Стихотворения - Николай Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в следующем:
В научной и философской литературе довольно часто употребляются прилагательные, оканчивающиеся на –родный и на –видный, как, например, разнородный, разновидный[15]. По гречески эти окончания будут: ейдес (?????) и одес (?????) и они даже заменяют друг друга. Мы видим, что дело здесь идёт не о каких-нибудь специальных прилагательных, способных войти преимущественно в одни или другие философские трактаты, а об общих литературных, даже поэтических словах. И однако же, как ясно из приложенной таблицы XIX, в «словаре» греческих поэтов и историков число таких прилагательных ничтожно. Оно делает огромный скачок в книгах, приписываемых Платону и Аристотелю, а в словарях греческого языка, употреблявшегося в конце эпохи Возрождения, делает ещё больший скачок. Всё это невольно приводит к предположению, что эпоха сочинений, приписанных Платону и Аристотелю, значительно позднее той, в которую составлялись книги Геродота и Фукидида, или Гезиода и Пиндара[16].
Рис. 35 Переложение на графику чисел для приставки «а всё-таки»
Рис. 36 Переложение на графику чисел для послеслового союза
ТАБЛИЦА XIXЧисло прилагательных на-образный (-?????) и на-видный (-?????) в «словаре» разных греческих авторов.* * *В первой книге «Христа»[17] я уже говорил, как около 1481 года один флорентиец, Марчеллино Фичино, принёс богатому меценату-издателю Лаврентию Венету 36 имевшихся у него латинских рукописей, выданных им за свои переводы сочинений некоего древнего греческого философа по прозвищу Широкий (Платон), которых в греческом подлиннике никому не показал. Только после их напечатания имя «Широкого философа» загремело по всему тогдашнему читающему миру вместе с именем переводчика, исправившего в следующем издании и ряд анахронизмов, указанных ему читателями, но всё же не показавшим греческих подлинников, которых не предъявляли до сих пор и его наследники. Тогда другой меценат-издатель, Альдо Манучио, обещал по золотой монете за каждое исправление фичиновых переводов по представленному кем бы то ни было оригиналу. Но всё же только через 31 год после первого латинского издания венецианский купец Марк Мазур представил в 1512 году будто бы найденные им греческие тексты тех же самых произведений.
Всё выходит так, как если бы хитрый мореплаватель, узнав о запросах издателей, заказал во время своих путешествий в греческие страны 36 грекам перевести на греческий язык (и притом в разных областях) по одному произведению фичинова сборника и, собрав их, продал их не без выгоды итальянским издателям, как подлинные «Платоновы произведения». Оттого их лингвистические спектры так и разнородны, а философизм и манера изложения так напоминают XV век нашей эры и его апперцепционные представления о древнегреческой культуре.
И такова же история открытия греческих подлинников после напечатания их «латинских версий» и у многих других «классических» авторов. Как же можно упрекать меня за скептицизм?
На этом я пока и закончу своё применение лингвистических спектров к исследованию древних произведений, ибо у меня нет здесь ни времени, ни места для такого же разбора остальных древних писателей. Но было бы очень желательно, чтоб наши молодые филологи, а особенно историки древней литературы и жизни, обратили внимание на предлагаемый мною метод исследования. Как видит читатель, он существовал в зародыше еше в начале XIX века, но до сих пор не был достаточно разработан, чтоб давать читателю однородные и наглядные результаты при сопоставлении произведений разных авторов или различных возрастов того же самого автора. В своём окончательном виде этот метод ещё нов, а потому целесообразное и объективное применение его, как и всего нового, может привести к неожиданно важным результатам.
1907
Николай Александрович Морозов
Николай Александрович Морозов родился 25 июня 1854 года в имении Боро?к Ярославской губернии. Матерью его била крепостная крестьянка А. В. Морозова; отец – молодой богатый помещик Щепочкин, который влюбился в свою крепостную, дал ей вольную и женился на ней. Сын от этого брака (не освящённого церковью) получил фамилию матери.
Николай Морозов воспитывался в доме отца, отличаясь с детства большой любознательностью и особым пристрастием к естественным наукам: он собирал гербарии и коллекции минералов, читал книги из домашней библиотеки, по ночам забирался на крышу дома и часами изучал звёздное небо. Пребывание Морозова в московской классической гимназии, куда он поступил в 1869 году, было непродолжительным. За активное участие в организации «тайного общества естествоиспытателей-гимназистов» и издание рукописного нелегального гимназического журнала, в котором наряду с научными статьями помещались и заметки на политические темы, Морозов был исключён из 6-го класса.
