Мегрэ напуган - Жорж Сименон

- Вы понимаете, месье следователь? Шалю услышал шарканье ног. Только что он мне уточнил, что при этом был и другой звук - мягкий, схожий с тем, что возникает, когда на тротуар падает тело. Ну-ка повтори, Шалю.

- Все правильно.

- Почти сразу же после этого кто-то двинулся в сторону улицы Республики, где расположено кафе "У почты". У меня есть и другие свидетели, ожидающие в приемной, все они посетители заведения, находившиеся там в тот момент. Было десять минут одиннадцатого, когда туда ворвался доктор Верну и молча направился к телефонной кабине. Он с кем-то переговорил, вышел и, завидя доктора Жюсьё, игравшего в карты, что-то шепнул тому на ухо. Жюсьё, обращаясь к посетителям, громко воскликнул, что только что совершено преступление, и все выбежали на улицу.

Мегрэ наблюдал за своим другом Шабо, его лицо окаменело.

- Вы схватываете, что это означает? - продолжал инспектор с какой-то агрессивной радостью, как если бы он кому-то персонально мстил. - Согласно доктору Верну, тот увидел на тротуаре почти уже остывшее тело и бросился в кафе "У почты" с намерением оповестить полицию. Если бы все так и происходило, то шаги с улицы послышались бы дважды, и Шалю, не смыкавший глаз, отметил бы это.

Шалю не состоит на криминальном учете. Он уважаемый учитель. И не имеет причин выдумывать какую-нибудь историю.

Мегрэ по-прежнему не откликался на призыв вмешаться, о чем его взглядом умолял друг. Последовало довольно длительное молчание. Видимо, стремясь хоть чем-то его оправдать, следователь черкнул несколько слов в лежавшем перед ним досье, и когда поднял голову, то не мог скрыть охватившего его напряжения.

- Вы женаты, месье Шалю? - тусклым голосом спросил он.

- Да, месье.

Было заметно, что оба настроены враждебно по отношению друг к другу. Шалю тоже был как натянутая струна, придерживался вызывающего и резкого тона. Казалось, он бросает вызов магистрату: а ну-ка попробуй, дескать, опровергнуть мои показания.

- Дети есть?

- Нет.

- Ваша жена была с вами прошлой ночью?

- В той же самой кровати.

- Спала?

- Да.

- Вы легла в одно с ней время?

- Как обычно, когда мне не нужно корпеть над домашними заданиями учеников. Вчера была пятница, и их вообще не было.

- В котором часу вы и ваша супруга отошли ко сну?

- В половине десятого, может, несколькими минутами позже.

- Вы всегда так рано ложитесь?

- Мы встаем в пять тридцать утра.

- Зачем?

- Потому что мы пользуемся предоставленной всем французам свободой пробуждаться тогда, когда им заблагорассудится.

Мегрэ с интересом наблюдавший за ним, готов был поспорить, что преподаватель занимается политикой и состоит в какой-нибудь левой партии, даже, вероятно, был её активистом. Он относится к тем людям, которые принимают участие в шествиях, выступают на митингах, бросают в почтовые ящики листовки и отказываются "проходить", когда слышат это слово от полиции.

- Значит, в девять часов тридцать минут вечера вы оба легли спать и, как я полагаю, заснули.

- Мы ещё минут десять говорили между собой.

- Это подводит нас к без двадцати десять. После чего оба погрузились в сон?

- Только жена.

- А вы?

- Я нет. Засыпаю с трудом.

- Получается, что когда вы услышали шум на тротуаре в тридцати метрах от вас, вы ещё бодрствовали?

- Именно так.

- И даже не дремали?

- Нет.

- То есть вовсе не смыкали глаз?

- Я был в состоянии, достаточно активном для того, чтобы уловить шум типа топтания на месте с последующим падением тела.

- Шел ли дождь?

- Да.

- Живет ли кто-нибудь над вами?

- Нет. У нас третий этаж.

- Тогда должны были слышать, как дождь барабанил по крыше?

- К этому привыкаешь и в конце концов не обращаешь внимания.

- Как и на шум воды, стекающей по водосточной трубе?

- Конечно.

- Получается, что те звуки, о которых вы рассказали всего лишь часть общего фонового гула?

- Но есть существенная разница между журчанием воды, шарканьем ног или стуком ударившегося оземь тела.

Но следователь не собирался отказываться от дальнейших попыток запутать свидетеля.

- И вы не поднялись с кровати любопытства ради?

- Нет.

- Почему?

- Потому что мы недалеко от кафе "У почты".

- Не понимаю.

- Вечерами перебравшие в нем люди частенько проходят мимо нашего дома и порой грохаются на тротуар...

- И остаются там лежать?

Шалю не нашелся, чем сразу же парировать этот вопрос.

