Реквием по монахине - Уильям Фолкнер

Уильям Фолкнер

Альбер Камю

Реквием по монахине

Пьеса в двух действиях, семи картинах

Говоря о «Святилище», Андре Мальро заявил, что Фолкнер соединил здесь полицейский роман с античной трагедией. Так ли это? Но ведь в любой трагедии (и в «Гамлете», и в «Царе Эдипе») есть что-то от полицейского романа. И Фолкнер, который знает это, не постеснялся заимствовать своих злодеев и своих героев из сегодняшних газет. «Реквием по монахине», по-моему, тоже является одной из таких редких современных трагедий.

«Реквием по монахине» в оригинале не пьеса. Это роман в диалогах. Однако с напряженным драматическим сюжетом. Во-первых, потому, что перед вами постепенно раскрывается тайна и вы находитесь в непрерывном ожидании трагической развязки. И во-вторых, потому, что конфликт, в котором персонажи сталкиваются со своей судьбой возле трупа ребенка, может быть разрешен лишь приятием этой судьбы.

У меня возникло желание инсценировать «Реквием» не только потому, что я считаю Фолкнера крупнейшим американским писателем наших дней, но еще и потому, что проблема раскрытия современной трагедии техническими средствами сцены интересует меня на театре. Этим своим произведением Фолкнер приближает то время, когда трагедия, творящая свое дело и в нашей истории, выйдет на подмостки наших сцен.

Герои «Реквиема» современны, но их, подобно античным героям, преследует тот же рок, который сокрушил Электру или Ореста. Только великий художник мог в нашем современном жилище заговорить языком такой боли и унижения. Не случайно и то, что олицетворением своеобразной веры Фолкнера в этой пьесе является негритянка — убийца и проститутка. Этот контраст лишь подчеркивает глубину гуманизма «Реквиема» и всего творчества Фолкнера.

Судья

Нэнси Мэнниго

Гэвин Стивенс

Тэмпл Стивенс

Гоуен Стивенс

Губернатор

Питер

М-р Таббс

Действие первое

Суд. Тринадцатое ноября, 17 часов 30 минут. Занавес еще не поднят. Постепенно освещается рампа.

Мужской голос (за занавесом). Обвиняемая, встаньте!

Занавес поднимается, одновременно встает в своей загородке подсудимая. Перед зрителями возникает судейский стол на возвышении, занимающем не всю сцену, а только левую, приподнятую ее половину, правая же, нижняя половина, остается в темноте. Видимая сторона сцены выделяется еще и лучом прожектора. Словом, показана лишь часть зала заседаний — до перил, отделяющих судей от публики; видны судья, присяжные заседатели, судебные пристава, прокурор и адвокат Гэвин Стивенс. Обвиняемая стоит. Это негритянка тридцати лет. Впрочем, ей может быть и двадцать, и сорок лет; лицо ее спокойно, непроницаемо, почти задумчиво. Она кажется очень высокой, так как возвышается над залом. Все взгляды устремлены на нее, но она ни на кого не смотрит, пристально вглядываясь куда-то вдаль, словно вокруг нее никого нет.

В зале мертвая тишина. Все наблюдают за ней.

Судья. Нэнси Мэнниго, прежде чем огласить приговор, суд спрашивает вас: хотите ли вы сказать что-нибудь в свою защиту?

Нэнси не отвечает. Стоит не шелохнувшись, как будто не слышала вопроса.

Судья. Напоминаю: закон не разрешит вам говорить после оглашения приговора. Если вы хотите что-то сказать, говорите сейчас.

Нэнси молчит.

Мистер Стивенс, растолкуйте вашей подзащитной мои слова. Она уже нарушила порядок в начале процесса, показав, что подтверждает свою виновность. А ведь вы заявили, что будете доказывать ее невиновность. Вам так и не удалось добиться от нее желательных для вас ответов. Разъясните, пожалуйста, что после оглашения приговора ей уже ничего не позволят сказать.

Стивенс. Нэнси, суд предупреждает вас, что после вынесения приговора вы уж ничего не сможете сказать. Если вы хотите что-то заявить суду, надо сделать это сейчас.

Нэнси молчит.

