Кошка Фрося и другие животные (сборник) - Мария Штейникова

«Здрассьте, Фрося Атосовна, – сладко промурлыкала Чуча. – Как настроеньице, здоровьице? А мы вот тут с Антуаном сидим, чаек пустой швыркаем, вас в гости дожидаемся, знаем, что Фросенька Атосовна с пустыми лапами по гостям ходить не имеет такой глупой привычки. Ликерная вы наша».

«Ликеро-водочная», – поправила Фрося и размяла туловище в районе талии.

Бабулечка говорит:

– Принесли ежа-алкоголика. Не впадает в спячку. Говорят, без меня загнется. Я не поняла, а почему он загнется именно без меня? Я ему что, колыбельные на ночь петь должна? Или как они себе это представляют? Ветеринар мне сказала поить его лекарством, как его, на «пэ»… Ну какое у нас есть лекарство на «пэ»?

Я говорю:

Бросила

Бабулечка бросила курить. Мама говорит:

– Представляешь, у нее от этого либидо повысилось – перешла на чтение любовных романов и воинственна как амазонка, обматерила Нюшеньку и Женьку, покушалась на Мишку, но он поел и это ее смягчило.

Я говорю:

– А мы есть бросили. Просыпаюсь ночью, а моего нет. Думала, в холодильник спать ушел. А он в тренажерке в драных трениках и алкоголичке с быком прибирает. Такой весь из себя брутальный, руки оттопырены, вроде они у него уже по бокам из-за трицепсов не укладываются, живот втянул, щеки всосал, грудь колесом, жопа полкой. Говорит: «Витаминку хочешь?» Я говорю: «Пошли спать, витаминка, четыре ночи». Он говорит: «Ну не будь такой занудой. Мы же не можем ехать в таком виде в кругосветку».

Все вокруг куда-то едут. Друзья уехали на месяц в путешествие. Вышли на связь, говорят:

– Мы в Шри-Ланке, вчера привезли наш потерянный пять дней назад багаж. Сейчас мы умытые и очень хотим спать.

Мы говорим:

– Почему спать?

Они говорят:

– Шри-Ланка – это очень страшная страна. Опять объявили угрозу цунами из-за землетрясения в Индонезии. Нас разбудили с ресепшена. Мы надели купальники, засунули кредитки и паспорта в поясные сумки и стали пить местную кокосовую водку. Потом она закончилась, мы допили привезенное виски, уснули, потом похмелье. Просыпаемся, а в ресторане на стуле змея сидит, и официант так буднично говорит: «Ну, понимаете, вокруг так много павлинов, она испугалась и у нас тут прячется». Чудеса! У нас же обычно по-другому. Сидят змеи и ждут павлинов. Страшная и непонятная страна Шри-Ланка.

Кошка Фрося тоже везде прячется, она же звезда. Открываешь комод с бельем, а там Фрося с лицом «никаких автографов, я на отдыхе в Портофино». Ну мы сразу – в Портофино, так в Портофино – закрываем Фросю обратно, а потом долго держим на границе Портофино-Котово. Потом все же открываем кордоны, и она запрыгивает на барную стойку и срывается, конечно. Шутка ли, такую станцию в полет запустить. И ходит потом с лицом «вот овцы, я из-за вас ноготь сломала». Естественно, не переносит горя, прихватывает всю наличность и снова уезжает в Портофино. Однажды по вине Фроси там произошло землетрясение. Фрося, как всегда, заехала в лучший ящик – спецобслуживание, вид на раковину. И тут все как под ней проломится, и Фрося падает в трехзвездочный ящик с видом на унитаз. Такого падения Фрося пережить не смогла и теперь не ездит в Портофино. Бросила.

Идиллия

Моего мужа очень прет от меня. У нас поэтому творческая идиллия. Говорит, что раньше у него никогда не возникало желания фотографировать, но вместе со мной к нему в руки попал большой фотоаппарат, и он как-то внезапно осознал себя фотогением. Например, несется ко мне со всех ног, сбивая углы, деревья, шпицев, которые от скорости налипают на его ноги, становясь похожими на тапочки, и кричит:

– Посмотри, какой клевый снимок! Давай опубликуем у тебя!

Я смотрю, а на снимке шпиц без башки. Я говорю:

– Очень красиво, но ракурс немного странный, попробуй еще.

Он говорит:

– Да разве же? Зато посмотри, как мех хорошо вышел.

Еще у него целый хард всяких фото, которые он умудряется еще как-то раскладывать по темам. Всякий разный транспорт к транспорту, двери к дверям, канализационные люки к люкам. Я у него иду одной большой папкой, где лежат подпапки: «Маша и памятники», «Маша и море», Маша и чья-то чужая задница или иные малопривлекательные куски тела. Есть папка «Маша и ноздри». Мало того что они у меня и так ого-го, так ему кажется очень романтичным фотографировать меня снизу. Потом есть папка «Маша ест». Никогда, вы слышите, никогда не фотографируйте людей, которые едят! Это даже не пожизненное. Сразу расстрел. Нет, есть и удачные фото: «Маша и каменная кладка». Мой муж фанат кладки, и она у него всегда отлично выходит, не в расфокусе, как некоторые.

