В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давайте ещё раз ваше высочество. Начинаем…
Откуда мне знать, когда говорится первый тост? А когда второй и третий? Да, Машку усадил правильно, разлил вино себе и ей — правильно. Рыбу ел правильно. Но вот теория — та ещё стерлядь. Ага, мы ели обскую стерлядь, точнее на ней тренировались. Чем фигнёй страдать, я б лучше ещё такой рыбы пожрал — вкуснотища! Но надо было слушать этого зануду Романова. Ага, ещё один мужчина в кремле, из древнего боярского рода… Просто боярского рода. Могущественного и уважаемого. И всё. Но об этом позже. Вот только в отличие от образа брутальных властных Романовых в моей голове, видно, доставшегося от «я» с его уникальным видением, этот чел был тощий, манерный, и, чего уж говорить, напоминал поведением и ужимками представителя сексуальных меньшинств. И не удивлюсь, если им был. То, что тут женщин к мужчинам пять к одному, не исключает тягу к извращениям некоторых последних, особенно в среде аристократии. Наоборот, настолько запретный плод будет ещё сладостнее. Но меня от Романова тошнило, и, не в силах сказать ему что-то открыто, я просто истерил и срывался на нём, включая «маменькиного сынка». Иногда это полезно.
Ах да, первый тост говорится после третьей перемены блюд. И говорит его самый уважаемый на банкете гость. А я что, разве не так сказал? Я ж так и заявил: «Посидели немножко, потрындели, потом ещё чуть, а потом даём слово кому-то из гостей». «Что значит кому-то? Господин учитель, ну, они у нас как сидят? Первые — ближники, самые доверенные, самые-самые. А дальше по убывающей. Как у наших пра-пра-прадедов дружина пировала, ничего ж не изменилось. Вот в том же порядке и тосты кидают…»
— Ваше высочество, я разочарован в вас, — покачал головой Романов. — В целом то, что вы говорите, правильно, ваша внутренняя память подсказывает правильно. Не помня правила этикета, вы выдаёте их как усвоили на подсознательном уровне. И это хорошая новость, — повернулся он к Ольге. — Но царевичу не пристало оперировать такими понятиями… — снова ко мне. — На грани с бранными словами.
Я на это лишь пожал плечами — сказал — и сказал. Не нравится — не спрашивай. Я нарцисс, царевич, а ты — холуй и 3,14до… Хмм… Просто мой учитель и должен терпеть.
И тем не менее, это и правда хорошая новость. Память принца, условно назовём её подсознательной, никуда не делась, осталась в этой башке. И я могу ею пользоваться.
После этикета, где Машка больше стояла рядом и смотрела, правда, в отличие от Ольги использовалась мною и учителем как манекен-тренажёр, шла задумчивая. У нас был перерыв в пол-часа чтобы перезагрузиться и переодеться — ибо этикет мы отрабатывали в соответствующем антураже: я в парадном камзоле, она в бальном, пусть и уже ношеном однажды платье. Про платье мне чуть ли не с момента пробуждения ликбез прочитали: царевна не может надеть два раза одно и то же! Каждый бал, каждый приём платье должно быть новое. Куда они потом их девают — девчонки не сказали, пожали плечами, но шкаф у Машки хоть и занимал целую комнату по соседству со спальной, но всё же не мог вместить всё, что она надевала за сознательную жизнь.
— Пошли, поможешь переодеться…
Забрались в её комнату. Наши комнаты рядом, у неё своя почти такая же, как моя, только зеркальная планировка. А, ну и окна выходят не на башню, а на стены, за которыми видна гладь Москвы-реки, и одетая в гранит набережная святой Софии. Что можно сказать о комнате девчонки… Уютно, ничего не валяется, не разбросано (кстати в отличие от Жени, у которой шмотки на кровати и креслах, а косметика на столике просто грудой, как попало). По косметике — самая малость, рано ещё, не созрела. Спала она тут редко, как понял, они с царевичем ночевали то у неё, то у него по очереди. Сейчас стабильно у него, то есть меня, но не сказать, что я тут не частый гость. И нет, не надо пошло думать — вообще никакого сексуального подтекста, даже намёка. Они просто вместе спали с самого рождения. А ещё вместе купались и душ принимали — тоже бывало.
— Оля говорит, одну без другого оставляешь — оба плачут. Кладёшь рядом — сразу оба замолкают, — просвещала она меня после первых заданных на эту тему вопросов.
— Я очень хорошо чувствую идущее от тебя тепло, — сказал я. — Я в нём купаюсь, как поп-звезда в лучах славы.
— Это ж замечательно! Раньше, ну, до этого, ты так никогда не говорил. Говорил, просто, что я тёплая. А кто такая поп-звезда? Звезда с широкой попой?
Понятие «звезда» тут есть, и означает раскрученную диву. Говорю как музыкант, меня оной звездой сделать как раз и пытаются, так сказать дать мальчонку приемлемую дорогу в будущее. Не министром в приказ же отправлять! Мальчика в министры не надо, не по местным понятиям. А ещё папаня мой — звезда, причём уже состоявшаяся, на ниве художеств. Реально устраивает выставки в различных картинных галереях по всему миру, и его активно покупают. Так что у меня есть таланты в генах, пусть и не к художествам.
Меж тем Машка повернулась ко мне спиной, и я принялся расшнуровывать ей платье. Нормальные, обычные платья, именуемые «домашними», помощи не требовали, застёгивались нормальным рабочее-крестьянским образом. И пипл за кремлёвской стеной такие поголовно носил — меня хоть и не выпускают в город, но я обошёл всю стену, и приспособился следить за подданными мамочки с биноклем в руке. Любимая позиция — верхняя площадка Никольской башни, с видом на главную площадь страны Советов, называвшейся Красной за века до её появления. На этой Красной площади нет ГУМа, но возвышается не менее грандиозное, правда чуть пониже, строение, под названием «Красные торговые ряды». С таким же статусом, как в памяти «я» — место, где затовариваются баснословно богатые. То, что этот «ГУМ» делится на Княжеский, Боярский и Купеческий ряды — просто названия, смысла не несущие. Нет, не был, не выпускали, но память царевича не спит, и всё чаще выдаёт мне перлы из его жизненного опыта… Чему я