- Раз вы говорили о "топании", то, как я полагаю, вам показалось, что на улице находилось несколько человек, во всяком случае не менее двух?

- Сие очевидно.

- Но только один удалился в сторону улицы Республики. Так?

- Считаю, да.

- Поскольку имело место преступление, то в момент шарканья ног в тридцати метрах от вашего дома стояли, как минимум, два человека. Вы следите за моей мыслью?

- Не так уж это трудно.

- И вы ясно слышали, что ушел оттуда только один?

- Я уже говорил об этом.

- А когда вы осознали, что они приближаются? Вместе ли они шли? От улицы Республики или со стороны Марсового поля?

Шабирон пожал плечами. А Эмиль раздумывал, его взгляд ужесточился.

- Я не слышал, как они подходили.

- Ну не воображаете же вы, что они долгое время торчали под дождем, причем один дожидался, когда ему будет сподручнее прихлопнуть другого?

Учитель сжал кулаки.

- И это все, что вы нашли в ответ на мое заявление? - процедил он сквозь зубы.

- Не понимаю, о чем вы.

- Вас смущает, что задевают кого-то из вашего круга. Но ваш вопрос несостоятелен. Я не обязательно слышу всякого, кто шныряет по улице, точнее не обращаю на это внимания.

- И все же...

- Может, позволите мне сначала закончить вместо того, чтобы впутывать меня в это дело? До того как не раздалось это топтание, у меня не было оснований придавать какое-либо значение тому, что происходит снаружи. И напротив, после этого, я насторожился.

- И вы утверждаете, что с момента, когда тело упало на тротуар и до той минуты, как несколько человек прибежали из кафе "У почты", никто больше по улице не проходил?

- Никаких больше шагов не раздавалось.

- Вы отдаете себе отчет в важности вашего сообщения?

- Я не собирался инициативно делать каких-либо заявлений. Но пришел инспектор и стал задавать мне вопросы.

- До беседы с ним вы не представляли себе значения того, что вы излагаете сейчас как свидетель?

- Я и понятия не имел о показаниях доктора Верну.

- А от кого вы от них узнали? Никто не вызывал доктора Верну на допрос.

- Скажем так, я не ведал о том, что он рассказал.

- Вас об этом проинформировал инспектор?

- Да.

- Вы поняли?

- Разумеется.

- И я предполагаю, что вы были рады возможности произвести такой фурор? Вы ненавидите семейство Верну?

- Их и всех тех, кто похож на них.

- А в ваших речах вы особо заостряли внимание на Верну?

- Бывало и так.

Следователь повернулся к инспектору и очень холодно осведомился:

- Жена подтверждает слова супруга?

- Частично. Я не доставил её сюда потому, что она хлопочет по хозяйству, но могу это сделать хоть сейчас. Они действительно легли спать в половине десятого. Она уверена в этом, поскольку заводила будильник, как всегда делает это по вечерам. Они немного поговорили. Потом жена заснула и очнулась только тогда, когда почувствовала, что мужа рядом не было. Она увидела, что тот стоит у окна. В этот момент часы показывали десять с четвертью, и вокруг тела стояли люди.

- Кто-нибудь из четы Шалю спускался вниз?

- Нет.

- Им не было интересно выяснить, что там происходит?

- Приоткрыв окно, они услышали, что убит Гобийяр.

Шабо по-прежнему избегал смотреть на Мегрэ и выглядел обескураженным. Он как-то неубедительно задал ещё несколько вопросов.

- Другие лица, проживающие на этой улице, подтверждают то, что поведал нам месье Шалю?

- До настоящего времени нет.

- А вы их всех опросили?

- Только тех, кого застал сегодня утром дома. Некоторые уже ушли на работу. Два-три человека ходили вчера в кино и ни о чем не осведомлены.

Шабо взглянул теперь на учителя.

- Вы лично знакомы с доктором Верну?

- Я никогда с ним не разговаривал, если ваш вопрос подразумевает это. Но на улицах, как и все горожане, частенько встречал его. Знаю, что он из себя представляет.

- Вы к нему не питаете какой-либо особой враждебности?

- Я уже ответил вам насчет этого.

- А к суду вы, случаем, не привлекались?

- Меня раз двадцать, не менее, задерживали в ходе политических манифестаций, но всегда, продержав ночь в кутузке и, понятно, допросив с пристрастием, выпускали.

- Я говорю не о том.

- Понимаю, что это вас не интересует.

- Вы настаиваете на вашем теперешнем заявлении?

- Да, если даже оно вам не по вкусу.

- Речь не обо мне.

- Но о ваших друзьях.

- Вы настолько уверены в том, что услышали вчера вечером, что, не колеблясь, готовы послать кого-то на эшафот или на каторжные работы?