Господин, которого убили дважды - Елизавета Михайловна Родкевич

— Я верю, что вы не убивали Дмитрия Сергеевича, а посему вам ничего не грозит.

— А Андрей Петрович? Он в это верит? Моя жизнь ведь в его руках.

— Я докажу, что вы невиновны, чего бы мне это ни стоило. Я найду убийцу. Прошу, доверьтесь мне!

— Почему вы так хотите спасти меня, Алексей Николаевич? Вас ведь тоже могут начать подозревать!

Позади послышался шорох. Софья резко обернулась, подол её платья зацепился о ветку. Миг, и она с громким вскриком упала. Услышав шум, все бросились к ней.

«Verdammt!»3 — выругалась про себя Софья и прошептала: — Нога… очень больно.

— Давайте вернёмся домой. Там мой сын осмотрит вас. Вы сможете идти? — с притворным участием поинтересовалась Юлия Михайловна.

— Я не знаю, надо попробовать, — превозмогая боль, сказала пострадавшая. Она попыталась подняться и вскрикнула.

— Быть может, вам помочь? Я мог бы донести вас, — предложил Владимир Борисович.

— Не стоит, дядюшка, у вас же больная спина! Я справлюсь, — вмешался Алексей.

— Должно быть, я ужасно тяжёлая… Простите, ради бога, что так вышло, — еле слышно проговорила Софья, когда Якунин поднял её.

— Не беспокойтесь. Ваша нога сильно болит?

— Порядочно. Спасибо.

Они замолчали, каждый не зная, что сказать. Лицо Алексея горело, а сердце, казалось, от волнения было готово выпрыгнуть из груди, и он чувствовал его удары всем телом. Разгорячённая плоть протестовала и совершенно не хотела подчиняться разуму, упорно твердящему, что взаимность Софьи — всего лишь иллюзия его больной фантазии, а своими чувствами он погубит и себя, и её. Якунин тяжело и прерывисто дышал, стараясь успокоиться. Внезапно он почувствовал на себе взгляд. Софья испуганно смотрела на него, смотрела в упор. Стараясь преодолеть дрожь в голосе, Алексей спросил её:

— Софья Константиновна, что-то случилось?

— У вас в волосах запутался жучок. Могу ли я достать его?

— Да, безусловно. А вы не боитесь насекомых?

— Ужасно боюсь, но не позволить же ему поселиться в вашей причёске навечно? — она улыбнулась, и от этой улыбки повеяло тёплым золотым осенним вечером, а Алексею стало невероятно спокойно и хорошо.

Руки Софьи скользнули по шее, коснулись тёмно-кофейных волос. Насекомое рядом с ухом недовольно зажужжало и через секунду улетело. Боже, что творилось с Якуниным во время этого прикосновения!.. Обжигающе-огненная волна накатила на тело, окончательно переставшее подчиняться разуму, и он заглянул Софье в глаза. Что было в них? Страх? Волнение? Смущение? Или же, быть может, страсть? А главное, что бы он хотел увидеть в них? Алексей не мог дать себе правдивого ответа на этот вопрос.

Дорога до усадьбы показалось незаметной, несколько ступеней, дверей и перед ним уже предстала комната Софьи. Теперь Якунин опустил свою драгоценную ношу на кровать. Вокруг неё столпились все гости и хозяева имения.

— Бог мой, Софья Константиновна! Что произошло? — в дверях появился запыхавшийся Павел.

— Она упала и, кажется, повредила ногу. Вы сможете осмотреть её? — спросил Алексей.

— Безусловно. Вынужден попросить мужчин покинуть комнату, и, чтобы Софье Константиновне было спокойнее, может ли кто-то из дам остаться здесь?

— Да, конечно, я могу, — предложила Анна Васильевна.

— Спасибо вам за помощь, Алексей Николаевич, — слабым голосом произнесла Софья.

Якунин, кивнув головой, удалился к себе.

Прошло, должно быть, около часа. Павел и Алексей сидели в кабинете Владимира Борисовича, сам же хозяин отлучился.

— Что вы думаете обо всём этом, Алексей Николаевич? Кто, по вашему мнению, убил Дмитрия Сергеевича? — спросил Реутов, стряхивая пепел от папиросы на коробку с надписью «С. Габай».

— Признаться честно, не знаю. А что думаете вы?

— Мой ответ прост, но, с моей точки зрения, наиболее вероятен. Убийца — наша милейшая вдова, Софья Константиновна.

— Почему вы так решили? — стараясь скрыть подступающий гнев и сдерживаясь, чтобы его слова не прозвучали слишком резко, поинтересовался Якунин. — И потом, мне кажется, что у вас недостаёт улик, чтобы обосновать ваше обвинение.

— Ошибаетесь, как раз-таки достаёт! Сегодня я проводил осмотр и заметил кое-что любопытное. На шее у Софьи Константиновны совсем свежие синяки, словно её душили, а запястья… на них длинные, продольные шрамы. Полагаю, ей есть, что скрывать.

Павел Александрович Реутов

Алексей почувствовал, что ему дурно. Не может быть! Из-за той ссоры в саду этот новопреставленный ублюдок мог убить Софью, а что было с ней в прошлом, страшно даже представить.

— Это не доказательства, — стараясь сохранять холодность в голосе, проговорил Якунин.

— Согласен, но лишней эта информация следствию не будет. К слову, позвольте заговорить о сокровенном, — наигранно вежливо произнёс Павел. — Я кое-что заметил: вы ведь испытываете нежные чувства к Софье Константиновне, не так ли?

— Что, простите? — прошипел Алексей. — Это наговор, совершенно ничем не подтверждённая клевета!

— А почему тогда вы так разозлились? Послушайте, не стоит никому лгать, ведь в этом нет ничего ужасного… разумеется, если вы не убивали Дмитрия Сергеевича.

— Павел Александрович, вы несколько раз оскорбили меня, — сквозь зубы проговорил Алексей, — что прикажете мне с этим делать?

— Помилуйте, я вовсе не хотел…

Распахнулась дверь, и в комнату почти что влетел Владимир Борисович с криком:

— Его отравили, а затем застрелили, только что сообщили результаты экспертизы. Ну и дела, представляете себе?

Воцарилась гробовая тишина, и лишь через пять минут её прервало сказанное хором «Ну и ну…»

Глава 4

*

В столовой Верховских было душно и неуютно. Единственными звуками, раздававшимися в комнате, было лишь лязганье столовых приборов, напоминающее Алексею звон кандалов, да