Тревога - Борис Георгиевич Самсонов

Тревога

ТРЕВОГА

ЗОВ ЗЕМЛИ

Как и предсказывали марьевские старики, июнь выдался тихим и справным, теплым и солнечным. Трава полезла из земли прозрачная, сочная, упругая, сожми в ладони — и выльются из нее изумрудные капли, таящие извечную мудрость сохранения и продолжения жизни на земле. Небо как-то на удивление быстро очистилось от мелких лохматых туч, перестали бесконечные дожди, и люди улыбались чаще обычного, добрее, великодушнее.

Сенокос, пожалуй, самая веселая и радостная пора в деревне. К нему готовятся, как к празднику. В то же время это нелегкая, но крепко сплачивающая всех работа. И председатель колхоза, и сельсоветчики, и бригадиры, и завхоз, и специалисты, и старики, и молодые — все берут косы и уходят в луга.

В эти дни редко кто пройдет мимо избы Никанора Еремеевича Степакова, старожила Марьевки, бывшего колхозного плотника, недавно ушедшего на пенсию, умельца искусного и старательного, одним словом, мастера на все руки. Еремеичем называли его в селе, вкладывая в это имя все доброе, заслуженное старым человеком, который никогда, кажется, не отвечал на чью-либо просьбу о помощи коротким отчуждающим «нет».

Во дворе Еремеича в землю вкопан чурбак. На метр в сторону — еще один, поменьше. В первом сделан выруб, куда вставлена доска, а ее другой конец прибит ко второму чурбаку. На нем укреплена наковаленка, на которой и отбивает Еремеич косы. Виртуозно, ловко, на совесть это делает. Если уж побывает коса в его руках, косит, как бритвой режет. Потому-то в сенокос от заказов Еремеичу не отбиться. Заслышав звонкое и распевное «тюк-тюк-тюк», марьевцы говорили: «Еремеич играет».

Он и в сенокосный день был среди людей. На вопрос Петра Ярова: «Что ж ты, Еремеич, здоровье не бережешь?» — показал на чемоданчик с инструментами и ответил: «Как же без меня-то? Вот прихватил напильники, молотки, оселки. Вдруг какая осечка». «Так-то оно так, — укоризненно сказал Петр, — только ты же в больнице должен быть». «Что ты, Петя, да свежий духмяный воздух мне лучше всяких лекарств».

В каждой крестьянской работе — свой талант. Но, может быть, нигде он так ярко не проявляется, как в покосную пору, потому что на косьбе все становятся в ряд, друг за дружкой, и сразу видно, кто на что способен. Вся деревня знает своих прославленных косцов и гордится ими. Здесь нужны не только физическая сила, но и сноровка, умение. Тут соревнование как на ладони, и упаси бог кому отстать — засмеют, шутками взгреют, да так, что у слабака по́том плечи и лоб покроются. Негоже отставать, а случись такое — найдутся добрые руки, помогут бедняге догнать других. Трудовое соперничество делом и помощью спорится да крепким плечом, натруженными руками.

В Марьевке издавна живет добрый обычай: к шести часам утра приносить косарям завтрак. Косцы радовались, увидев спускающихся с крутого берега к реке домочадцев, шли к реке, полоскали косы, вытирали их старательно травой и садились в полукружье завтракать.

К десяти часам утра солнце выпаривало росу, и на луга выходили женщины с граблями и вилами-двоешками. Цветастые платки рассыпались по взгорьям да косогорам, по свежей зелени, и один за другим, сажень за саженью, исчезали валки. Срезанная трава ложилась на стерню ровным тонким слоем. К вечеру ее сгребут в копны, если вдруг появятся тучки и где-то за горизонтом раз-другой прогрохочет гром. Если же небосвод чист, то траву в копны не собирают, а оставляют разбросанной до следующего дня.

Сильная жара стоит здесь в сенокосное время. Старица — с виду спокойная речка в живописных зеленых берегах — манит молодых косарей. Но первыми оказываются в реке — прямо в сарафанах и косынках — девчата. А если и остановится в нерешительности какая на яру, подкрадется к ней парень, схватит на руки — и раз оба в омут!

К вечеру показались на дороге с гармонью ряженые: старик с огромной бородой (жара, а на нем валенки, овчинный полушубок наизнанку), под руки он ведет сгорбленную старуху в лаптях. Гостей, хоть и незваных, уже поджидали. Гармонист растягивает меха, ряженые пускаются в пляс. В старичке узнают участкового инспектора милиции Ивана Ярова, а в старушке — почтальоншу Анфису. Круг все ширится, втягивая все больше и больше танцующих. Вот уже, запыхавшись, «старик» отошел в сторону, начала сдавать и «старушка», а гармонисту нет отпуска — играй да играй. Пляски сменялись танцами, песнями, частушками. Долго потом помнились эти летние вечера.

На лугу, ровном и широком, где раньше выстраивались один за другим пятьдесят-шестьдесят косарей, теперь стрекотали сенокосилки. Вручную выкашивали лишь места, где техника бессильна: крутые берега, овраги, обочины дорог, словом, всякие неудобья. Их было много, и косарей — тоже.

Люди постарше собрались возле Петра Ивановича, когда молодой председатель исполкома сельсовета после разудалой пляски рухнул на копешку. Слушать его любили. А рассказывать он умел, говорил с юморком, весело, увлекательно.

— Помните, — начал рассказчик, — был у нас Федя-лежебока, сторожил наш магазин. Спит, а деньги ему идут. Любил он выпить, да чтобы не за свей деньги, а то от жены попадет. Вот спит он как-то на работе, значит, сны хорошие видит, и вдруг его кто-то тормошит. Проснулся Федя, глаза протирает. А в будке его темно, ни зги не видно. Но понял: стоит перед ним парень какой-то. «Гражданин, — говорит, — не смогли бы вы достать выпить чего-нибудь?» Поломался Федя для порядку, но все-таки согласился. Взял деньги — и стрелой… Куда бы вы думали?.. К конюху Ефиму Скорнякову. Мужик вроде скромный был, тихий, непьющий. Но Федя-то знал, чем жил Ефим. Каждую субботу он приходил в магазин и покупал хлеб, сахар, макароны. И обязательно — бутылку водки. Что ж, думали люди, в выходной день и трезвеннику побаловаться стопкой-другой не грех. Но нет. Хитрый был Ефим. Звал к себе в дом кого-нибудь. Пожалуйте, мол, на угощенье по случаю отдыха.

И всегда одной бутылкой обходился Ефим. Вот и пошла о нем слава — компанейский, добрый, пьет в меру, угостить любит. Умел человек напустить туману. На самом-то деле Ефимка гнал самогонку. Узнавали об этом его гости и по цепочке передавали: у Ефима можно достать выпить хоть днем, хоть посреди ночи. Ну, и Федя-лежебока был осведомлен об этом, конечно.

Так вот. Принес он бутылку ночному гостю. Тот и пригласил Федю пображничать. Сколько он выпил — не помнит. Только проснулся под утро, головой мучается. А тут еще тулуп из сторожки