Гипнотизер - Барбара Эвинг

— Если мы можем ввести нашего пациента в такое состояние перед операцией, — продолжал профессор, — разве это не шаг вперед? Кто из нас, наблюдавший, как страдают несчастные в больницах, не согласится с тем, что этот метод и безопасен, и гуманен?

И Корделия вспомнила, как давным-давно тетя Хестер успокаивала спускавшихся в ее подвальчик женщин.

— Я готов утверждать, что медицинская наука должна быть открыта для всего нового, в том числе для кардинальных перемен, и только в этом залог ее развития.

Профессор провел руками перед лицом девушки, она слегка вздрогнула и пробудилась. Еще несколько минут назад она пела в одной ночной рубашке о Джиме Кроу, но сейчас словно переродилась.

— Я думаю, она очень хорошая актриса! — заключила Рилли, когда они шли по коридору.

Они слышали, как люди перешептываются со всех сторон:

— Но пациент должен быть пассивен, а не активен.

Мимо них прошагал какой-то серьезный джентльмен. Он хмурился и недоумевал.

— Это просто форма интеллектуальной проституции, — произнес другой господин. — Вы же видели, как все смотрели на нее, следили за ее движениями. — Он сердито качнул головой. — Я могу сказать, что все были возбуждены этим зрелищем.

Но Корделия вспоминала прошлое, которое всплывало перед ней смутными картинками.

— Давай пойдем домой и выпьем чего-нибудь, — пробормотала она. — Я купила отбивные.

Природа уже пробудилась для весны: кое-где показались цветы. Они купили имбирного хлеба, потом вполуха послушали уличного певца, баритоном исполнявшего песню о мужчине, убившем свою жену в Камбервелле. Подруги купили яблок, миновали мужчину, рекламировавшего подтяжки из индийской резины, и дали полпенни нищим, на случай если судьба и их выгонит на улицу. В подвальчике было холодно, но душно. Они зажгли огонь и открыли окна. Они жарили отбивные на открытом огне в маленькой печке, и воздух наполнялся ароматом мяса. Потом они съели имбирный хлеб и выпили портвейна в большой комнате, обсуждая то, что им сегодня довелось увидеть.

— Я думаю, она была актрисой, — настаивала на своем Рилли. — Уж я-то узнаю актрису! Она давала представление.

Корделия не была столь категорична.

— Я видела сеансы гипноза, когда пациенты находились без публики, — медленно проговорила она. — И я могу тебе сказать, что они вели себя точно так же.

— Пели модные песенки? Ты хочешь сказать, что леди, приходившие к тетушке Хестер, пели модные песенки?

— Нет, — возразила Корделия, — песен не было. Я никогда не слышала, чтобы кто-то из них пел.

Держа в руке бокал, Рилли обошла комнату, потолок которой был усыпан звездами.

— Но мне кажется, что она делала то же, что и мы. Я имею в виду, что она играла!

Корделия говорила все так же медленно.

— Моя тетя Хестер свято верила в гипноз. Я в этом абсолютно убеждена, потому что он помог ей избавиться от болей в ноге. Но, возвращаясь к тем временам, я понимаю, что, хотя она не была врачом, к ней очень часто приходили дамы за исцелением. Они быстро спускались по ступенькам, и среди них были настоящие знатные леди. Теперь я вижу, что тетя Хестер была более знаменита, чем я себе представляла. Некоторые леди прибывали в роскошных экипажах, что было так непривычно для этого квартала. Хотя я помню одну продавщицу с Бонд-стрит, которая забегала к тете после работы, и та помогла ей избавиться от головной боли. Думаю, то, что она делала… Я не могу этого объяснить, но… — Корделия пыталась подобрать подходящие слова. — Думаю, что она помогала людям успокоиться. Снимала напряжение. Помогала им переносить тяготы и невзгоды, которые мучили и их сердца, и их тела. Бывало, люди плакали навзрыд, и она едва могла их остановить. Они так верили ей! Но я понимала, что происходящее выглядит очень странно. Даже маленькой девочкой я понимала, насколько непривычным все это кажется со стороны.

Рилли подхватила мраморного Альфонсо и погладила гладкую поверхность.

— Это было частью сеанса, не так ли? Она использовала это для лечения людей, да?

Корделия протянула руку к мраморной голове, вспомнив, как тянулась к ней, когда была еще совсем крошечной девочкой.

— А что это за номера? — спросила Рилли.

— Это френология. Она позволяет делать прогнозы по этим цифрам, которые показывают, что спрятано у нас внутри черепной коробки.

Возможно, на них подействовал портвейн, но обе женщины начали смеяться.

— А может, и то, что прячется в твоей душе. Они показывают черты твоей личности, — исправилась Корделия. — Посмотри.

Она встала и сняла с полки одну из книг тетушки, чтобы подтвердить правоту своих слов.

— Посмотри, посмотри! Это совсем не похоже на гипноз.

Корделия показала Рилли картинку с изображением головы человека, разрисованной числами, в точности как у Альфонсо.

— Посмотри, вот здесь, на макушке, как показано на рисунке, зона, отвечающая за духовность. А зона от макушки до лба указывает, насколько развиты у человека интеллект и логика.

— О, у меня совсем маленький лоб, — заметила Рилли, глядя в зеркало. — Наверное, это означает, что я глупая.

— Нет, взгляни, число 24 на лбу впереди отмечено словом «наблюдательность», а теперь посмотри сюда. — Она нажала на лоб Рилли как раз над носом. — Ты очень наблюдательная, а еще у тебя здесь небольшая вмятина.

Рилли с негодованием ответила подруге:

— Это ведь след от падения. Я упала, когда мы возвращались в темноте из Гилфорда.

И они снова рассмеялись, а затем подхватили свои плащи и отправились по привычному маршруту в «Кокпит», к миссис Фортуне.

Однако лекция, которую читал профессор, почему-то продолжала волновать Корделию. Вернувшись вечером от миссис Фортуны, она не могла уснуть. Сев у огня, она налила себе еще один бокал портвейна: Кити и Хестер называли его «красным» портвейном из Португалии (красный портвейн им нравился больше белого, который они считали ядом). Корделия снова взяла в руки мраморную голову. Она всматривалась в числа, сверяя их значения по книге. Числа, насколько она помнила, повторялись на обеих частях головы. Она вдруг поднялась, решив, что должна сначала разобраться и изучить собственную голову. Подойдя к зеркалам, оставшимся от тетушки Хестер, Корделия быстро осмотрела свою голову, затем поспешно повернулась. Ей не всегда нравилось то, что она видела в зеркале. Она присела у огня и снова взяла одну из книг.

«Номер 1. Живость: любовь — импульс любовных отношений между мужчиной и женщиной — желание заключить брак». — «На моем черепе трудно будет найти хоть что-то, подтверждающее это», — подумала она.