Лоренцо Медичи и поэты его круга. Избранные стихотворения и поэмы - Луиджи Пульчи

Аполлон и пан

В Фессалии из недр глубоких Пинда,Прославленного струнами певцовОт гор Атланта до истоков Инда,

Источник бил, прозрачен, бирюзов,Питал он травы на лугах окрестныхИ благородных множество цветов.

Он вырывался из пределов тесныхИ разливался краше и полней,Чем говорят в писаниях и песнях.

Затем, приняв название Пеней,Темпейский дол он на две половиныДелил волной стремительной своей.

Вокруг был лес тенистый и старинный,И звери разные селились в нем,Которых нам бояться нет причины.

Там, проходя по полю ясным днем,Помедлишь, созерцая переливыЦветов, пестрящих ярким полотном.

Недолги ночи там и не ленивы,И зелени не тронут холода,Густы деревья и раздольны нивы.

И высь не омрачится никогдаСуровым, тученосным Аквилоном;И рекам не страшны оковы льда.

Под Сириусом гневным, раскаленнымНе чахла плодородная земля,Растящая побеги щедрым лоном.

На засуху цветущие поляНе возносили жалобы к Юноне,Желанной влагой жажду утоля.

Бессменная весна в любом сезонеЦарила в этих благостных местах,Где перемены нет на небосклоне.

В цветущей зелени и на кустах,На древесах, взлелеянных весною,Повсюду разносился щебет птах.

И было любо Фебу над волноюЛелеять лавр – поди не подивись:Тот рад зиме не менее чем зною.

На берегах отцовых разрослисьДеревья Дафны, и Пенея водыПо милой дщери плачем излились.

И песня лебедей, красы природы,От глади отражалась, над рекойЕй вторили дерев густые своды.

Под Фебовой возлюбленной листвойЗвучало это сладостное пеньеКак над ключа Пегасова волной.

Как никакое дольнее владенье,Сей край любил бессмертный АполлонИ вод Пенея быстрое теченье.

Когда с небес был свержен Фаэтон,За сына мстя, он в мрачную обительНизверг Стеропа, в хладный Ахерон.

Но на совете гневный ВседержительЕму на время ссылку присудил,И в этот край был изгнан небожитель.Здесь в пастуха себя он превратил,Оставив невеликое различьеМеж тем, кем стал и тем, кем вправду был.

Лук на плече носил в таком обличье,И светом солнца лик его горел,Напоминая о былом величье;

Златую лиру на боку имелИ так бродил он в том краю подлунном,Но блеск его на время потускнел.

Слоновой кости плектр он вверил струнам,Лучились очи блеском неземным,Как то богам пристало вечно-юным.

Пришлось покрыться кудрям золотымПростым венком, что из травы прибрежной,Не диадемой, столь привычной им.

Так в песнях ли, на лире безмятежной,Иль струны с гласом вместе сочетав,О Дафне, о Пенее пел он нежно.

И вышел Пан, те песни услыхав,«Пастух, – сказал, – ты мастер в части лада,Хоть стад твоих не вижу среди трав.

С тобою мне бы состязаться надо;Но, богу, не пристало мне отнюдьПеть вместе с тем, кто выпасает стадо».

На это Кинфий: «Уж не обессудь,Негоже лире состязаться в споре,Коль станешь ты в свою свирелку дуть.

И с ладом ты, как вижу я, в раздоре».Тут Пан узнать Делосца-бога смогПо свету, что в его лучился взоре.«Ты петь во мне желание разжег, —Сказал ему, – в Аркадии доселеТы чтимей, чем иной бессмертный бог».

«То мне по нраву, – согласился Делий, —Доволен я». И оба в этот мигПо-над рекой на свежих травах сели.

Тут Пан, взирая на речной тростник,О давней страсти вспомнил, о Сиринге,И, взяв свирель, устами к ней приник.

