Еретик - Андрей Степаненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда привели невесту, худенькую загорелую девочку лет шести-семи, Ираклий вдруг вспомнил настойчивые требования Сената заменить ежегодное испытание для подросших мальчишек реальным боем.
«Глупцы…»
Ираклий вообще не был склонен рисковать попусту — особенно юнцами, однако понимания не встречал — ни у кого.
— Армяне стали, как женщины, — ворчал отец, экзарх всего Кархедона, — в мое время хорошо, если один из трех на испытаниях выживал, но зато какой получался воин!
Ираклий уклончиво кивал; он почти каждый день видел тех, кому повезло меньше, — у церквей на паперти — кто без руки, кто с вечно гниющим оскальпированным черепом.
Ираклий вообще не любил гладиаторских боев, особенно после того дня, когда сам огромными усилиями, едва ли не подкладываясь под опоенного медведя, заставил того драться. А сразу после торжественной церемонии посвящения в воины, он пошел в зверинец, сбил смотрителя с ног, прижал к его шее только что врученный в центре цирка короткий меч и выбил из него все — до деталей.
Ну, то, что медведей перед выводом на арену обязательно опаивают, он и так знал. Средних размеров мишка, если его не опоить, убивал двух-трех человек раньше, чем получал первую рану, чаще всего не слишком для него опасную. Главным было — выбрать правильную меру, так, чтобы испытание мальчишек осталось испытанием духа, а не превратилось в кровавую бойню или позорище. И вот здесь все зависело от смотрителя зверинца, ну, и… от пожелания Фоки. Тиран мог подстроить сыновьям своих недоброжелателей и бойню, и позорище — по настроению.
— Император…
— Да… — повернулся Ираклий к толмачу и тут же перевел взгляд на невесту.
Юная принцесса варваров критически смотрела Ираклия, сварливо расспрашивая о чем-то своего толмача.
— Она спрашивает, ты действительно самый сильный воин в роду? — перевели Ираклию.
Император с трудом подавил смешок и важно кивнул. С варварами на эту тему лучше было не иронизировать — не понимали.
— Спроси у нее, — тут же парировал он, — ты и впрямь самая старшая в роду?
Невесте перевели, и она оскорблено вспыхнула и ткнула пальцем в ближайшего старейшину.
— Это мой племянник, — тут же перевели толмачи, — а остальные — мои внуки и правнуки. Во мне вся сила рода…
Ираклий понимающе кивнул. Он сам вырос в таком же окружении. Когда он, будущий император появился на свет, его отцу, Ираклию Старому было за пятьдесят. Так что все двоюродные братья Ираклия были зрелые, состоявшиеся мужчины, а те, с кем Ираклий играл, приходились ему внучатыми племянниками. Ох, и гонял же он их — на правах старшего!
Понятно, что варвары в первую очередь осознавали именно этот принцип власти, и в каждом племени было по две-три семьи, которые были старше своего окружения на пять-шесть поколений. Примитивная варварская «знать»…
— Император… подарок невесте, — шепнули сбоку.
Ираклий кивнул, взял протянутое ожерелье — золотое, в виде сцепленных лепестками цветов с крупными ониксами посредине и медленно, торжественно подошел к невесте.
— Помни, что я добрый и щедрый, — по возможности просто изложил он суть брачного договора, — будь мне хорошей женой, а своим людям заботливой матерью.
Варвары, выслушав перевод, восхищенно загомонили, Ираклия тут же усадили на чистую кошму рядом с молодой женой, пододвинули свадебное угощение, но он мог думать лишь о том, что происходило в Египте — прямо сейчас.
Он мог уничтожить карликовый отряд Амра уже раз двадцать. Однако все это время люди курейшитов шли по земле принцессы Марии, то есть, своей родственницы, либо по землям тех, кто был прямо связан с ней договорными узами. Формально они имели право там находиться, и начать войну раньше, чем они покинут свои союзные земли, означало выглядеть в глазах остальных народов нарушителем законов, а то и убийцей чужих гостей — тут уж как подать…
Рядом что-то спросили, и Ираклий вздрогнул и вернулся в реальность.
— Ваша супруга спрашивает, ты действительно такой умный, как говорят люди? — перевел толмач.
Ираклий повернулся к юной супруге. Эта упрямо сдвинувшая густые брови, едва ставшая его женой девочка уже пыталась оставить последнее слово за собой.
— Я еще умнее, чем говорят люди. Уж, поверь.
Если честно, иногда он завидовал простоте и цельности таких людей, как Фока. Тиран запросто нарушал слово и сдирал кожу с бывших союзников, нимало не заботясь о том, как все это будут разгребать его преемники — лет через двадцать. Ираклий так не мог — просто потому, что понимал, чем это обернется. Раньше или позже.
На тот момент отдать Абу Касиму принцессу Марию в жены было единственно верным решением. Пришедший путем переворота Ираклий нигде не был принят, как законный император, и чтобы убедить соседей в том, что от него не исходит угрозы, приходилось уступать многое. Теперь это оборачивалось неудобствами, и он просто обязан был дождаться момента, когда аравитяне пересекут хотя бы одну обозначенную Ираклиевыми столбами границу. Только это создавало повод для ответного удара по морским крепостям агрессора и ввода войск на прилегающие к Проливу территории.
Ему протянули тесаную из дерева чарку с молоком и кровью, Ираклий принял, сдвинул чарку с женой — так, чтобы смесь обоюдно переплеснулась, и вдруг подумал о Елене.
«А может, попробовать?»
Патриарх Пирр принял бы такой политический брак столь же молча, как сейчас принимает он бесчисленные браки Ираклия с варварскими принцессами. Так что, вздумай Ираклий использовать это оружие, можно было бы уже не считаться ни с Марией, ни с Сафией, ни с родственниками собственной жены Мартины. Он вообще мог бы ни с кем не считаться. Однако кто как не Ираклий понимал, насколько опасно вытаскивать оружие первым.
* * *Витающая в воздухе угроза ощущалась все сильнее, и когда солнце встало, а молодые сели за свадебное пиршество, Симон уже вконец извелся. Он все никак не мог отделаться от мыслей о какой-то игре — там, в канцелярии, у Ираклия и Пирра. Симон помнил: они не ждали, что приведут именно его. Просто им нужен был некий монах, принявший исповедь у рассеченного солдата.
«А потом Ираклий сделал все, чтобы я не остался в Кархедоне. Зачем?»
Симон бывал свидетелем сотен таких тайн — малых и больших, и выкидывал их из головы сразу же. Иначе Господь давно разглядел бы его среди «листвы». Однако вчера кое-что изменилось.
«Неужели это был знак?»
Симон не видел Елены уже двадцать восемь лет. Нет, он не надеялся найти Ее, просто потому, что знал: надежда — худшая неволя для духа. Однако все двадцать восемь лет он размеренно ходил по одному и тому же маршруту «Кархедон-Пентаполис-Египет», оплачивал работу агентуры, кропотливо собирал слухи и байки и внимательно отслеживал знамения.