Поймите, Нэнси, у суда свои законы. Я знаю, почему вы ответили «виновна», хотя я твердил вам, что надо отвечать «невиновна». Но вот процесс закончен. Теперь в тюрьме вы можете думать и говорить все что угодно, все, что у вас лежит на сердце, а я хорошо знаю и понимаю, что вы чувствуете. Но после оглашения приговора вы должны молчать. Таков закон. Если вы хотите что-то сказать, говорите сейчас. Вы меня понимаете?

Нэнси смотрит на него и молчит.

Судья (нетерпеливо). Она поняла?

Стивенс. Она поняла, ваша честь, как может понять страдающая и доверчивая душа.

Судья. В таком случае я оглашаю приговор: «Принимая во внимание, что Нэнси Мэнниго тринадцатого сентября сего года умышленно и с заранее обдуманным намерением убила младенца супругов Стивенс, проживающих в городе Джефферсоне, суд приговаривает ее к смертной казни через повешение, каковой приговор будет приведен в исполнение через четыре месяца, то есть тринадцатого марта следующего года, в тюрьме главного города нашего штата, куда ее переведут сразу же после суда. Да смилуется господь над ее душой».

Нэнси. (очень спокойно, не обращаясь ни к кому, голосом, который звенит в тишине). Да, господи. Благодарю тебя, господи!

Слышен гул изумленных восклицаний невидимых зрителей в зале суда.

Нэнси, по-видимому, ничего не замечает. Судья стучит по столу молотком.

В зале слышен женский голос — стон, может быть рыдание.

Судья. Прошу соблюдать спокойствие! Спокойствие! Освободите зал.

Раздается пронзительный звонок. Занавес быстро опускается.

Тринадцатое ноября, 18 часов. Занавес плавно поднимается, открывая гостиную в доме Стивенсов. Посредине комнаты — стол, на котором стоит лампа, вокруг — стулья. В глубине слева — диван, торшер. Налево дверь в холл. В глубине открыта двухстворчатая дверь в столовую. Направо — газовый камин с искусственными поленьями. Слышны приближающиеся шаги, потом вспыхивает свет — кто-то при входе повернул выключатель. Дверь слева открывается, появляется Тэмпл в сопровождении своего мужа Гоуена и адвоката Гэвина Стивенса. Тэмпл — молодая женщина, лет двадцати пяти, элегантная, изящная; на ней расстегнутое меховое манто, в руках перчатка и сумочка. Видно, что она расстроена, но владеет собой. Тэмпл подходит к столу и останавливается. Гоуен года на три — на четыре старше жены. Таких, как он, немало развелось на Юге Соединенных Штатов Америки между двумя мировыми войнами; единственные сыновья богатых родителей, эти люди с детства пользовались всяческими благами, в студенческие годы жили с комфортом в меблированных квартирах и отелях больших городов, учились в лучших университетах Юга и Востока страны, состояли членами самых модных спортивных клубов. Затем обзавелись семьей, без особых хлопот занимали видные посты в деловом мире и прилично справлялись со своими обязанностями в сфере финансов, валютных и биржевых операций. Гоуен и Стивенс оба в пальто, шляпы держат в руках. Стивенс, войдя в комнату, останавливается, Гоуен бросает шляпу на диван и направляется к жене, которая стоит у стола, стягивая с левой руки перчатку.

Тэмпл (берет сигарету из коробки на столе. Видно, что она тщетно старается подавить в себе нервное возбуждение. Начинает говорить, подражая обвиняемой. Голос ее срывается от волнения). «Да, господи», «Виновна, господи», «Благодарю тебя, господи». Если это все, что подсудимая способна сказать, когда ее собираются повесить, то как же может учтивый судья противиться ее желанию?

Гоуен. Довольно, Тэмпл. Помолчи. Я сейчас принесу тебе выпить и разожгу камин. (Стивенсу.) Но, может быть, дядя Гэвин захочет наконец принести какую-нибудь пользу и разожжет камин, пока я буду играть роль метрдотеля.

Тэмпл (берет зажигалку). Да, да, принеси выпить. А я займусь камином сама. Дядя Гэвин, конечно, не намерен остаться. Думаю, что он желает только одного — произнести на прощанье краткую речь: «Я усердно защищал на суде убийцу вашей дочери, но не мог добиться оправдания женщины, удушившей мою маленькую внучатую племянницу... А теперь я вас покидаю. До следующего раза!» Не правда ли, дядя Гэвин? Будем считать, что вы нам это уже сказали. Можете теперь отправляться домой. (Она подходит к камину с зажигалкой в руке, становится на колени и поворачивает газовый кран.)