Тут Феб наладил струны на формингеПод лавром, что над ним раскинул тень;И, вторя, Пан стал дуть в свои тростинки.

Приди, дриада, под благую сеньСего широколиственного бука,Послушай наши песни в жаркий день.

Лица не прячь, несносна мне разлука,Тебя высоким слогом воспеватьМне жгучая повелевает мука.

Тебя холмами стану заклинать,Долинами тенистыми, ручьями,Где ты стопы привыкла омывать;

Простором гор и горными ключами,Красою непорочной и живойИ солнце посрамившими очами;

Туникой белой, стан облегшей твой,Кудрями и слоновой костью стана;Тобою попираемой травой,

Пещерою, что в зной тебе желанна,Где прячешься, и луком золотым,С каким в лесу ты бродишь, как Диана, —Не брезгуй, нимфа, пением моим,Напевом бога; каждая дриадаПридет сюда и усладится им;

Пеней замедлит бег; забудет стадоО сочных травах, что вокруг растут;Умолкнет птичья звонкая рулада.

Сильваны бога своего почтут,Вкусят сатиры сладостных созвучий,И лиственные шорохи замрут.Так ветру Пан вверял напев летучий:

Богиня, порождение пучин,Что пастуха сикульского сгубила,Скажи, сей нечестивец твой ли сын?

Конечно, ты Амора породила,И ты жестока, и жестокий он,Виновник моего слепого пыла.

Какой из фурий был ты награжденТем ядом? или окунаешь жалоТы в Церберову пену, Купидон?

А если бог ты, как такое стало,Что мог на смерть столь горькую взирать,В очах же ни слезинки не блистало?

Тебя ль Киприды сыном величать?Едва ли ты достоин званий лучших,И не признаю, что богиня – мать.

На снежных ты зачат Кавказских кручах,Средь острых скал тянулся ты к сосцамТигриц гирканских, диких и могучих.

Ты превзошел кормилиц: их сердцамОднажды суждено было смягчиться,Но ты что камень оставался сам.Пришлось щекам мохнатым омочитьсяСлезами, кои были им новы,И хищник взор поднять не смел решиться.

Но где вы были, нимфы? Или выНе слышали последний крик, зовущийЖестокую звезду? увы, увы!

Тебе любезны, Дафна, эти пущи,И благодарно чтит тебя всегдаЛюбой пастух, стада свои пасущий.

О Дафна, сколько видели стадаТвоих страданий! Судеб непреклонныхНе избежать вовеки, никогда.

Кто сдержит ход колес неугомонных,Кто злых сестер мольбой приворожит,Ланиты искупав в слезах соленых?

И что от Купидона защитит?Сиринга знает, хоть меня боялась,Как быстро Пан, преследуя, бежит.

Коль Дафны смерть не пробудила жалостьВ твоем жестоком сердце, Купидон,Надежд у всех влюбленных не осталось.

В пещерах слышен львов рычащих стон,Немые скалы слезы льют ручьисто,Дубравы плачут; лютый Ликаон,

И тот бы зарыдал от скорби истой,И даже зверь, чей облик принялаС любимым сыном хладная Каллисто.

Поэмы

Ненча из Барберино

Пою, ведь страсти пыл не пересилю,О дивной даме, коей истомлен,Едва ее увижу хоть за милю,Волнуюсь так, что миг – и сердце вон.Бадью похвал ее красе я вылью,Огнем ее очей испепелен;Я грады, веси обошел напрасно —Не встретил девушки такой прекрасной.

Был в Эмполи и был я в Каскиано,В Манджоне, в Колле, Пьеро, Сан Донато,Был в Поджибонци, даже в ДикоманоВсходил на гору по крутому скату;На ярмарках бывал я и в Гальяно,В Феджине, Кастельфранко, Борго, Прато,Но в Барберино – наилучший торг,Там Ненча – о, отрада и восторг!

