Здесь никто не правит (сборник) - Алексей Грякалов
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Здесь никто не правит (сборник)
- Автор: Алексей Грякалов
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексей Грякалов
Здесь никто не правит (сборник)
Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Санкт-Петербурга
© Грякалов А., текст, 2015.
© «Геликон Плюс», макет, 2015
Найденыш в табаке, или Счастливый хохол
Роман пропащего языка
I шумить, i гуде,Дрiбний дощик iде,А хто ж мене, молодую,Та й до дому вiдведе?
1. Психоаналитика
Раньше все туда, а я оттуда.
А теперь все оттуда, а я туда.
Даже слова друг в друга, почти любовная плоть. Сам апостол Андрий по Дону в скифские земли проплывал – остались в пещерах Дивногорских на стенах кораблики и пальмовая ветвь, как в римских катакомбах. Да ведь все видимое странствующий тут Сковорода считал только тенью мира невидимого. И хоть мир двойственен, но в то же время един: вижу начало – один центр и один умный циркуль во множестве их. И ты без сомнения знаешь, что так называемое нами око, ухо, руки и ноги и все наше внешнее тело собою ничего не действует ни в чем, но все порабощено мыслями нашими. Мысль-владычица находится в непрерывном волнении день и ночь. Она рассуждает, советует, определение дает, понуждает. А крайняя наша плоть, как обузданный скот или хвост, поневоле вслед.
Так вот видишь, что мысль есть главная наша точка и средняя. А посему она часто и сердцем называется. Итак, не внешняя плоть, а мысль – то главный наш человек.
В ней-то мы и состоим.
Какой мыслию можно остановити войну? Ведь сроден человек божественному замыслу о себе. Жизнь человеческая единственная и неповторимая, поэтому мера только счастье. Но смертному быть во временном мире счастливым невозможно. Увидел в счастии превращение, в друзьях измену, в надеждах обман, в утехах пустоту, в ближних остуду.
И чтоб понять, Моисей слепил книгу. Случайное теперь схвачено стяженностью, случай стал действием и судьбой. И над каждым висит полная перемена участи. Ведь обитаемый мир касается тварей. Мы в нем, а он в нас обитает. Моисейский же символический тайнообразный мир есть. Он ни в чем не трогает обитательного мира, а только следами собранных от него тварей путеводительствует, взирая на вечную твердь. И еще пятнадцать столетий назад византийский автор Прокопий Кесарийский поразившую его особенность отметил, сообщая об обычаях славян: «Судьбы они не знают» – не знают непреложного рока. Принимают лишь судьбу-фортуну, которую можно уговорить и с которой можно договориться. Не признают непреложную судьбу-фатум – сейчас бегут, чтоб своих спасти и спастись. Изо всех книг выстрочники-человеки сейчас по земной тверди кто бе́гом, кто скоком, кто ревом машинным через российскую границу. Кто возле ростовского Миллерово документы собрал, скорей порскнуть со своего надела, если начнут стрелять из-за украинского кордона.
В Кантемировской слободе беженец смотрит на пустую дорогу: куда править?
Потерянные почти в немоте.
А в сторону, где Северский Донец, проеду? Мост вчера взорвали, по полям в объезд, перед этим через Толучай, через Потудань, через верховья Дона. Вспухнет вода в Толучае совсем не от талых снегов. Даже когда перестает греметь, в ожидании слышно – на слух-свет выходит в любое время то монстром военным, то бесом природным.
И не дается. И страшно много этим летом змей в прибрежных камышах и осоке Северского Донца.
А уж десять лет назад выправил Андрей Литвин сборник анекдотов для начального чтения по методу Ильи Франка – на желто-голубой обложке стоит жинка со стаканчиком, кофта в квиточках. Рядом в вышиванке длинноусый – правая рука за ворот, большой палец вверх – довольный Homo Erektus. Так гомонят ладно, чтоб захотелось каждому читателю-москалю выучиться украинской мове без стресса. Без механического поиска каждого слова в словаре. Без бесплодного гадания: «Что же все-таки значит фраза, все слова которой вы уж нашли?».
Начинающие изучать иностранный язык могут при этом читать сперва адаптированный текст, а освоив его – оригинальное приручить. А тем, кто уж способен улавливать смысл текста на языке оригинала, лучше поступить наоборот: читать текст без подсказок (второй вариант), а по мере необходимости заглядывать в подсказки (первый вариант).
Что ж, доминус Франк Илья, поступим. Не с руки же каждого тащить на детектор брехни.
И со страниц каждый анекдот явно и тайно вытребенькует. Да не как честная горилка у полковника Тараса Бульбы, а как черная вода, что потянул колдун гоголевский прямо из фляжки. И после первого же глотка перво-наперво вырiшили два хлопцi пойти москалiв пострiляты.
