Сборник фантастических рассказов - Джером Биксби

Затем уголком глаза он заметил, как метнулась в сторону низкая тень.

Он резко повел лучом.

Пара желтых глаз почти над самым полом смотрела на Джонни, сверкая отраженным светом.

— Б-Бела?.. — прошептал Джонни и поднял фонарик, чтобы осветить самого владельца глаз.

Существо прищурило глаза, зарычало, обнажив острые белые клыки, и прыгнуло.

Мистер и миссис Ковач выглядели одновременно разъяренными и испуганными. Они стояли у большого стола в гостиной, за которым играли во что-то большими цветными картами, когда в дом ворвался Джонни.

— Мне очень жаль!.. — в десятый раз повторил он, опять пытаясь вытереть мокрые щеки.

— Я не хотел… это была просто шутка! Пожалуйста, пожалуйста, позовите шерифа Морриса — пусть соберет людей, они найдут Белу, правда найдут!..

Большие глаза мистера Ковача горели гневом — а бас звучал совсем как рычание:

— Я сам пойду его искать, молодой человек — а вам лучше отправляться домой! Не думаю, чтобы мы хотели еще когда-либо видеть вас в нашем доме!

Джонни, чувствуя себя глубоко несчастным, повернулся к выходу.

Из темноты за открытой дверью раздалось злобное ворчание.

Миссис Ковач ахнула.

— Бела…

Существо ворвалось в дом и бросилось вперед, нацелившись точно на ногу Джонни.

— Нет, это не Бела, — вздохнул Джонни, — это опять тот чертов волчонок…

Он увернулся, быстро опустился и дал волчонку шутливую оплеуху. Тот огрызнулся — точь-в-точь бойцовый пес, — отскочил и прижался брюхом к полу. Уши волчонок прижал к голове — точно как старина Бастер, когда он впервые увидел Белу, — а его желтые глаза холодно целились в горло Джонни.

Потом он кинулся снова, изо всех сил отталкиваясь короткими толстыми лапами.

Джонни ловко поймал его за шкирку и осторожно встряхнул. Звереныш щелкал зубами, рычал и бил лапами воздух.

— Надо же, черт возьми! — сказал Джонни, забыв на минуту, что мистер Ковач совершенно недвусмысленно велел ему убираться. — Эта мелочь пузатая, значит, за мной шла!..

— А вы что, уже видели этого волчонка сегодня? — резко спросил мистер Ковач. Его глаза расширились и стали чуточку ярче.

— Ну да. В пещере. Сразу после того, как убежал Бела. Он и тогда хотел меня укусить, а потом вот выследил — бежал за мной до самого вашего дома. — Джонни слабо ухмыльнулся, переводя взгляд с мрачного лица мистера Ковача на лицо его жены, которое стало чуточку менее встревоженным. — Похоже, он меня сожрать хочет, а?..

— Полагаю, — угрюмо ответил мистер Ковач, — хочет.

— Я его унесу и опять выпущу, — сказал Джонни.

— Опять?..

Волчонок извернулся в руках Джонни, голодно кося желтым глазом на ближайший палец. Джонни кивнул.

— Да, я вынес его из пещеры, когда увидел, что Бела не откликается. Я решил, что нехорошо будет дать ему там погибнуть. Может быть, потом, когда он вырастет, я его застрелю, если увижу… а пока я решил дать ему шанс. Он совсем маленький еще.

— О, отдайте его мне, молодой человек! — воскликнула миссис Ковач. — Он такой милый!

Она взяла волчонка у Джонни, прежде чем тот успел возразить, что это опасно, и прижала к себе. Волчонок заскулил, поднял на миссис Ковач большие желтые глаза и, похоже, вовсе не собирался сопротивляться, прекратив всякие попытки вырваться.

Впрочем, Джонни был слишком несчастен, чтобы удивиться — или хотя бы заметить это.

— А теперь ступайте, молодой человек, — сказал мистер Ковач.

Джонни опять повернулся к двери.

— Но ведь вы его выпустите потом, мистер Ковач? Ведь вы его не убьете?

— Не убью.

— И, пожалуйста, попросите все-таки шерифа помочь вам искать Белу. Я тоже пойду, если… если вы разрешите. Я ведь знаю пещеры, как…

— С Белой все будет в порядке, — остановил его мистер Ковач.

— Когда вы его найдете… скажите, пожалуйста, что я прошу у него прощения, ладно?

— Ладно.

Джонни уже взялся за ручку двери, и тогда миссис Ковач мягко сказала что-то по-венгерски. Мистер Ковач хмыкнул и позвал:

— Минуточку, молодой человек.

Джонни повернулся.

— Да, сэр?

Волчонок уже сидел на столе, и миссис Ковач задумчиво почесывала ему загривок.

— Молодой человек, — медленно сказал мистер Ковач, — мне бы не хотелось быть излишне строгим. То, что вы сделали, было не слишком хорошим поступком, но, я полагаю, вас можно понять. И думаю, вас можно также и простить. Вы сразу же пришли к нам и все рассказали — и были готовы помочь исправить сделанное вами.