Не видел благороднее на свете,Мудрее и воспитанней девиц,И черт нет соразмернее, чем эти,А личико – таких не сыщешь лиц:В очах ее как праздник в разноцветье,Лишь взор поднимет из-под мглы ресниц,Посередине носик утонченный,Как будто неким мастером точеный.

Кораллы-губки до чего же милы,И обе нити, клясться я готов,Такие ж, как у молодой кобылы —По двадцать пять там ровненьких зубов;А этим щечкам не нужны белилы —Подобны цветом белизне снегов,Алеют розы там; совсем не басни,Что не найдешь на свете дев прекрасней.

Счастливец тот, кто подойдет милашкеИ удостоится назвать женой,Я верю, что родился он в рубашке,Коль цвет сорвет, столь вожделенный мной;Блажен он и не сделает промашки,Не возжелает участи иной,Как Ненчу ласкою дарить горячей;Она нежнее, чем жирок телячий.

Тебя сравню с Морганой-волхвовицей,Ты чарами не менее сильна,Тебя представлю благостной денницей,Когда взойдет над хижиной она;Ты чище, чем в источнике водица,Ты слаще и пьянительней вина,Наутро ли, вечор тебя узрею,Сужу, что ты самой муки белее.

Глазам твоим, всемощным сердцеедам,Стена, и та, нисколько не преграда,И ты влюбленных обрекаешь бедам,Ведь сердце – камень, где уж там пощада!Их сотни за тобой влачатся следом,Ты мигом всех пленяешь властью взгляда,Куда ты ни посмотришь, раз за разомВ миг у меня зайдется ум за разум.

Жемчужинкою в красочном сияньеНаутро в церковь, Ненча, ты идешь:В изящной котте из дамасской ткани,В гамурре пестрой; стан ты обовьешьЗлатистым пояском; венец желаний,Ты всех вокруг шпалерами кладешь,Едва тебя, нарядную, заметятИль если на пути возвратном встретят.

О, с Ненчей не сравню я даже солнце,Как выйдет утром в поле на страду;Как сядет ввечеру за веретенце,Умелицы подобной не найду!В дому хлопочет, вижу сквозь оконце,Идет работа у нее в ладу;Она ледка озерного тончее,Медовика и слаже, и мягчее.

Я раньше-то пахал всегда в охотку,А нынче за мотыгу не берусь,Куска не проглочу, не брошу в глотку,Я пойман в сети и не развяжусь;Собой напоминаю я решетку,Так высох, так страстями я крушусь,Но всё сносить готов, к тому обязан,Будь и на тысячу узлов я связан.

Из-за тебя с ума сошел, похоже —Всю ночь брожу с поникшей головой,А родичи толкуют, что негоже,Глядите, мол, Валлера сам не свой!Соседи рассудачилися тоже,Мол, я к тебе на двор ночной порой,А коли запою там, то потеха:В постели надрываешься от смеха.

Всю ночь не спал и думки одолели,Тысячелетьем показался день,Всё ждал тебя увидеть на неделе,Лишь выгоню скотину за плетень.Вот, как безумный, прянул я с постели,Торчать мне было на дворе не лень,Там час ли протоптался, полтора ли;Зашла луна, и высветились дали.

Ни в чем у милой Ненчи нет порока,Красавица она ни дать ни взять,На подбородке ямка, ясноока,Сама дородна, в ней отменна стать;С душою благородною, высокой,Всех совершенств лежит на ней печать,Свой образец природа нам явила;Сердец немало Ненча полонила.

Изранившись средь заросли терновой,Плодов тебе нарвал я поутруИ преподнес, но ты горда, сурова,Был дар тебе, видать, не по нутру,Смеяться надо мной всегда готова,Я ж искренне к тебе и по добру;Тебя увидев, точно окрылился,И всякий говорит, как я влюбился.

Прождал тебя у мельницы намедни,Пока ты не пройдешь, душа моя,Скотину вывел я на холм соседний,Идешь – застыл, дыханье затая!Стояли на припеке мы – не бредни,И счел себя тогда счастливым я;Поднялись мы на холм по тропке тонкойИ гладили с тобою там ягненка.

