те, кто дезертировал из королевской армии. И если они метнули кинжал в возницу, то карета встала, Филипп не отвечал, а Летисия – Летисия пожертвовала собой, чтобы спасти меня хотя бы от бесчестья. И она оказалась права – в такой снегопад, когда нечто страшное бродит здесь, в лесу, нет резона бежать за глупой девицей, когда в карете сокровища. Моя одежда, мои драгоценности.
Все было не так, как я себе напридумывала, и я судорожно всхлипнула, прижавшись к стволу. Да, я все равно стою в лесу одна-одинешенька и, скорее всего, не выживу.
Куда уехал мой экипаж? Я присмотрелась, ничего не увидела, пришлось подойти ближе. То место, где карета стояла, я сразу нашла, но дорога была укатана, на ней осталась не одна колея, и снег порядком припорошил то, что было, – нет, мне не понять, куда они поехали, где их искать, и надо ли?
Мне нужно вернуться домой. По крайней мере, попытаться, и я двинулась в путь, отгоняя подозрения, что кто-то следит за мной из-за деревьев. Гнев помог мне выбраться, и я снова вызывала его, доказывая себе, что в случившемся кто-то замешан: Филипп или Летисия. Неважно, что один из них верой и правдой служил моему мужу, а вторая годами так же, верой и правдой, служила моей семье. В доме было мало людей, никто из них не отлучался, чтобы, узнав о моем поспешном отъезде, успеть сговориться с кем-то на нас напасть…
Кроме моего мужа. Я застыла на месте. Этот человек женился на мне – для чего? Чтобы избавиться от меня любой ценой?
Все, что я знала о нем, точнее, что успела понять: он богат. А я – бедна, девушка без приданого. Да, титулованная, это единственное мое преимущество. Но муж не принимает титул жены, так какая выгода была ему в этом браке и какая выгода ему от моей гибели?
Метель кружила перед моим лицом, холод хватал за руки и давно озябшие промокшие ноги. Я вспомнила, как играла ребенком в снегу с сестрами – если холодно, надо двигаться, надо бежать. Перебороть себя, превозмочь, хотя бы несколько футов, потом пройти, отдохнуть, пробежать еще несколько футов, опять пройти…
Никогда в жизни я не предполагала, что мне придется бороться за жизнь. Все, чего я могла опасаться – болезни или родов. Так я потеряла мать, так умерла моя тетка, но ночью, в лесу, от холода, Тьма знает где?
Мне показалось, что кто-то мелькнул за деревьями. Мало похожий на зверя, слишком высокий, и в тот момент я отбросила мысли о том, что это может оказаться та самая тварь, которая растерзала несчастного крестьянина. Оборотень не следил бы за мной, наверное, он просто набросился бы на меня. Ему незачем меня пугать, я и так напугана дальше некуда, вот она я, неспособная сопротивляться, не умеющая себя защитить.
– Эй! Кто там!
Я всматривалась в темный лес. Нет, мне померещилось, игра пурги и воображения. Или нет?
– Эй! Помогите мне! Пожалуйста!
Я заблуждаюсь.
– Эй! Помогите! Помогите мне, слышите?
Там никого нет.
Глава седьмая
Вспорхнула птица, сбросив с раскидистой ели снег, захлопала крыльями, заметалась. Может быть, это я ее напугала криками, а может, и
