Господа офицеры - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А как же без них? Что же он за мужчина и герой, коли не выпьет как следует? Ведь не водку же противную пьет, а благородные напитки!
Надо сказать, что по молодости лет «водку противную» великий князь попробовал единожды в жизни, около года тому назад, на спор с двоюродным братцем, таким же желторотым шалопаем. Очень она ему не понравилась, полоскало Николеньку так, что хоть святых выноси, а наутро голова болела неимоверно. Он пообещал себе, что более этой пакости вовеки в рот не возьмет, не зная еще мудрой народной пословицы «Не зарекайся пить с похмелья».
Но и с вином великий князь был покамест знаком мало. Так… Фужер шампанского по большим праздникам. Или стаканчик массандровского муската.
Сейчас на столе стояли два больших глиняных кувшина. В одном золотое имеретинское вино, это под форель. В другом — кроваво-красное «Саперави», это под баранину и цыплят. Николенька отдавал должное и тому, и другому. Пил стаканами да нахваливал. Было, вообще говоря, за что: вина изумительные.
Но весьма коварные, как все сухие вина Кавказа! Пьются они очень легко, только с некоторого момента человек вдруг обнаруживает, что встать не может! Как поется в песне: «Голова у нас в порядке — ноги не идут!»
Однако ж и в голову непривычному Николеньке ударило основательно: его вдруг захлестнул приступ безудержного патриотизма!
— Да мы на православном храме Святой Софии водрузим русский флаг! Даром, что ли, Вещий Олег свой щит к вратам Царьграда прибивал?! Даром, я тебя спрашиваю?! — грозно наседал он на беднягу Бестемьянова. — Не-ет, недаром! Третий Рим… Исконно р-русские Босфор и Дыр… Дар-да-неллы…
Николая понесло! На миг он сам удивился тому, что болтает. Но только на миг.
— Ох, уж этим нехристям-басурманам покажем! — продолжал хорохориться будущий герой. — Я вот сам, лично покажу!
— Ваше сиятельство, хватит пить, — умоляюще прошептал Петр Николаевич. Изводило Бестемьянова сосущее ощущение неясной тревоги, особенно неприятное тем, что никак не удавалось старому дядьке осознать его источник!
— Эх, Николаич! Что ты в патриотизме понимаешь! — горячо воскликнул молодой человек. В мечтах он уже видел себя с имперским флагом на куполе Айя-Софии. — Мы побьем всех басурман. А еще… Я обязательно найду этого героя… штабс-капитана Левченко… и тогда она поймет, кого отвергла… и я… и она… и мы…
Меж тем мелодичное четырехголосье сазандари смолкло, теперь посетителей духана развлекал зашедший в зал кенто.
В русском языке трудно найти адекватный перевод этого слова, потому что и соответствия фигуре кенто в русской жизни нет. Кенто — порождение юга. Бродяга? Пожалуй, нет, ведь в России слово «бродяга» имеет негативную окраску.
Или да, но с важным дополнением: это бродяга с художественными наклонностями и способностями, веселый нищий, поэт, музыкант, сказитель, актер и циркач в одном лице. Этакий менестрель и вагант для бедных.
Кенто ходят из города в город, из селения в селение, из духана в духан, поют, показывают простенькие фокусы и тем зарабатывают себе на кусок хлеба и стакан вина. Часто их можно увидеть на базарах, вообще там, где скапливается народ. Относятся к ним с чуть презрительным добродушием, но стоит помнить, что иногда из этой странной прослойки вырастают изумительные таланты, народные певцы и поэты. Встречаются, правда, среди кенто жулики и мошенники, так ведь у любой медали две стороны…
Этот кенто держал в руках старенькую, но хорошо настроенную гитару. Ловко перебирая струны, он приятным тенором запел «Мравалжамиери». Многие в духане стали подтягивать, эту песню любили…
— Ну хватит пить, ваше сиятельство! — уже в полный голос попросил Бестемьянов. В тоне, которым дядька произнес эти слова, звучали прямо-таки отцовские нотки. — Ведь полный кувшин «Саперави» усидели!
— Как усидел? Эт-то что же такое, он пустой теперь?! Не-по-ря-док! Вон цыпленок остался, и вообще… Дай мне сюда деньги! — несколько неожиданно среагировал Николенька. — Сейчас еще закажем!
Деньги, конечно же, хранились у Петра Николаевича, с этим будущий герой и гроза басурман согласился сразу: понимал, что сам по разгильдяйству непременно потеряет.
— Да как же… Как хотите, ваше сиятельство, но я не дам!
— Тебе мое слово не указ? Мне завтра на фронт, может, голову придется сложить… Тебе лишней рюмки «Саперави» для меня жалко?