Когда ты выходила из кошарыС собакой и держа в руке овцу,Вдруг сердце у меня зашлось от жара,И слезы побежали по лицу;И я, дабы тебе составить пару,Погнал своих телят на зеленцу,В ложбину я спустился, бедолага,Но ты – обратно, вижу из оврага.

Однажды по воду ты шла с кувшином,И видел я – к колодцу моему!О, как бы счастье сделать нам единым,Чтоб радоваться было бы чему!Я слал благословение судьбинам,Что сблизился с тобой, но не пойму:Коль здесь ты, почему я без оплошекНе предложил ни муста, ни лепешек?

Впервые я тобой залюбовался,Когда в апреле ты рвала салат,Позвал тебя, в ответ упрек раздался,И от подруг ты отошла назад;– Куда ты? – я спросил и вдруг замялся,Растерянно тогда потупив взгляд;И ничего притом не сделал боле,Так и обрекся горестной недоли.

Ненчьоцца, чтоб не бегать мне впустую,Там, где твои овечки пьют всегда,Близ лужи, на земле, сижу и жду я,Когда пройдешь ты, важна и горда;И вот идешь ты мимо, я ликую,Вот обернулась, как я счастлив, да!Так долго ожидал я появленья,Но задержать не смог ни на мгновенье.

Ходил я во Флоренцию в субботу,Дабы продать там две вязанки дров,Что нарубил (я справил ту работу,Покуда выпасал своих коров),Там прикупить не счел я за заботуТебе корзинку, полную даров:Белила в ней, иголки да булавки,Их за кваттрино взял в базарной лавке.

Меня, танцуя, ты заворожила:Как козочка, проворна и легка,То мельницею бойко закружила,То вдруг рукой коснулась башмачка;Закончив танец, ты поклон свершила,И вновь притоп и резвых два прыжка.Поклон изящен, точно на картинке,Такой вам не по силам, флорентинки.

Какую бы хотела безделушкуИз сотни всяких всячин получить?Застежку ли для платья, брошку, рюшкуИль пуговку резную, может быть?О сумке ли мечтаешь ты втихушку,Иль жаждешь пояском свой стан обвить,Али тесемка шелковая манит?Скажи, за мною дело-то не станет.

Иль хочешь бусами украсить шеюС костяшками, что роз самих алей?С подвескою их предложить посмею,Скажи лишь, брать помельче ль, покрупней?Я даже и себя не пожалею:Их выточу из собственных костей;Иль юбку дорогую раздобуду;Любую, Ненча, выполню причуду.

Коль молвят в дни, как Сьеве разольется,«Бросайся!» – утоплюсь я в тот же час;Коль биться в стену головой придется,Ударюсь так, что искры вмиг из глаз.Располагай как хочешь мной, Ненчьоцца,На всё готов я и без дальних фраз,Другие только обещают втуне,Я ж башмачки припас моей чарунье.

Красотка, страх берет меня порою:Не приглянулся ли тебе другой?Я выпущу кишки себе, не скрою,Все внутренности выну я долой.Ты знаешь, нож отточенный со мною,Рублю им, режу с твердою рукой;И коль найду в дому его, тогда жеНа пядь в себя всажу иль глубже даже.

Красавицу искал бы где угодно,Как Ненча, не найду такой ничуть:Приземиста, упитанна, дородна,Задорна, бойка, так бы ущипнуть!Пронзил бы взглядом, ибо зрю свободно,(А кто не видел, тот не обессудь);Поет она на празднике, как птица,И в танцах пребольшая мастерица.

Заботой окружу мою голубку,Чтоб затянулась в сердце злая рана,Я выложусь, тебе достану юбку,Продам лишь поросяток утром рано,Набью суму и справлю вмиг покупку,Работник я, сама ты знаешь, рьяный:Мотыгою орудую в страду,Трублю в рожок иль в медную дуду.

