То, что мы оставили позади - Люси Скоур

моральная или финансовая поддержка, которая может быть оказана с расстояния. Мой буррито не желает связываться со Слоан Уолтон.

— Ага. Продолжай повторять это своему буррито, — сказал Нокс, поднимая телефон, и вздрогнул. — Супер. Лина только что написала. Девочки готовят маргариту.

Нокс поставил свой стакан бурбона.

— Бл*дь.

Глава 3. Влияние маргариты

Слоан

Я топала по снегу, срезая через подъездную дорожку Люсьена, затем через свою. Как всегда, разговоры с этим бесячим мужчиной оставляли меня бесконечно раздражённой. За годы мы делали всё необходимое, чтобы избегать друг друга. И всё же именно сегодня я оказалась наедине с этим мужчиной не один, а целых два раза. Просто изумительно, что мы оба выжили.

Я вошла через парадную дверь и сняла изумительное пальто Люсьена. Я повесила его в шкаф в прихожей и скинула сапоги, думая о душе и пижаме. Я не хотела компании. Я хотела провести тихую ночь, во время которой я могла бы выпустить все беспорядочные эмоции, которые на протяжении дня мне удавалось (по большей части) держать под замком.

Я открыла стеклянные двери кабинета, расположенного прямо возле прихожей. Он годами служил в качестве папиного офиса. После переезда я собиралась превратить его в библиотеку или комнату для чтения, но пока что руки не добрались. У меня до многого руки не добирались.

Это было уютное помещение с кессонным потолком и большим эркерным окном, выступавшим на крыльцо. Тут имелся отдельно стоящий стол и комплект шатких книжных шкафов позади него. Комната до сих пор ощущалась как папина. Тут до сих пор осталось несколько фотографий и наград на полках, а также пыльные юридические журналы.

Я села в кресло за его столом и выдавила слёзную улыбку, услышав знакомый скрип. Я всегда понимала, когда дело его беспокоило. Он запирался тут после ужина, чтобы корпеть над документами и думать, раскачиваясь вперёд-назад, вперёд-назад.

Я включила настольную лампу. Она представляла собой кошмарную находку на гаражной распродаже, имеющую выцветший плетёный абажур, с которого постоянно сыпались нитки, и тяжёлое медное основание с клыкастыми морскими обитателями. Моя мать настаивала, что это преступление перед интерьерным освещением. Папа упорствовал, что она давала подобающее освещение и потому являлась идеальной.

В этом весь мой отец. Всегда находил хорошее даже в самых уродливых местах.

Остальная часть стола пустовала, если не считать старой датированной книги для записей и пустой подставки под ручки. На странице, отведённой под день календаря, были прилеплены красочные липкие стикеры.

Забрать вещи из химчистки.

Заказать цветы к годовщине! В этом году ещё больше!

Рассказать Слоан про ту книгу.

Я провела кончиками пальцев по его неровному почерку. Горе ощущалось как тысяча крохотных ножей в моих глазах. Навернулись слёзы, и на сей раз, в этом безопасном пространстве, я не сдерживала их, когда они покатились по щекам.

— Я скучаю по тебе, папа, — прошептала я.

Моё сердце ныло от понимания, что мой отец больше никогда не будет сидеть в этом кресле. Он никогда не отпустит нелепую «батину шуточку», от которой мама захихикает. Он не будет здесь, чтобы наблюдать, как Хлоя разрывает обертки подарков на следующее Рождество. Он не познакомится с любыми новыми членами семьи.

Если я выйду замуж и рожу детей, как мне вообще поделиться с ними тем, что он значил для меня?

«Супер, — подумала я, вытаскивая из кармана платья до сих пор влажный дурацкий платок Люсьена. — Теперь моё сердце разламывается на ещё более острые и крошечные кусочки, а моё страдание освещается этой уродливой лампой».

Рыдания, которые я сдерживала весь день, вырывались из моего горла. Я сняла очки и позволила им набухать во мне.

Я потеряла величайшего мужчину из всех, кого когда-либо знала.

Всем нужно, чтобы я была сильной, была в порядке. Моей матери и сестре, моим друзьям, моему городу. Им не нужно беспокоиться о том, как глубоко уходила эта расщелина горя. Но сегодня, прямо сейчас, я могла позволить себе быть такой, какая я есть. Опустошённой.

Слёзы горячо и быстро катились по щекам. Я обняла себя за торс и просто позволила им литься. Будто вулкан начал извергаться, я плакала и словно разрывалась надвое.

Я должна была испытывать некоторое облегчение. Папины страдания закончились. Ему больше не больно. Его сознание не крали у нас рак и наркотические обезболивающие. Он свободен от страданий. Но я не воспринимала это как конец своих страданий. Потому что я до конца своих дней буду скучать по своему папе.

Я шумно высморкалась.

Я всего однажды чувствовала себя так. Когда потеряла другого мужчину… мальчика, на самом деле.

Люсьен.

Его имя донеслось ко мне сквозь сопливое шмыганье носом. Вопреки нашим разногласиям, он пришёл сегодня. Он остался на протяжении всей службы и поминального обеда, говорил правильные вещи моей матери и сестре. А ещё он странным образом втолкнул в меня буррито и затеял ссору. Ссоры, поправилась я.

В дверь позвонили.

— Проклятье, — пробормотала я.

Я хотела побыть одна. Может, они уйдут. Я могу просто сидеть в темноте и переждать.

Но что-то внутри не давало мне. Может, кому-то что-то нужно. А может, мой гараж горит, и кто-то пытается меня спасти, а я слишком занята рыданиями и не замечаю.

Я снова высморкалась, затем принюхалась к воздуху.

Звонок опять зазвонил, и я ругнулась себе под нос. Протерев чистой салфеткой лицо с растёкшимся макияжем, я пошла к двери и надела очки обратно.

Я обнаружила на крыльце незнакомого человека, державшего руки в карманах джинсов. Ему было лет двадцать пять, и у него были курчавые волосы. В ухе виднелась серёжка, под шерстяным пальто — толстовка с эмблемой юрфака Джорджтауна, а на лице играла виноватая полуулыбка.

— Я очень извиняюсь за то, что тревожу. Вы Слоан? — спросил он.

— Да, — прохрипела я, затем откашлялась, прогоняя эмоции из своего горла. — Да.

— Ваш папа много рассказывал мне про вас и вашу сестру, — сказал он, кивнув и с трудом сглотнув. — Наверное, мне стоило сначала позвонить, но у меня был экзамен, который я не мог пропустить, а потом я сразу поехал сюда. Я ужасно жалею, что пропустил похороны, — он резко провёл рукой по этим коротким кудрям.

Я тупо уставилась на него.

— Я вас знаю?

— Эм, нет. Не знаете. Я Аллен. Аллен Апшоу.

— Вы были другом моего отца?

— Нет. Ну то есть, мне нравится думать, что мы были бы друзьями. На самом деле, он был наставником. Причиной, по которой я пошёл на юрфак… — Аллен умолк, выглядя таким же несчастным,