Нет, не мог Бестемьянов ослушаться своего молодого хозяина, привык подчиняться. Такие вещи в подсознание входят. К тому же любил он своего шалопаистого питомца безмерно. Да и впрямь: а ну как добьется мальчишка своего и угодит на днях на фронт?! Голова-то, даст господь, при нем останется, только на фронте не шибко разгуляешься! Пусть уж его…
С тяжелым вздохом Петр Николаевич достал портмоне, протянул его юноше:
— Эх, ваше сиятельство!.. Не нравится мне это! Добром дело не кончится.
Кенто с песней кружил по залу духана. Как раз в этот момент он оказался рядом с их столиком. Кенто скосил любопытный взгляд на странную парочку русских, глаза бродячего музыканта недобро сверкнули. Заметил он и портмоне…
Великий князь выпил еще стаканчик, доел цыпленка. Теперь ему в голову вдруг пришла неожиданная мысль: а не стоит ли прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, написать письмо любимой женщине? Нет, в самом деле: он ведь ни словом не обмолвился актрисе, где он и почему вдруг пропал с ее горизонта! Вдруг Вера Холодная ночей не спит, переживает, не разлюбил ли он ее, не охладело ли его сердце? Так вот, ничуть не охладело!
Конвертами и писчей бумагой «Лонлан» Николенька еще в Питере запасся, в предвидении как раз такого вот настроения. Был у него с собой и особый патентованный английский карандаш, что давал такую красивую и четкую линию, что куда там чернилам! Стол — вот он, только пустые тарелки со стаканами в сторонку отодвинуть, света достаточно.
Правда, пальцы сегодня слушались Николая плоховато, бог весть по какой причине, и строчка налезала на строчку. Зато ценных мыслей было хоть отбавляй, а в груди прямо пожар пылал!
Не менее сорока минут юный великий князь сочинял свое послание. Бестемьянов терпеливо ждал.
«Бесценная Вера, свет очей моих! — закончил письмо Николенька. — Я уже почти на фронте. Вскорости я спасу вашего брата, и тогда, надеюсь, вы оцените меня по достоинству! Мысленно целую ваши прелестные пальчики, с совершеннейшим почтением и нежной любовью, навеки ваш…»
Он размашисто подписался, потом подумал минуту и добавил постскриптум:
«Уроните слезу, звезда моя, если я геройски паду на поле брани!»
Написав такое, Николай явственно представил себе свою доблестную кончину на ратном поле, среди десятков поверженных им врагов, и чуть не уронил восторженную слезу сам.
Он отдал запечатанный конверт Бестемьянову:
— Николаич, купишь марку и отправишь. Как кому?! Ей, конечно же, не кайзеру же Вильгельму!
… Бродячий актер и музыкант так и продолжал развлекать посетителей духана своими песнями. И пока великий князь сочинял послание даме сердца, кенто время от времени бросал на него внимательный, изучающий взгляд. При этом глаза его стали по-особому острыми и хищными. Так глядит на мир выслеживающий добычу волк.
9
Скорый поезд Петербург — Тифлис мчался сквозь вечернюю южнорусскую степь. Колеса мерно постукивали на рельсовых стыках, встречный ветер срывал шлейф дыма и искр с паровозной трубы, отбрасывал его назад. Окошки синего вагона первого класса мягко светились в подступающих сумерках.
На диванчике одного из купе этого вагона сидел в свободной позе поручик Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка князь Сергей Михайлович Голицын. Напротив Сергея, на втором диванчике, расположился его сосед по купе, оператор и фотограф, а ныне — фронтовой репортер Владислав Юрьевич Дергунцов.
Да, поручик выполнил одно из обещаний, которые он дал Вере Холодной. Как Голицын и предполагал, большого труда это не составило, потому что никакой принципиальной разницы в том, на какой из фронтов отправить еще одного фотокорреспондента, не существовало. На турецкий? Вам этого хотелось бы, князь? Ну и в добрый путь! Поступит ваш протеже в распоряжение генерала Юденича…
Все-таки влюбленность основательно отшибает человеку способность к соображению, но видно это только со стороны. Самому влюбленному как-то не до здравого смысла. Вот ведь нужно же было Сергею связываться бог весть с кем и хлопотать за совершенно незнакомую ему персону! Но… Вера так трогательно просила помочь!..
Сейчас Голицын тоскливо размышлял, что обещания, которые даешь такой женщине, надо, конечно, выполнять, но… Но это обещание он выполнил на свою голову!
Каждое хорошее дело наказуемо. Так получилось и в этом случае: вы, князь, хлопотали за этого… Как его там? А-а, Дергунцова! Вот и проводите его до ставки Николая Николаевича Юденича, чтобы этот шпак в пути не потерялся. Тем более что вы сами туда направляетесь!