Взяли шмайсери, идуть Львовом.
Аж бачать – стоiт хлоп. Мужик себе стоит.
Ниби чекае на когось – вроде ждет кого-то. Один до другого каже: «Пiди спитай, щось у нього… мабуть, вин москаль».
Пiдходить до хлопа, питае – подходит к мужику, спрашивает.
– Чи ви когось чекаете? (Вы кого-то ждете?).
– Чекаю, чекаю!
– Нiби украинiец, нашою говорить. (Вроде украинец, на нашем говорит).
Перший повертаеться – первый ко второму вернулся. Другой до нього:
– Так пiди спитай по-iхньому! (Пойди спроси на их языке!).
Хлопец знову пiдходить до чоловика, питаеться – снова спрашивает:
– Скажите, ви каво-небудь ждьоте?
Чоловiк нагло достае з-поза спини шмайсер.
– Та я вже й дочекався!
Дождался пули в правое колено.
И возвращаюсь, сильно хромая, супротив себе самому по самой первой дороге, когда из Черкасс на Дон. Как раз сейчас через Дон переправа, потом Богучар – сторожевой городок, потом через Миллерово на Каменск, потом на Ростов. И встречает ветром гонимый дым в полнеба с той стороны, знакомый шахтер проведет ночью по разбитой дороге – утром шагну в растоптанную и разъезженную землю войны.
Но сперва в исток – как двести лет назад по бездорожью, горячий деготь со ступиц колес капает в пыль, воловья моча из стороны в сторону по песку и пыли. Не успевает колесо арбы десять кругов сделать, следы на песке вскипают желтой пеной. Не останавливается поход весь светлый день. Да ведь внешнее, учил Сковоровода, таит в себе внутреннее.
А не отвернуть – по бокам сплошь бездорожье.
И черная хмара уже на все небо, места такие, что среди бела дня дикий вой налетел. Как будто бы из логова придонских лесов волк не совсем так воет? И не вернуться в черкасские родные места из новых придонских, тут еще степняки по краю степи в мареве бродят. А приручить места, выбелить стены, которых еще нет, разукрасить невестами – откуда женихи в дикой степи? Волков вытравить, лисиц разогнать, чтоб не приближались к зазевавшемуся под плетнем певню: кто без него на заре нечисть пугнет?
Сердце болит?
Навстречу чумацкий голос.
Ой волики ви мої,Да воли половії,Ой і де будем ночувати?Ой у широкій долині.Ой волики ви мої,Да воли круторогі,Ой і що будем вечеряти?Да кавуни та дині.
Куда скрыться в диких местах? Только до коханочки на вечерю.
Ой волики ви мої,Та воли одномасні,Ой і де будем ночувати?Та й у дівчини Насті.А що будем вечеряти?Та перепелочку в маслі.Небагато чумак з'їв:Тільки крильця, реберця,Заболіло в чумаченькаКоло серця, коло серця.
Ни дивчины, ни вечери, ни кавуна, ни дыни.
Одна тушенка осталась, хлеб кончился – дед с ополченцев требует за хлеб сто зеленых: «Пусть бесплатно ваши командиры дают… Надоела война». У бардзо гоноровых поляков завтра отобьем запас галет, натовскую форму и голландское пиво.
А Ганна из самой первой припевочки меня не дождалась. Да ведь никогда по своей воле, сказал мне командир ростовского СОБРА, не ходи на войну.
Беспокойно, несусь в сторону Сла́вянска.
Обiзвався козак,На солодкiм меду:Гуляй, гуляй дiвчинонько,Я й до дому отведу.
Я бы тебе, моя радость, руку на плечико положил, никому тебя не отдам.
Где твои окна в гостинице университета итальянского Турина, откуда получил прошлым летом два письма? В одном сообщен адрес, а в другом желание, чтоб не было в наших местах войны. Откуда ты знала, что война скоро будет?
Всегда помню, как ты в весеннем предутрии дышишь у меня на плече.
И как сказать? С нашим языком богучарским только до Калача. Никому не высказать – никакой психический анализ хохла невозможен: какой такой в пустой пробирке козак-пациент?
Всех хохлов сразу не уложить на кушетку – ни москалей, ни европейцев не хватит. Сам собой, в словах заплетаясь, на кушетку майдана двину вверх и вниз. В сторону головы – на Славянск, родная сторонка Верхнего Дона – в гудящих ногах. И письмецо посередине в разломе течет в две стороны. Черепком полуразбитым накрою трещину – колоброд от пупка собственного вверх-вниз.
Круть-верть – под черепочком смерть.
На майдане Одесы разливают девчата по бутылкам горючую смесь. С улыбкой веселой… дивчинка веселенька, что ты за человек? Сразу смех в ответ: чоловик на мове – это мужчина.