Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий

Чёрный мотылёк вспорхнул с перстня и тут же крутым соколиным пике устремился вниз, к щели между полом и дверью. Снаружи, в необъятном коридоре, стоял жуткий грохот — это титанические создания в ливреях и париках осторожно сносили к бальной зале стулья и столы, чтобы в нужное время быстрейшим образом сервировать ужин. Один из великанов заметил ворона и протянул к нему огромную руку в белой перчатке, желая поймать эту на удивление жирную муху в кулак, однако ж потягаться в скорости с пернатым созданием не смог и лишь зачерпнул воздух.

Щели на втором этаже оказались такие же, как и на первом, и ворон, волею Воронцова, влетел в кабинет князя, где уже некоторое время шёл разговор.

— …излечится, тогда нам хватит времени на «мор», — говорил мурза, в речи его был слышен лёгкий акцент.

Князь задумался, а татарин, ободренный этой заминкой, начал настаивать с большим жаром:

— Херметле Борис Константинович, сейчас лучшее время и лучшие цены. В Истанбуле сейчас смятение, поражение следует за поражением, и цены поднялись выше облаков!

— Избавь меня от своих тарабарских словечек. Всё это я прекрасно знаю и без тебя. Но ты же не сможешь сработать тонко! Нет, пусть-ка сначала попробует нашего «медового пряничка». — Князь насмешливо выделил последние слова.

Арслан изменился в лице — услужливость в нём сменилась возмущением.

— Но, херм… ваше сиятельство, вы же обещали её мне?!

— И что вам всем она понадобилась? Отшельник просил её для себя… Уверяю, ничего удивительного у ней под платьем нет.

— О нет, только не отдавай её, он мерзок и… страшный человек, он погубить её! — Из-за волнения акцент мурзы усилился, он начал ошибаться в словах.

— А ты спасёшь? — саркастически улыбнулся Семихватов.

Татарин не ответил, только сжал зубы и нахмурился.

— Ну ладно, ладно, потерпи, ведь осталось недолго. Нам всем надобно быть вместе это «недолго», а после Отшельник нам не понадобится. К тому же он привлёк внимание. Он теперь лишний, понимаешь?

— Да.

— Ну вот и славно. Пойдём вниз, пришла пора ужина.

Собеседники покинули кабинет, а ворон благополучно возвратился в перстень. К сожалению, подслушанный разговор дал немного, Воронцов даже не понял, о нём ли шла речь.

В бальной зале уже расставили столы, и вовсю шла сервировка. Из распахнутых дверей кухни доносился смешанный дух разнообразных яств. Гости в ожидании разбились на группки и живо обсуждали последние новости.

— Действия французского Конвента и его главы, Робеспьера, ужасны, вы не находите?

— Oui c’est terrible!

— Им мало августейшей крови, теперь они «guillotine» всех инакомыслящих!

— Мужественные парижане называют эту казнь — пойти побриться!

— Чудовищно, c’est monstrueux!

— А эти варвары — санкюлоты?! Они убивают из-за штанов! Взгляните на свои кюлоты, они бы убили вас за них!

Французские дела, кажется, занимали всех присутствующих.

— Георгий Петрович, расскажите, что нынче в Петербурге, — обратилась к Воронцову давешняя барышня, в разговоре с которой чуть было не произошёл «confusion».

— Я нечасто бываю в столице, всё больше в разъездах по казённым надобностям.

— Жаль… Георгий, — томно начала барышня, поймав взгляд собеседника. — А те мысли, которые смутили вас тогда… они были обо мне? — Рука её сделала движение к руке кавалера.

Воронцов не был опытным сердцеедом, однако не ответить на столь открытый интерес было бы и глупо, и бестактно.

— Ах, сударыня, я в затруднительном положении. Если я скажу «да», вы можете обидеться, если скажу «нет» — разочароваться. Я не хочу ни того, ни другого, так позвольте же мне оставить это в тайне.

— Нет уж, сударь, извольте выбирать, — с улыбкой настаивала кокетка.

Она обмахивалась ажурным веером, и Воронцова достигал аромат её сладких духов, приправленный её собственным ароматом после танцевальных па. Эта смесь совершенно кружила ему голову.

— В таком случае мой ответ: «Да», и будь что будет.