— Да, сэр?…

— Итак, вы можете приходить к нам так часто, как пожелаете, и играть с Белой.

Джонни просиял.

— Да, сэр! Спасибо!

— Естественно, при условии, что вы более никогда не сделаете ничего подобного.

— Да, сэр! То есть, конечно, нет, сэр!

— А теперь, — с некоторым нажимом сказал мистер Ковач, — я хочу еще раз убедиться, что правильно понял все, случившееся в пещерах. Итак: нашему Беле стало плохо; вы уронили фонарик; когда же вы наши его и вновь включили, Белы уже не было рядом с вами.

— Все так, сэр.

— И вы не видели, куда и как исчез Бела.

— Нет, сэр, не видел.

— А потом вы заметили волчонка.

— Ага, — Джонни ухмыльнулся. — Надо ж куда залез, дурачок! Хорошо еще, я его нашел.

— Хм-м… — произнес мистер Ковач. — Да.

Его глаза, которые стали было чуточку больше и ярче, когда он расспрашивал Джонни, теперь блестели не так сильно; а пальцы, которые стали было чуточку еще более волосатыми, расслабились.

— А теперь вам лучше действительно идти домой. Я… найду Белу. Спокойной ночи, молодой человек.

— Спокойной ночи, мистер Ковач. Спокойной ночи, миссис Ковач.

Но когда Джонни в третий раз повернулся к двери, мистер Ковач опять задержал его:

— Еще одно, молодой человек…

Джонни остановился.

— Я был не вполне правдив с вами. Наш Бела на самом деле не то чтобы болен. Просто… в определенные дни месяца он обязательно должен быть дома до наступления ночи, потому что… ну, я полагаю, это можно назвать традицией. Да, это такой венгерский обычай. Наш старинный родовой, семейный обычай. И его надо соблюдать — понимаете?

— Да, сэр.

— И мы не расскажем Беле о том, что вы не заблудились на самом деле, а зло над ним подшутили… если, в свою очередь, вы дадите слово тоже никому не рассказывать о том, что произошло этой ночью.

— Да, сэр.

— Право, нам не хотелось бы выглядеть странными в глазах соседей. Обычаи у всех разные, молодой человек. И мы — все мы — тоже разные.

— Да, сэр. Папа меня тоже этому учил.

— А он учил вас держать свое слово?

Джонни ухмыльнулся.

— Он меня порет, если я не выполняю обещаний.

— Итак — вы даете слово?

— Да.

— Вы будете хорошим товарищем для Белы, как я и сказал. Итак — до свидания, молодой человек, спокойной ночи!

Улыбаясь, Джонни Стивенс пошел домой. Войдя в кукурузное поле, он начал насвистывать, поглядывая на большую полную луну. Интересно — в Венгрии она что, всегда в семь восходит?..

Да нет, конечно. Просто, наверно, они так рассчитали время, чтобы Бела был дома до ее восхода и выполнил этот самый обычай — что бы это за штука ни была. Хотя, хм, очень часто луна встает и намного раньше. Даже полная луна, как сегодня, — она обычно всходила с заходом солнца. Зимой так и в четыре часа.

А может, — Джонни кивнул сам себе, вспоминая школьные уроки, — может, Ковачи рассчитывали время возвращения Белы по сезонам, по месяцам. Может, даже по… по… как ее… широте. И длинноте.

Чудной обычай. Может, Бела когда-нибудь расскажет…

Мистер Ковач задумчиво посмотрел на сына.

— Мы могли потерять все, — сказал он жене, — если бы мальчишка не уронил свой фонарик. Наша новая страна добра к нам… А теперь — теперь, Эва, пришла пора рассказать Беле, кто он…

Перевод П. Вязникова

Улица одностороннего движения

В понедельник утром на Северном бульваре двухместный «Додж-49» Пита Иниса вдруг занесло, и он со скоростью пятьдесят миль в час налетел на дерево. Пит ехал на работу в Манхэттен из Гринхилла, Лонг-Айленд, где у него был небольшой домик, жена, собака по кличке Принц, одиннадцатилетний сын… вся жизнь.

Когда машина перевернулась, Пит начал ругаться. Крышу вдавило внутрь, и он подумал: «Черт меня дернул замечтаться, вот и врезался… Проклятье, ведь это конец».

Довольно беспредметное рассуждение, конечно, но всякий думает о том же, когда вдруг замечает занесенную над головой косу смерти. В такие мгновения мозг работает быстрее, чем нервы: чувствовать просто некогда, можно только думать, и прежде всего вспыхивает нечто вроде любопытства.

По счастью, от страшного толчка в бок машины Пит упал ничком на переднее сиденье; машина перевернулась, и крышу вдавило внутрь, но голова у Пита уцелела, потому что он лежал.

Машину снова перевернуло: Пит болтался между мягким сиденьем и покореженной крышей, которая оказалась в нескольких дюймах над ним. Скрежетал металл, звенело и мельчайшими брызгами разлеталось во все стороны стекло. Бац! — лопнула шина, за ней другая. Все тело Пита мучительно напряглось, мышцы спины и шеи готовы были разорваться.