Иногда под шумок фотографируя какую-нибудь хрень рядом со мной, или меня в качестве хрени, или кусок меня, он в припадке обихода истребляет мой стратегический запас пустых ингаляторов против астмы. Берет и разоряет мое нехилыми трудами натуторшенное гнездо. Да, я много гнездуюсь. Мне мало одного большого в виде дома. Мне нужно гнездо в гнезде. И поэтому меня всегда окружает много кружек с чаем, конфетных фантиков, курительных трубок, табака, яблочных огрызков, подушек, проводов, флакончиков, кошки Фроси, шпицев. Иногда в ландшафте моего гнезда эпизодически возникает сам муж с одной-единственной целью – произвести перестановку и унести ценнейшие пустые ингаляторы. И я от него гнездо тщательно охраняю и зорко слежу за приграничной зоной, потому что на дне каждого ингалятора может оказаться тот самый спасительный пшик. И мы друг за другом бегаем как два пингвина, крадущих друг у друга камешек.

Кошка Фрося неделями не встает с его кресла, шпицы прикарманили все мужнины тапки и оборудовали их склад за телевизором. А он смеется и говорит: «Смотри, какие наглые морды. Одна оккупировала мое кресло, а два других разбойника вообще догола раздели». А потом сидит величественно за барной стойкой, поджав голые ноги, и сортирует фотки, изредка бросая царственный взгляд на мое гнездо и улыбаясь тайно подмененным им флакончикам. Полнейшая творческая идиллия.

Происки врагов

Муж говорит:

– Я больше не могу, давай на диету.

Я говорю:

– Давай. – И ставлю пятилитровую кастрюлю на винегрет.

И кошка Фрося на нас смотрит с лицом «хорьки малахольные», и мы ей насыпаем много, чтобы хоть котик не голодал, пока мы, несчастные, на диете.

А потом надели спортивные костюмы, чтобы ничего нигде вдруг не лопнуло, и поехали на бильярде поиграть, и случайно попали в ресторан. Вываливаемся из ресторана с ощущением полного провала. Опять не удалось сесть на диету. Может, надо садиться с понедельника, как всегда? Может, на нее нельзя сесть посреди недели? И вопросов масса друг к другу и к себе, в частности. Я говорю:

– Ты помнишь, как мы попали в ресторан?

Муж говорит:

– Нет.

Не иначе происки врагов.

Утрамбовали себя по частям в машину, я говорю:

– Давай заедем, купим шпицам еды.

Вываливаемся из магазина с двумя пятнадцатикилограммовыми мешками корма. Я говорю:

– Да, теперь им точно до самой смерти хватит.

Муж говорит:

– Ты случайно не знаешь, зачем мы купили столько еды шпицам?

Я говорю:

– Не знаю.

Не иначе происки врагов.

И тут мы как будто ничего не помним и в следующий момент оказываемся у нашей машины, припаркованной у супермаркета и набитой всякой едой. Смотрим друг на друга в непонятках – как же так вышло? – и муж говорит:

– Да… все признаки покушения. Так, до февраля нужно все это съесть, а потом точно на диету.

Приезжаем домой, а у нас там уже четыре холодильника – у них семья. И муж как запнется обо что-то. Я говорю:

– Это что?

Он говорит:

– Это еще один холодильник, новорожденный. Сам из пластикового контейнера сваял. – Потом вдруг его осеняет: – Я придумал, а давай купим бильярд. Тогда точно никуда не надо будет выезжать, и мы ничего лишнего не купим.

Я говорю:

– Гениально, давай. И Италию купим.

Про магнитики на холодильник

Бабулечку сложно переплюнуть. Но когда кому-нибудь это удается, бабулечка говорит серьезно-удивленно и даже с некоторой ноткой восхищения: «Дааа, Зинаида (Людмила, Фаина, Алевтина и пр.), сама блядь, но таких блядей, как ты, не видала!» И тогда понятно, что этот кто-то вышел из бабулечкиных берегов, а это значит – отлучение от церкви Игумновой. А это значит, что никаких «Рябин», советов по телефону, безудержного богатого смеха от взаимного похудания до аппетитных форм. Ни-че-го. Вакуум. И бабулечка не научит – в похудательном чае главное что? Не чихнуть в общественном месте. А если уж осрамилась – неси себя к выходу достойно. Как будто ничего и не случилось. Без паники.

Потому что бабулечка – красота и способна добиваться своего без лишних слов. Бабулечка подчас ничего не говорит, она просто ходит и смеется богатым смехом. А если уж рот откроет, то страшно становится, как в этой налаченной белокурой головке умещается столько всего. От пятиэтажного мата до двенадцатичленной формулы бытия. «Марея, не бегай, не верещи и не чихни снова в пудру. Уф, не голова, а Дом Советов», – говаривала бабулечка после одного из многочисленных «фестивалей» и неизменно осушала трехлитровую банку молока. Ее харизма начинается с южных гор и пролегает до самых северных морей. Дальше она просто не была. Из каждой поездки она привозила по мужу. Как магнитики на холодильник. Потом она их откармливала, они начинали томиться волей и грызть царску руку. Это значило, что пора ехать за новым сувениром.