Пригожей ты самой мадонны Лапы,Забавней яств, какими славен пир,Той мухи, чьи в сиропе вязнут лапы,И уховертки, вползшей на инжир;О, ты красивее цветущей репы,Ты слаще меда и нежней, чем сыр;Хотел бы в щечку впиться поцелуем,Твоим духмяным запахом волнуем.

Сидел на травах я вблизи канала,Что от твоей овчарни невдали,Уж полчаса и больше пробежало,И сами овцы, видел я, прошли.Почто за ними ты не выступала?Приди под эти ивы, не юли;Стада объединим, не будь простушкой:Гораздо лучше, коль пастух с пастушкой.

Ненчьоцца, мне пора уже приспелаДомой погнать насытившийся скот;Ну, Бога ради, приходи же смело,Меня хозяйка Маза уж зовет;Довольно мучать пыткой без предела,И так пустила сердце в обмолот!Не правда ль, нынче вечер-то прекрасный?Валлера твой всецело, свет мой ясный.

– Ну что, Ненчьоцца, хочешь порезвиться?С тобой пойдем в ближайший мы ивняк.– Охотно, только слишком – не годится,Чтоб худо мне не сделалось никак.– Ну полно, Ненча, в пору ли сумниться:С любовью понесу, а коли – бряк,То не обижу Ненчу дорогую:И языком поднять тебя смогу я.

– Сойдем в ложбинку этою тропою,Так ближе, здесь не страшен летний зной,А то ведь слабым голосом, не скрою,Тебя и не докличутся домой.– Отбрось покров, потешимся игрою,Лик милый, милый лик прекрасный твойИ все твои мне отвечают члены,Что, верно, ангелок ты несравненный. —

Взлелеял, Ненча, для тебя козленка,Но мекает он громко, вот беда;Спустись ко мне, не обходи сторонкой,Уж близко волк, крадется он сюда;Сойди в долину этой тропкой тонкой,И сердцем я возрадуюсь тогда,Не то ведь скажут люди, честь по чести:«Его сгубила Ненча с волком вместе».

В лесу я отыскал гнездо пичужек,Из заросли тебе его извлек,Всё для тебя и для твоих подружек,Чтоб с ними позабавилась, дружок;Я завтра принесу тебе ватрушек,Не видели б соседи, я – молчок,Не то ведь мне придется извиняться,Что ж, на волынке буду забавляться.

Тебе не покажусь головорезом,Будь шелковый одет на мне кафтан,Я, верно, городским смотрюсь балбесомС чулками, где не сыщется изъян;Пусть патлы не срезаю я железом —Монету драть цирюльник больно рьян,Но коль придешь, хоть к сбору урожая,Я сделаю и больше, обещаю.

Прощай, моя прекрасная лилея,Я вижу: с пастбища волы бредут,Их подгоню дубиной не робеяИ сам за земляникой тут как тут;Услышишь, протрублю, так поскорееТы приходи ко мне сюда, на пруд,У сада здесь, в сей рощице тенистой,Бадьян пособираем мы душистый.

Просил я Беко, твоего папашу,Чтоб дал благословение на брак,Не удалось лишь уломать мамашу,Она не соглашается никак.Но ничего, сыграем свадьбу нашу,Схожу к ним снова, я ведь не простакИ старикам твоим твердил немало:Хочу, мол, чтобы ты женой мне стала.

Когда тебя в толпе я вижу плотной,Обращены все взгляды на тебя,И замечаю: ловишь их охотно,Мое же сердце мучится, любя.Его разишь с улыбкой беззаботной,Сто раз на дню вздыхаю я, скорбя,И все стенанья, жалобы и плачиИз-за тебя, о Ненча, не иначе.

