Мой космос - Ксения Бунеева

   - Вот увидишь, нам обоим будет приятно, - прошептал он, горячим дыханием обжигая кожу лица.

   В какой-то момент я решила сдаться. Коротову нужно утешение и любовница с молодым телом. Возможно, это самый легкий способ заработать. Многие девушки согласились бы не раздумывая. Это же так легко - позволить ему делать все, что он хочет. А самой закрыть глаза, думать о чем-то другом, не слышать его тяжелого дыхания, не чувствовать прикосновений.

   Прошли какие-то доли секунды. Я ощутила его мокрые губы на щеке, его руки под одеждой, приторный запах одеколона.

   Вдруг стало невыносимо тошно от одной мысли, что этот человек завладеет мной. Ощущение грязи и стыда переполнило меня доверху.

   Я закричала и оттолкнула его. Ударила по щеке. Кажется, даже оцарапала.

   - Не смей трогать меня! Не прикасайся!

   Мне не настолько нужны деньги...

   Не помню, как я выходила из проклятого офиса. Слезы легли на глаза серой пеленой. Я шла, до самых ушей кутаясь в куртку и старалась ни на кого не смотреть.

   Через полчаса после моего побега позвонила Милана. Она твердым безжалостным голосом объявила о том, что я больше не работаю ни в "Альгаме", ни в ее фирме. На вопрос "почему?", женщина ответила прямо: "нечего было ломаться". А теперь я не нужна даже ее агентству, потому что буду занесена в черный список. "Проблемные сотрудники мне ни к чему, а из-за тебя "Альгама" расторгает с нами договор".

   Вот и все. Этот день не имел права завершиться благополучно.

   У меня осталось двадцать рублей. Домой идти я не могла, и у меня больше нет работы.

   Я брела по улицам, не обращая внимания на их название. Зачем? Какая разница, куда мне идти? Просто хочется, чтобы меня оставили в покое. Все. весь мир. Хорошо бы забиться в темный угол и отсидеться там целую вечность.

   Я плотно надвинула на голову капюшон, чтобы нельзя было разглядеть лицо. Смотрела только под ноги - на серый асфальт. И плакала. Тихо и беззвучно. Чтобы никто не слышал.

   Телефон в кармане противно зазвенел. Первой мыслью было разбить его. Второй - не за что купить новый.

   - Да, - тихо ответила я.

   - Рита, это Дима. Как ты?

   Я услышала его голос, вспомнила лицо, запах, нежное прикосновение. Наверное, это единственный человек, который за последние дни нормально ко мне относился. От этой мысли захотелось реветь еще больше.

   - Дима, я...- невольно всхлипнула и замолчала.

   - Рита? Рита, что с тобой? Ты плачешь?

   - Да, - лишь выговорила я, задыхаясь от слез.

   - Так, успокойся. Ты где? Дома?

   - Нет.

   Я отерла глаза рукавом и осмотрелась по сторонам в поисках ориентиров.

   - Проспект Ленина, напротив "Пятерочки".

   - Стой там, никуда не уходи. Я приеду.

   Не знаю, что он подумал, когда увидел меня. Судя по глазам, ему стало страшно.

   Я сидела на асфальте, спиной прислоняясь к столбу и обхватив руками колени. Слез больше не было - каким-то чудом удалось успокоиться. Но в теле ощущалась такая предательская слабость, что удержаться на ногах оказалось невозможно.

   Дима, красивый и сиятельный, настоящий рыцарь в доспехах, спешащий выручить свою не слишком благородную даму. Подскочил ко мне и помог подняться, долго спрашивал, что произошло. Я отнекивалась и толком ничего не говорила. Мне не хотелось перечислять все злоключения с самого утра. Просто сил не было.

   Он всерьез обеспокоился. Я видела по глазам.

   В какой-то момент стало так тепло и уютно, будто рядом светило ласковое солнышко. Оно освещало лишь меня одну. Хотелось кричать от радости, от потрясающего ощущения, что есть хотя бы один человек на этом свете, которому не плевать, который смог примчаться, услышав слезы в голосе, которому не все равно.

   Скоро я сидела в его квартире, укутавшись в теплый плед. После всего пережитого меня бил мелкий озноб.

   Уютная студия содержала в себе минимум мебели и максимум картин, кисточек, мольбертов, красок, всего того, что так необходимо художнику и названий чего я не знаю.

   Димка не врал. Он по-настоящему талантлив. Я не разбираюсь в живописи, совершенно не понимаю, чем отличается импрессионизм от авангардизма, но вижу, что его работы - это красиво. Как-то искренне, душевно, тепло.