В начале 1870-х годов Морозов знакомится с видными революционерами-народниками С. М. Кравчинским, Д. А. Клеменцем и другими и вскоре принимает участие в пропаганде освободительных идей среди крестьянства. В этой работе, переодеваясь и выдавая себя то за кузнеца, то за сапожника, Морозов проводит лето 1874 года, переходя из деревни в деревню, ведя беседы с крестьянами, читая и распространяя среди них запрещённую литературу. Когда начались массовые аресты среди народников, Морозов возвращается в Москву, где подвергается преследованию полиции.
Вскоре, в том же 1874 году, он вынужден был уехать за границу. В Женеве Морозов устанавливает связи с русскими эмигрантами, становится редактором бакунинского журнала «Работник», сотрудничает в лондонской газете «Вперёд!», издаваемой П. Л. Лавровым. Здесь же он был принят в члены Интернационала.
В 1875 году он пытается вернуться в Россию нелегально, но на границе его задерживают жандармы, как одного из «самых опасных русских заговорщиков». Под этим определением фамилия Морозова значится в списке лиц, который был тайно разослан правительством по всем полицейским учреждениям империи для усиленного розыска и препровождения в тюрьму.
С 1875 по 1878 год Морозов провёл в Петербургском доме предварительного заключения. Не теряя времени даром, пытаясь, по возможности, заниматься математикой, физикой, астрономией, он в тюрьме изучал иностранные языки, готовился к деятельности профессионального революционера. Там были написаны и первые его стихотворения. Во время заключения Морозов привлекался к суду по «процессу 193-х», который длился почти три месяца. В результате он был вновь приговорён к тюремному заключению, но ему был зачтён трёхгодичный срок его пребывания в тюрьме.
По выходе из тюрьмы Морозов, узнав, что приговор над ним подлежит пересмотру, как «слишком мягкий», тотчас же переходит на нелегальное положение. К этому времени относится его вступление в организацию революционных народников «Земля а воля», где он вскоре становится одной из руководящих фигур. Вместе с Г. В. Плехановым он редактирует журнал «Земля и воля». Ввиду наметившихся разногласий с Плехановым, отрицавшим индивидуальный террор как метод политической борьбы, Морозов создаёт особый орган – «Листок „Земли и воли“», посвящённый пропаганде террора, и, наконец, в 1879 году входит в состав террористической группы с девизом «Свобода или смерть», тайно возникшей внутри «Земли и воли». После окончательного раскола «Земли и волн» Морозов был членом Исполнительного комитета «Народной воли» (в него входили также А. И. Желябов, С. Л. Перовская, А. Д. Михайлов, В. Н. Фигнер и другие) и редактором её печатного органа.
Следуют одно за другим покушения на Александра II, в подготовке которых Морозов принимает активное участие. В 1880 голу ему вновь приходится эмигрировать за границу. Во время своей поездки в Лондон он знакомится и беседует с К. Марксом.
Извещённый письмом Софьи Перовской о необходимости его возвращения на родину, Морозов в 1881 году делает вторичную попытку перейти русскую границу и вновь попадает в руки жандармов. В 1882 году по «процессу 20-ти» Морозов был присуждён к пожизненному заключению, которое отбывал сначала в Алексеевской равелине Петропавловской крепости (4 года), а затем, с 1834 года, – в Шлиссельбургской крепости (21 год). Он был освобождён по амнистии только осенью 1905 года, после 25-ти лет одиночного заключения.
Все годы пребывания в Шлиссельбургской крепости Морозов посвятил разработке занимавших его научных вопросов, главным образом в области химии и астрономии. Невероятным усилием воли он заставлял себя работать, писать, делать вычисления, составлять таблицы. Это позволило ему тотчас после выхода из тюрьмы опубликовать одну за другой свои работы: «Периодические системы строения вещества» (1907), «Д. И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего» (1908). Тогда же, во время заточ ения, было создано и большинство его стихотворений, напечатанных им в книге «Звёздные песни». Выход этой книги в 1910 году вызвал судебное преследование и новое годичное заключение, которое Морозов отбывал в Двинской крепости. Год пребывания в тюрьме Морозов использовал для написания своих мемуаров.