— Это верный ответ, — с придыханием сказала девушка и подала руку для поцелуя.

Воронцов склонился и с удовольствием припал губами к протянутой кисти, а боковым зрением заметил, что на них смотрит племянница князя. Когда же он чуть повернул голову, Найдёнова отвернулась и смешалась с гостями. Что за странные манеры? Семейное это у них, что ли?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ассамблея завершилась великолепным ужином, где подавали турецкие и французские блюда в сопровождении водок, вин, настоек и ликёров.

Под конец вечера Воронцов под влиянием множества тостов расслабился настолько, что легкомысленно согласился посетить на следующий день и мурзу, и исправника, и даже назначил свидание давешней барышне, имя которой к тому времени совершенно затуманилось.

Глава 5

Дорога в Сухую Берёзовку всё так же бежала по полям, но воспринималась теперь совсем иначе. Недавний жар пропал, травы колыхались от свежего ветра, стрекотали кузнечики, сновали стрекозы, а слепни бесстрашно бросались на путников. Солнце, ещё недавно застывшее в зените, казалось, скакнуло сразу на четверть пути к закату, и до темноты оставалось часа четыре. Четверо мужчин ехали в телеге молча, все так или иначе подавленные историей полудницы.

Первым прервал молчание Демид:

— Да, кхм… Да… а вот мы, помнится, с нечистой силой повстречались годика четыре тому назад, а, Федька?

— Три, три года назад.

— Как же три? Как сейчас помню, я ещё проигрался вдрызг одному мошеннику-суконщику.

— Ну, а где это было? Ещё в Дмитриеве.

— Верно… ну пусть три года. Тогда токмо начиналась война с турками, и полк наш шел в подкрепление. Да не дошёл — осень, все дороги развезло, — вот мы в молдавских землях и остановились, у реки Днестр. Башибузуки и прочее хищное до чужого добра отребье шалили повсюду и захаживали на нашу сторону. Вот господа и раскидали наш полк гарнизонами вдоль берега. Наша полурота встала в деревеньке Слободзея. Как разместились, так я первым делом нашел себе кумушку. Подкрутил ус и айда солдатского счастья добывать. Ох, и красивая баба попалась — пышная, белозубая, бойкая и до того на меня ненасытная, что…

— Эк куда тебя опять поволокло-то, — перебил его Фёдор. — О чём речь, ты хоть не забыл?

— Что ты мне слова не даёшь сказать?! Я от истока иду!

— У тебя бабы — исток любой истории.

— Если так сама жизнь рассудила, так что же?

На это Фёдор не нашёлся с ответом.

— Вот завсегда ты мне палки в колёса суёшь, ну да бог с тобой. Так значит, обосновались мы с Федькой у одной кумушки в хате. Не баба — сон, одно слово — краля. Звать Ярмилкой. Жили поначалу ладно — лишь однажды румынские воры попытались недалече перейти реку, но караул нас упредил, и мы их так встретили, что уж больше они к нам в гости не захаживали. Но вскоре после этого кумушка моя заболела, да так, что за три дня слегла. Лежит в кровати — еле шевелится, с лица спала, говорит шёпотом. Ну, я поразузнал по селу и бабку-знахарку к ней привёл.

— Не ты, а я ту старуху сыскал, ты-то, пожалуй, очнулся бы только когда зазноба твоя остывать уж начала б.

— Ей-ей, Федька, умолкни, не ровен час…

— Не пужай, не пужай, а раз уж от истока, так рассказывай толком.

Демид насупился и какое-то время только ворчал что-то себе под нос, но потом продолжил:

— Стало быть, захворала Ярмилка, ну что ж, бывает. Федька её лечить начал. — Демид глянул на друга из-под бровей, признавая и его роль. — Травку заварил, мясным отваром с чесноком её потчевал. Показалось, что к вечеру сделалось ей полегче — вставала, ходила, — но наутро опять пластом легла. И так три дня, а на четвёртый Федька где-то раздобыл эту старуху.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, пришлось побегать. Уж больно местные не хотели про неё сказывать, поговаривали — ведьма.

— Так вот, бабка та рассказала, что мертвец к Ярмилке ночами ходит и кровь её пьёт — пытается, поганец, снова к жизни вернуться.

— Что за мертвец? — спросил Николай.