   Сам художник хлопотал у барной стойки, заменявшей кухню. Я видела лишь его спину в клетчатой рубашке. Его волосы, плотно стянутые в хвост черной тонкой резинкой, сияли под искусственным светом дневной лампы. Полупрофиль, резко очерченный гранью света и тени, виделся каким-то незнакомым.

   - Ну как ты, успокоилась? - он подал мне бокал чего-то горячего и ароматного.

   - Ч-что это?

   Он усмехнулся моей нервной дрожи.

   - Глинтвейн.

   Вкусно. Если он еще и готовить умеет, то я сочту его неземным существом окончательно.

   - Ты есть хочешь?

   - Очень.

   - И я. Только повар из меня не важнецкий, так что не обессудь.

   - М-может, л-лучше я?

   - Ты? - он засмеялся. - Всю посуду мне перебить решила?

   И ушел обратно к своей стойке.

   Я отпила ароматного вина и прикрыла глаза. Какое же это блаженство, когда кто-то о тебе заботится, жалеет.

   Еще ни один парень не готовил мне ужин.

   Усталость оставалась во всем теле еще долго. Она медленно текла по венам, тяжестью сдавливала виски, легонько кололась в кончиках пальцев. Так бывает, когда переживаешь что-то плохое, когда долго плачешь, или волнуешься. Нервные клетки неминуемо мстят нарушителю собственного покоя. Врачи часто говорят, что они не восстанавливаются.

   Нет. Не правда. Не восстанавливается человек - их владелец. Любая ссора, любой стресс, крики и даже слезы по мелочам остаются с нами навсегда. Тело помнит каждое страдание и повторяет его раз за разом. "Мне физически больно от твоих слов..." - теперь понимаю, каково это.

   Я перебралась с дивана к барной стойке. Дима с гордым видом сообщил, что ужин готов.

   - Вот, прошу, - он поставил передо мной тарелку.

   - Димка, это же шедевр!

   - Мой скромный талант творить прекрасное, - развел руками художник.

   На тарелке лежало настоящее произведение искусства. Яичница с двумя аккуратными желтками, один из которых был солнцем, а второй спасательным кругом на борту кораблика. Диме удалось кетчупом нарисовать целый морской пейзаж.

   - Ну как ты?

   Я отщипнула кусочек хлеба и неуверенно хмыкнула.

   - Не знаю еще. Ощущение, как будто меня избили.

   - Как именно избили? - невзначай спросил он.

   - В смысле?

   От неожиданности вопроса я чуть не выронила вилку.

   - Ну, - Дима мечтательно закатил глаза к потолку. - Избить могут по-разному. Например, легкий вариант - это толкнули и ударили в глаз - считай отделался испугом. Если изобьют посильнее, то будет кровь, ссадины, сотрясение мозга. Следующая ступень - это переломы. Знаешь, самые страшное, если сломают ребро. Дышать и двигаться просто невыносимо становится, каждый глоток воздуха дается с трудом. Могут, конечно, и тяжелые увечья нанести - разрыв внутренних органов, кровотечения, реанимация. Сюда я бы еще приписал тяжелые металлические предметы и камни. Про орудия пыток умолчу - это чересчур. А вот арматура бьется больно и шрамы потом остаются. Но - нет, вру! - самым распространенным оружием была и остается бита. Глядя на нее как-то сразу появляется такое дикое желание бежать. Так что, как тебя избили?

   Я сидела, замерев с недонесенной до рта вилкой, и круглыми глазами смотрела на Димку.

   Говорят, все творческие люди в какой-то мере шизофреники, но, мне сдается, еще садисты и маньяки.

   - Наверное, со средним ущербом.

   Он мягко улыбнулся.

   - Значит, скоро переломы срастутся, а ссадины затянутся свежей кожей. Правда, чуть медленнее, чем физические, но все-таки заживут. Ты чего не ешь? Совсем невкусно?

   - Нет, все отлично, вкусно. Просто ты так правдоподобно говорил об избиениях.

   - Понимаю, тема не из приятных. Зато прочувствованная на себе.

   - Серьезно?

   - Абсолютно. В школьные годы травматология была моим вторым домом. Так что о ранах я знаю все. О физических тоже.

   В голубых глазах почудилась мимолетная грусть, какая-то древняя и извечная. Так может смотреть лишь человек, знакомый со страданием не понаслышке. Я ничего не знаю о нем, но, кажется, он из таких.

   - Что у тебя случилось, Рита?

   - Это долгая история.