Ненчьоцца, раздели со мною ужин,Лишь сбегаю, салата принесу,Дождись меня, на то зарок твой нужен,Не убегай, помедли же в лесу;Я против этой Беки безоружен,Тебя от сей несчастной не спасу,И злу такому знаю я причину —Порою бес дерет нас как скотину.

Когда бежишь на праздник безоглядно,Вся точно перл, изящества венец,Бела, обворожительна, нарядна,На пальцах носишь до семи колец;И в ларчике твоем украс изрядно,Ты все бы их надела, наконец;Прекрасна ты в жемчужном ожерелье,Без Ненчи и веселье – не веселье.

Ты знаешь, Ненча, как горю я страстьюОт этих жгучих глаз, по их вине,Слезами исхожу, казним напастью,Как будто зубы выдернули мне;Ты знаешь, что могла б вернуть мне счастье,Оставив ухажеров в стороне,Могла бы осчастливить ты Баллеру,Чье сердце так истерзано не в меру.

Я видел, как из церкви возвращалась,Был ослеплен от этой красоты;Пустился через поле, только малостьСпоткнулся, продираясь сквозь кусты;В сторонке я стоял, ты усмехалась,Да, надо мною потешалась ты!Я подошел, ты на меня взглянула,Но тотчас лик с презреньем отвернула.

Ненчьоцца, от тебя ослепнуть глазу,Лишь я твою увижу пестроту;И в год не ел бы, поклянусь, ни разуЗа право видеть эту красоту;Когда при встрече молвил бы хоть фразу,Я б счастлив был, забыл бы маету;Я был бы как богач, коли растрогатьТебя я, Ненча, мог хотя б на ноготь.

Взойдешь ли на балкон хоть на минутку?Могу ль тебя с постели я поднять?Ты слышала, трубил тебе побудку,Тебе-то всё смешки, а мне – страдать.Мой тяжкий плен ты обращаешь в шуткуИ мнишь безумной песнь мою, видать;Так день весь простоял там не у дел я,А кренделек преподнести хотел я.

Как ты жестока, ну скажи на милость,Идя в толпе средь стольких, верь не верь,О, если б слаще меда обратилась!Мне муки слала прежде, шлешь теперь,А я все верен, как ты убедилась,И в ночь венком твою украшу дверь,Быть может, смилостивлю понемногуИ стану я тебе как вилы стогу!

Нет лучше мастериц на белом свете,Чем ты, о Ненча, завивать власа!Из каждой мелочевки, вы заметьте,Ты делаешь ну просто чудеса;На празднике разинем рот, как дети:Еще бы, несказанная краса;А плетева твои, твои корзинки —Таких, о Ненча, не было на рынке.

Ты мне любезней, Ненча, даже боле,Чем пламенник безумцу-мотыльку;Ищу тебя везде в своей недоле,Так пьяница не прется к кабаку!Ты мне нужнее средь сердечной боли,Чем ночью свет маячный моряку;Приди скорее, изнемог от грусти,Я позабочусь о каштанах, мусте.

О, бедненький Валлера, разнесчастный,Труды и время на ветер пустил!Ты любишь Ненчу пламенно и страстно,А ей, как будто враг какой, немил;В отчаянье завыть бы полногласно,О горе бы поведать что есть сил!Ты, Ненча, вывела из равновесья:Тебя увижу и трясуся весь я.

Всего меня ты, Ненча, истомила,Боюсь, не сожалеешь ты ничуть;О, только если бы не больно было,Рассек себе б собственноручно грудьИ вынул сердце б, дабы ты узрила,Как страсть к тебе его изъела жуть;Коснись его, потрогай, дорогая,Услышишь: «Ненча, Ненча!» простенаю.

Но, Ненча, распростимся мы покуда,Я вижу, что телята у ворот,Хоть одного не станет, будет худо,И, знать, нелишне мне вести подсчет.Спешу домой и слышу зов оттуда,То мона Маза глотку уж дерет;Ну с Богом, и не стану прекословить,Я слышал, Нанни хочет муст готовить.

Соколиная Охота